"Николай Михайлович Почивалин. Темные августовские ночи (рассказ)" - читать интересную книгу автора

почесать любят. И толку от их разговоров, как и от бабьих, - одинаково:
никакого. Только гонору побольше. Так что - пускай бы и выпили, лишь бы
место и время знали. А то ведь прохлаждаются, а жены с ребятишками ужинать
ждут. И пьют многие нехорошо: под "утирку", под тот же черствый пряник, а
если кто огурец прихватить догадался, так под него уж и бутылки на двоих
мало! Нет, что там ни толкуй - прежде аккуратнее пили. Иван, бывало, вернется
в субботу из бани - сама чекушку на стол выставляла. Капусты там соленой, еще
чего, что от обеда осталось, самовар шумит - как заведено. Когда, случалось,
и Дарья Яковлевна рюмочку пригубит, а после ужина-то, глядишь, в четвертинке
еще и останется. Неужто, доживи он, тоже бы так наловчился?..
Дарья Яковлевна проходит вдоль стола, зорко вглядываясь и все примечая:
похоже, заканчивают. Знакомых не видать, а незнакомому не укажешь. Это
раньше, когда тут глухомань была, каждого в лицо знала, каждый тебя знал.
А после войны, как прошла автотрасса, народу в городе прибавилось.
В окнах напротив - у врачихи со "Скорой помощи" и у кузнеца Потемкина -
гаснет дрожащий серебристый свет телевизоров, - должно быть, одиннадцать уже.
По дощатому тротуару стучит каблучками учителева дочка, - скорей всего, с
последнего сеанса, из кино... Меняется жизнь, и зря старики, а когда под
настроение и она, Дарья Яковлевна,
бурчат, что, дескать, прежде все лучше было. Вранье!.. На каждом углу
колонок понаставили, воды теперь - хоть залейся. Забыли уже, как прежде
руки рвали, пока из колодца ведро выкачаешь. Тут вот, на Садовой,
деревянный, из досок, тротуарчик уложили, а по центральным улицам -
бетонные плиты. Идешь вечером - навстречу тебе краля на шпилечках, юбка
колоколом, ну скажи - с картинки прямо! И кто думаешь? Девчонка с того же
кирпичного. Вот тебе и прежде! Прежде, бывало, справят что, так уж до
износу, в гроб в том же положат. По совести-то, прежде одно только лучше и
было: своя молодость. Так никто в этом не виноват, что из любого молодого
со временем старая песочница образуется. Эх-хе-хе!..
Гулены наконец расходятся. Все к трассе, к центру держат, и только один
направляется в противоположную сторону, к речке. Поравнявшись с Дарьей
Яковлевной, он останавливается и, покачиваясь, добродушно спрашивает:
- Ты чего, тетка, как домовой, тут сидишь?
- Надо, вот и сижу.
- И не боишься?
- Я, парень, ничего уже не боюсь, - с горчинкой говорит Дарья
Яковлевна. - Отбоялась!
- Чегой-то так?
- Проживешь с мое - узнаешь.
- А если вдарит кто? - все так же миролюбиво и настырно допытывается
парень.
- Ты, что ли? - усмехается Дарья Яковлевна. - Тебя сейчас самого
вдарят, если жена дома ждет.
- Ой, вдарят, твоя правда, тетка! - довольно хохочет парень. - Пойду.
- Иди, иди, давно пора.
Выждав, Дарья Яковлевна поднимается и идет вслед за парнем. Не свалился
бы: мосток через речку узкий.
Пьяному, говорят, море по колено, но утопнуть он и в луже может... Нет,
этот не сорвется: шел - покачивался, а через мосток как по струнке
перебежал и за перила не подержался. Домой, поди, и вовсе мелким бесом