"Николай Михайлович Почивалин. Офицерский вальс (рассказ)" - читать интересную книгу автора

с указанием передать учительнице Ане. Она не ответила. Писал много времени
спустя, перед самым концом войны, из тылового госпиталя, лежа с
подвешенным к ступне грузом, с помощью которого пытались вытянуть до нормы
его укороченную ногу. Он, наконец, сияя орденами, с легкой кленовой палкой
и чуточку стесняясь своей несильной хромоты, заезжал в ее городок - Ани не
было. Ему удалось узнать только то, что немцы еще раз, на пять дней,
занимали этот тихий районный городок на Белгородщине...
Как же так - медленно идя по улице, пораженно размышлял Тимофей
Васильевич. Выходит, что по-настоящему он был счастлив только тогда, в
войну, когда кругом было горе? Разве может быть человек счастливым, если
на его земле беда? Что-то тут не сходилось, но это было так...
Потом была обыкновенная жизнь, в которой никогда уже чужие рокочущие
танки не казались ему спичечными коробками, а собственные руки - крыльями,
готовыми унести его куда угодно и даже дальше. Не было больше в этой жизни
и вальсов - свой офицерский вальс он станцевал единственный раз. Когда и
куда все это унеслось? - недоуменно продолжал размышлять Тимофей
Васильевич. Когда из лихого подтянутого комбата превратился он в вечного
прораба? Который по утрам недовольно смотрит на него из зеркала, украдкой
растирая набрякшие мешки под глазами, с сизыми, под самый корень
просоленными висками, что день за днем выколачивает цемент и кирпич, а
перед сдачей объекта привычно скидывается по "рыжему"? И откуда взялась
эта медсестра городской б:;льницы, нарожавшая ему детишек, очень
убедительно объясняющая, как алкоголь действует на печень, и встречающая
его по вечерам бдительно-настороженным взглядом?.. А ведь могло все быть
иначе, могло!
Если б не сразу понадобилось зарабатывать кусок хлеба, чуть
подсократиться, - деньги, полученные при демобилизации, пронеслись как
циклон, - мог бы поступить в институт, был бы инженером, и, наверно,
неплохим, и не он, а кто-то другой висел бы на телефоне, как ошпаренный
носился бы по шатким настилам с этажа на этаж очередного, не знай уж
какого по счету, дома. Если их все, что с ребятами поставил, собрать в
одно - полгорода не полгорода, а добрая улица получится, проспект даже!..
Работенка такая, что под сердитую руку и врагу такой не пожелаешь. Правда,
есть в этом растреклятом строительстве и такое, чего, может, нигде
больше-то и не отыщешь. И прежде всего, конечно, рабочая спайка, кому
чужому, может, и не заметная, грубоватая, - и с мастерком и с матерком,
как у них говорят, но когда притираешься друг к дружке, как два кирпича в
хорошей кладке, тогда и худое и доброе с полуслова понимаешь. Потому что
кроме нервотрепки, кроме криков по телефону, когда, бывает, и голос
сорвешь, сипишь, кроме раздолбаев на планерках, кроме всего этого,
неизбежного, есть у строителя и тихие минуты радости и гордости, о каких
вслух, может, и не говорят, но ради которых стоит весь год собачиться. Это
когда - как сегодня - твой объект готов к сдаче. Завтра придет приемочная
комиссия, завтра будет еще шум и препирательства, будешь отбрехиваться от
справедливых и несправедливых придирок, но все это завтра. А сегодня,
накануне, снимая с проволочного кольца новенькие, еще без зазубрин ключи,
обходишь квартиру за квартирой, вдыхаешь острый застойный запах краски,
открываешь над раковиной кран, глядя, как из него бьет упругая голубоватая
струя, и представляешь, как тут будут жить люди. Ворковать молодожены,
обряжая свое первое гнездо, хлопотать у молочно-белых газовых плит