"Наль Подольский. Кошачья история" - читать интересную книгу автора

продавленная кушетка и в углу кипы старых газет. Завершилась
экскурсия в кухне осмотром водопровода и умыванием, чтобы идти
в ресторан обедать. Настурция Вронского успела завять, он вынул
ее из петлицы и аккуратно опустил в мусорное ведро.

В ресторане, на втором этаже безобразного бетонного куба,
каким-то троительным чудом оказалось прохладно. Понятно, что
Вронского тут знали все, от директора до швейцара. Его энергия
была неистощимой: не успели мы заказать обед, как он потащил
меня в бар, знакомиться с барменшей. Она показалась мне очень
красивой, длинная черная коса и провинциально-добродетельный
вид плохо вязались с ее званием. Вокруг нее громоздились
бутылки, она же читала книжку, вертя в руке штопор, которым
довольно лихо при нас перелистнула страницу.
- Елена, познакомьтесь пожалуйста, - Вронский осыпал ее
целым ворохом галантных улыбок, но ответная улыбка при этом
была достаточно сдержанной, так что она, надо думать, знала
цену своим улыбкам, - это Константин, профессор из Ленинграда!
- Лена, - назвалась она, соблюдая собственный ритуал
знакомства, и протянула мне руку через высокую стойку.
- Очень приятно, - сказал я, - только я не профессор.
- У себя он называется научным сотрудником, - пояснил
Вронский, - но для простых людей, вроде нас с вами, это одно и
то же. Он изучает море и знает все, что о нем можно знать.
Она посмотрела на меня чуть внимательнее, в ее взгляде мне
почудилась настороженность:
- Какая у вас... неспокойная профессия.
- Юлий Николаич! - донесся из зала низкий голос
официантки. - Идите, а то остынет!
Болтая о всякой всячине, мы успели приняться уже за вторую
бутылку рислинга, когда Юлий оставил вдруг свой фужер. На лице
его изобразилось радушие, и правая рука, приготовленная к
рукопожатию с кем-то, мне не видимым, поднялась к плечу, и
внезапно он стал похож на разбитного телевизионного
комментатора:
- Рад приветствовать хранителя города!
За моей спиной приближались тяжелые шаги, и голос, тоже
тяжелый и чуть хрипловатый, ответил:
- Здравствуй, Юлий.
Шаги подошли вплотную, и теперь их источник был в поле
моего зрения. Он сел рядом с Вронским, напротив меня, и судя по
тому, с какой тщательностью обходил стол, был уже порядком
пьян. На нем был темносерый пиджак и белая накрахмаленная
рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Глаза,
серовато-голубые, безразлично смотрели в разные стороны;
подбородок, граненый и резко очерченный, жил самостоятельной
жизнью, он шевелился все время, иногда на секунду задерживаясь,
не то осматривая, не то ощупывая что-нибудь. Казалось, его
глаза с подбородком составляют особый рассматривающий механизм,
он сейчас неналажен и пьян, но в другое время, наверное,