"Роман Подольный. Восьмая горизонталь (Сб. "Фантастика-71")" - читать интересную книгу автора

сидела заведующая отделом писем. Она привычно легко краснела, опускала
глаза и чуть заметно качала головой. Прошло два месяца. Заведующая
подвигала ко мне и стопки и груды писем и рукописей, но среди них не было
конверта с обратным адресом члена-корреспондента АН СССР Лукьянова.
А когда письмо наконец пришло, на конверте был обратный адрес
института, где работал член-корреспондент - адрес института, а не
домашний, на самом же листе не было даже подписи члена-корреспондента.
Какой-то кандидат физико-математических наук извещал редакцию журнала, что
его неприятно удивило поступление на визу рукописи под претенциозным
названием "Золото Ньютона". Неужели редакция нуждается в рецензенте, чтобы
узнать, что алхимия - лженаука? И тем более странно, что таким рецензентом
редакция избрала столь уважаемого, авторитетного и, простите, занятого
человека, как член-корреспондент Лукьянов Н.П. По его поручению и составил
данный ответ младший научный сотрудник Адацкий.
Я сам положил это письмо на стол к главному редактору и стал ждать его
реакции.
А главный редактор был все-таки куда тоньше, чем я думал. Я-то ожидал
многократного повторения фразы "что я вам говорил". Но он, видимо, понял,
как близко я принял к сердцу "Золото Ньютона". Главный пробежал глазами
этот десяток строчек, вскинул брови при виде подписи, задумался на секунду
и сказал:
- А! Пошлите еще к кому-нибудь, не стесняйтесь. Рецензию мы оплатим. А
теперь о деле: историк Панин сумел выдвинуть новую гипотезу о
происхождении русского рубля. Тоже золото, Рюрик Андреевич.
- Да нет, серебро, Александр Васильевич. Русский рубль был серебряным.
- Ну вот видите, все по пословице: слово - серебро, молчание - золото.
- Тогда уж так: слово о серебре, молчание о золоте.
- Опять-таки неплохо, - отозвался он.
Мы посидели молча. Потом я встал и вышел. Сначала из кабинета Главного,
потом из редакции. На улице стоял тот самый типичный апрельский день, с
каким классики до смерти любили сравнивать женское сердце, мужскую
верность и настроение любых людей, без различия пола.
По небу тянулись тучи, оставлявшие, однако, достаточно места и для
солнца, и для солидных проталин голубого неба. Лужи на асфальте обращались
с солнцем по-хозяйски, но были слишком мелкими, чтоб спрятать его. Я шел
по этим лужам, и за моими ботинками тянулся низкий шлейф брызг (я знал это
и не оглядываясь).
Что-то я стал слишком близко принимать к сердцу обычные рабочие
неприятности журналистов.
Итак, что можно и нужно было сделать с золотом Ньютона? Ну, конечно,
послать еще нескольким рецензентам. Лучше, разумеется, не послать, а
отвезти, чтобы можно было как-то обговорить формулировки. Чтобы кто-нибудь
из них единым росчерком пера не забросил это золото на дно самого
глубокого колодца в мире.
Можно еще организовать обсуждение репортажа. Прийти с ним к физикам или
историкам... Нет, не "или", а "и", обязательно к тем и другим. Или -
собрать тех и других вместе в редакции. Очередной круглый стол, которые
так любит Главный. Но _этого_ круглого стола в редакции он не допустит. А
если и допустит, то в печать не пропустит. В лучшем, самом лучшем случае
пойдет сам репортаж с коротким комментарием. Значит, десяток страниц на