"Иван Григорьевич Подсвиров. Чинара " - читать интересную книгу автора

раскаянии, в приливе нежности к матери, оставив у порога чемодан, Арина
кинулась в сад, горячо и ласково обняла ее.
- Старушечка моя... мам! Как вы тут без меня? Целых пятнадцать лет.
Мать вздрогнула и обернулась, из рук у нее выпали наземь грабли. Арина
прижалась к ее лицу щекою и плакала, не стесняясь слез. Плакала навзрыд:
- Я-то мыкаюсь, развлекаюсь... А вы все одни!
- Чего ты? - как бы опомнившись, заговорила мать.- Не плачь. Радоваться
надо, что встретились... что живы, землю топчем.
- А я смотрю, вы - грабельками по листьям. Так сердце и зашлось.
- У меня грабли легкие.
Мало-помалу успокоились они, вошли в хату. Аринину мать в хуторе звали
по-простому - Климихой. Это слово, заменившее ее имя и отчество, как-то
удивительно ладилось со всем ее обликом, с рыхлым и полным телом, некогда
упругим, как у дочери, с расплывшимся широким лицом в частых и глубоких
морщинах.
В хате было сумрачно. Живой свет едва пробивался сквозь маленькое
скособоченное окошко и не мог рассеять тьмы, как бы навсегда осевшей тут.
В углу, напротив двери, чисто белела кружевным покрывалом кровать Арины.
Все пятнадцать лет она сиротски пустовала, а Климиха в ожидании дочери
спала на печи, подстилая под бока еще в девичестве сотканные дерюги, под
голову - подушку из гусиных перьев. Арина села на кровать - жестко и
незнакомо скрипнули пружины. На стене, выше окна, тусклым глянцем блестели
фотокарточки в деревянных рамках, окрашенных под бронзу. За долгое ее
отсутствие в хате мало что переменилось, только появилась под горбатым
потолком электрическая лампочка на белом шнуре.
- Горит? - Арина кивнула на лампочку.
- Светится, - сказала мать. - Раньше лучше было, теперь беда: счетчик
повесили. Ему-то что? Зудит себе да кружится, а мне все плати.
- Мам, это ж копейки!.. Чудные вы.
- А мне и копейку негде взять. Была б я трактористкой. Вот как
Машутка...
- Машутка - трактористка?
- А ты думала! Как сядет за руль, почище мужика пылит. Даром что
необразованная...
Арина в минутном раздумье позвенела монистами на груди, затем порывисто
встала, дотянулась рукой до выключателя и щелкнула им. Резкий
желтовато-белый свет плеснулся в глаза, вытеснив сумрак.
- Пусть горит! И у нас есть чем заплатить.
- Дай-то бог, если есть, - сказала Климиха. И осторожно, с тайною
тревогой в голосе, с ожиданием радости для своего истосковавшегося в
одиночестве материнского сердца осведомилась: - Ты-то надолго заявилась?
Тот анчихрист не прилетит за тобой?
- Мы с ним уже три года как разошлись, - равнодушным тоном, словно о
чем-то постороннем и неважном для нее, ответила Арина, разглядывая себя,
давнюю и молодую, на поблекших фотографиях и тихо улыбаясь им. - Он, мам,
за длинным рублем погнался... Рыбачил на корабле, ну и сошелся там с
буфетчицей. Я узнала, за чемодан - и деру от него...
- Ты мне писала, - вздохнула мать.
- Я, мам, гордая. Измены не потерплю.
Арина сняла со стены цветную фотографию, сдула с нее пыль. Стояла она у