"Иван Григорьевич Подсвиров. Погоня за дождем (Повесть-дневник) " - читать интересную книгу автора

давно подозрение на Гунька, да не пойманный не вор. Вот казачок и надумал
удостовериться Велел напарникам окропить воровок известкой, а сам тем
часом - шмыг через бугор и заявляется с молодцами в балку. К Гуньку.
"Здорово, Феофилактыч! Доброй тебе погодки!" - "Здорово, коли не шутишь",
- это ему Гунько. Сам здоровкается, а глаза у него блудять, так и снують
под фуражкой. Сразу, разбойник, учуял горелое Те не дураки - нырь к уликам
и ну шастать, просматривать, какие пчелы вертаются со взятком, и что ж? -
оглядел нас всех поочередно Матвеич. - Вертались крапленые!
Поймали они шалуна за мотню и всыпали ему горяченьких. Еле отдыхался
Феофилактыч: ногами били. С той поры он шелковым стал, уже не подливал
водки.
- Водки не подливал, а свое не бросил, - вклеился Гордеич. - Напарник
на часок отлучится, он и тут норовит напакостить. В чужом гнезде рамки с
печатным расплодом от пчелишек отряхнет, возьмет себе, а соседу - сушь.
Опять туши свет и играй ему темную. А то раз шо удумал Гунько, слыхали? До
нитки обобрал компаньонов!
Лучших маток белым днем выкрал.
- Еще он ночью, как все уснут, сдвигал помаленьку улья, - не утерпел
тесть и тоже начал рассказывать о легендарном Гуньке. - Сдвигает и
сдвигает. На пять, на десять сантиметров. А тем, лопухам, и невдомек.
- Гул над своей пасекой уплотнял, - догадался Матвеич.
- Ну да. Близко стоят улья - гул кучнее. Он-то и привлекает молодую
пчелу. Весь молоднячок осел на Гуньковых рамках. Осел, а напарникам хоть
бы что. Ни гугу. Гунько ходит себе, посмехается. Под конец ротозеи
кинулись, глядь: ни меду, ни пчел! Пустые рамки. Но попробуй пожалься,
докажи. Предъяви ему иск.
- Куда там, докажешь! - вздохнул Матвеич. - Хитрый... Узнали люди про
его проделки - и никто с ним не якшается. Очутился Гунько один. Но и тут
Феофилактыч не растерялся. Жинку себе в подручные взял. Еще лучше наладил
дело. Журнал выписал, книжками обзавелся. Понаучному медок загребаеть.
- Жох! - Гордеич зевнул и посмотрел на небо. - Ну, братцы-кролики,
наговорились. Месяц вон куда вылез. На самый верх.
Стояла теплая ночь. В лесу было тихо: кукушка давно смолкла,
пригорюнилась, и соловьи понемногу остыли, притаились в кустах. Ясной
просекой я прошелся до самой степи, взволнованный таинством ночи, чистым
сиянием звезд на беспредельно открывшемся небосклоне и памятью о моих
блужданиях в темном лесу, где внезапно остановил меня юный голос и я
увидел девушку... дочь Гунька. Странно, но эта мимолетная встреча с нею
осталась и продолжала пребывать в душе, не тускнея звучал во мне голос,
исполненный трогательного порыва. Я помнил ее взгляд издалека и даже то,
как она, обидевшись на отца, по-своему выразила ему протест - не села, а
именно впрыгнула в машину. Нет, долго Гунько не удержит ее в послушницах,
она еще заявит о себе. Увидеть бы ее опять. Неужели и вправду она бродит
одна по буграм?
Какие цветы ей по нраву - белые ромашки, колокольчики... дикий красный
мак?


20 мая