"Иван Григорьевич Подсвиров. Погоня за дождем (Повесть-дневник) " - читать интересную книгу автора

распахивались и закрывались двери почты, ржаво поскрипывая петлями, аза
штакетною оградой врассыпную пестрели красные, белые и ярко-алые, с
дымчатой чернью, розы; дальше виднелась контора совхоза, с фанерными
щитами и доскою показателей у входа. Поселок был окружен лесом,
виноградниками и садами. С минуту я стоял у автобусной остановки,
прикидывая, куда мне направиться, затем наугад пошел плохо наезженной в
пыльной траве дорогой, которая вела в лес.
Сумерки между тем синели, сгущались, последние отблески заката гасли на
листьях. Небо в вышине темнело и затягивалось тучами, дорога едва серела
среди кустов.
Слева от меня был сад, справа - лес, густой, как-то мгновенно
помрачневший. Побеленные стволы яблонь выступали из сумрака и служили мне
ориентиром; иногда я сбивался, терял под ногами колею и забредал в траву.
Так я шел с час или два, неся рюкзак за плечами и мольберт под мышкой,
пока исподволь не вкралось сомнение: туда ли я иду? Может, надо свернуть и
углубиться в лес? Не прошел ли я мимо? Я стал озираться вокруг,
прислушиваться к лесным шорохам. Тьма. Поднялся ветер, прошелестел,
глубоким вздохом прошелся по верхушкам. В лицо повеяло свежестью,
сорвалась и упала мне на щеку капля дождя, следом другие капли вразброд
застучали по листьям. Смелее заколобродил, загудел ветер и разогнал
набежавшую было дождевую тучу. Звезды пробились сквозь мрак и послали на
землю мерцающий, безучастно-отдаленный свет.
Идти дальше или повернуть назад? Мне стало не по себе от вершинного
гула ветра, треска сучьев и этой неизвестности. Я не раз замечал, что в
незнакомых местах ночью, в кромешной тьме, помимо воли подступают ко мне
первобытные страхи. Незаметно, будто крадучись, подступают и начинают
бередить, волновать воображение. Порыв ветра вдруг обернется вздохом
затаившегося лешего, свист ночной птицы - зовом какого-то голоса. Стоишь и
не смеешь шевельнуться под действием чего-то необъяснимого, жуткого и
вместе с тем отчаянно влекущего к себе. Не сказываются ли в нас инстинкты
предков?
Я всегда боюсь заблудиться. Хуже нет блуждать наугад в потемках,
протягивать руки и вслепую тыкаться туда и сюда в надежде на счастливый
случай, на простое везенье... Мысленно я ругал тестя, не догадавшегося
сообщить в письме точного расположения пасеки, и уже подумывал пуститься в
обратный путь и заночевать в Лесной Даче, как вдруг пролился и засиял
впереди огонек. Я обрадовался ему, точно живому доброму существу, и скоро
набрел на пасеку.
Навстречу мне выбежала рыжая собака, напустилась и злобно залаяла, на
нее прикрикнули, она отошла с недовольным рычанием и легла под кустом, не
спуская с меня пронзительных, настороженно-злых глаз.
- Федорович здесь? - крикнул я обернувшимся ко мне людям - женщине и
двум мужчинам. Они сидели за походным столом. Над ними висела
электрическая лампочка, спущенная на шнуре с ветки белой акации.
Шнур тянулся от "Жигулей" охристого цвета, которые стояли между двумя
будками; третья будка горбилась поодаль, у кустов; возле нее с распахнутой
дверцей "Волга".
- Тут он, - сказала женщина. - Подхбдьте к нам.
Чип! - замахнулась она кулаком на все еще рычавшую собаку. - Подхбдьте,
она не укусит.