"Иван Григорьевич Подсвиров. Погоня за дождем (Повесть-дневник) " - читать интересную книгу автора

поворотов и замысловатых петель.
В конце концов я отчаялся и перестал вникать в объяснения, лишь для
приличия кивал Филиппу Федоровичу, во всем положившись на собственную
интуицию.
- Ну, подмазывай пятки и жми, - встряхнул мне руку Филипп Федорович. -
Привет отцу.
Тучи мало-помалу расходились, на небе горстьми зажигались звезды, но
они были бессильны разогнать мрак.
С чувством неприкаянности двинулся я назад, выбрался из полосы
рассеянного света в плотно обступившую меня черноту и тут услышал за
спиною молодой, стыдливосострадальческий голос:
- Папа, подвезем его к поселку!
Я обернулся: у "Волги" стояла белокурая девушка, по виду - недавняя
десятиклассница. Очевидно, до этого я не приметил ее потому, что она была
в машине.
Из-за темного угла будки выдвинулся на свет худой старик, по-птичьи
сощурился, повел сгорбленным носом:
- Нам самим бензина не хватит.
Девушка глянула на меня, гибко изогнулась и, впрыгнув на сиденье,
крепко треснула дверцей.
- Тонька, замок сломаешь! - проворчал и тут же скрылся в тени старик.
Тогда женщина с ласковой предупредительностью подступила к Филиппу
Федоровичу:
- Филя, блукать он будет. Заблудится человек. Довези его, а то
Федорович рассерчает.
После длительной паузы, означавшей душевные колебания Филиппа
Федоровича, настиг меня его окрик:
- Эй, гостек! Погоди. До утра будешь чапать, обувку собьешь.
"Жигули" у Филиппа Федоровича новые, с радиоприемником и холодильником.
Мчались они птицей, едва касаясь земли и отвечая на каждое его желание! До
чего послушная, чуткая машина! Филипп Федорович вел ее смело, играючи и
почти не сбавлял газа на выемках.
Руки у него волосатые, цепкие. Как у всякого заядлого пасечника, кожа
на них темно-восковая до глянца - от частых ужаливаний. Лицо тоже
восковое, с бронзовыми пятнами на тугих щеках и с гладким блестящим лбом.
Крутя баранку, он свободно перебирал толстыми пальцами, словно играл на
диковинном инструменте, и светлел, упоенный его музыкой. При этом он
разводил локти и слегка подскакивал на сиденье, как бы тихонько
приплясывая в такт звенящей в его душе музыки.
Филипп Федорович сощурил глаза и внимательно посмотрел на меня:
- В этом году я собирался кочевать с твоим тестем.
Да сорвалось. Он раньше пообещал Гордеичу. Может, на другой сезон
вместе состыкуемся. Американцы с нами стыкуются, а мы что, хуже? Федорович
заводной, мне он нравится. - Помолчал, глядя на дорогу, и пожаловался: -
Не повезло мне с лысым охламоном. Пьянь! Налижется, как зюзя, и ходит.
Пчелы дурака зажалят. Они, вишь ты, свирепеют от резких запахов.
Берегись!.. Вот другой компаньон, мой кум, - умница. Ни росинки в рот.
Кум сейчас дома.
- А кто этот старик?
- Гунько? Тоже пасечник. Приехал к нам по хитрому дельцу. Хочет