"Михаил Петрович Погодин. Васильев вечер" - читать интересную книгу автора

иные принимали к добру, другие к худу, одни плакали, а другие смеялись. - А
как наконец начались поздравления, утешения, шутки, насмешки! Словом:
шумному веселью не было бы конца, если бы старики, успевшие раза по два
напиться и проспаться, не стали вызывать игруш домой: на общем совете у них
положено было разъехаться теперь же, несмотря на позднюю пору, для того,
чтоб удобнее было на третий день собраться к одной дальней имениннице.
Девушкам было очень досадно оставить такое раздолье, но их утешили надеждой
вскоре возобновить прерываемую забаву; и они, перецеловавшись с молодою
хозяйкою, поблагодарив ее за ласковое угощение, уговорясь о наступающем
празднике, одни за другими разъехались с своими родителями, уложенные и
укутанные. Старик взялся сам проводить одну свою приятельницу, трусливую
вдову с двумя дочерями, жившую верстах в двадцати от его усадьбы.
Дочь осталась дома одна. Гаданья в этот вечер возвестили ей печаль
наравне с радостию и взаимно себе противоречили: на стене, например, в тени
от оловянных вылитков она увидела две церкви, а между ними глубокую впадину
с колючим ежом, знаком потаенного врага. На морозе с одной сторон кто-то
погладил ее пушистым хвостом, а с другой оцарапал голиком, и песня ей
спелася очень странная:

Сиди, ящер, в ореховом кусте;
Щипли, ящер, спелые орехи;
Грызи, ящер, ореховы ядра;
Лови девку за русую косу,
Лови красну за алую ленту.

Она была в большом сомнении и, чтоб выйти из него, наслышанная много о
сбыточных гаданьях в таинственный Васильев вечер, решается на последнее,
самое действительное. Одна в своей комнате, в самую полночь, когда улеглись
все домашние, и только двое слуг в передней, дремля, дожидались барина, она
садится перед зеркалом между двумя свечами и наводит другое так, что оно
отразилось в первом двенадцать раз и представило даль бесконечную.
Туда, на самую крайнюю точку, до которой едва досягал напряженный взор,
устремила она все свое внимание и с трепетом ожидала, что там ей
представится: венец или заступ, счастье или несчастье. Долго, долго смотрит
она, ни об чем не думая, и воображение наконец берет верх над прочими
способностями; она совершенно забывается, не знает уже, где она, что делает
и чего желает, а между тем все смотрит, смотрит, смотрит...
Вдруг на далеком, далеком краю что-то чернеется... шевелится... ближе и
ближе, больше и больше... неясные черты собираются в человеческий образ...
призрак идет и растет, идет и растет... уж можно различить и черты: черные
глаза, как горячие уголья, навислые брови, как сосновые ветви, рот с дупло,
голова с пивной котел, волосы всклокоченные овином... а все еще он толстеет
и длиннеет... уж это исполин во всю комнату... уж близко ее... и ударил по
руке железной лапой... Ах!
Страх возвращает девушке память. Она перекрестилась и видит перед собою
высокого толстого мужика в нагольном полушубке с топором в одной руке и
потаенным фонарем в другой.
- Ключи от денег! - спрашивает он ее охриплым голосом.
- Не знаю, - отвечает девушка.
- Врешь! Сказывай! Убью! - и замахнулся топором над нею.