"Михаил Петрович Погодин. Как аукнется, так и откликнется" - читать интересную книгу автора

Михаил Петрович Погодин


Как аукнется, так и откликнется

М.: Сов. Россия, 1984



Софья, молодая девушка, играющая главную роль в моем повествовании,
дочь некогда богатых, после промотавшихся, благородных по рождению, но
простых по уму родителей, была прекрасна собою. - И теперь еще, когда прошло
лет двадцать после ее подвигов на сцене большого света, многие пожилые люди
в Москве не могут вспомнить о прелестной без содрогания. - Как мила она
была, говорят они, в легком кисейном платьице, которое, чуть-чуть на плеча
накинутое, всякую минуту, кажется, готово было спуститься... и взор
нетерпеливый дожидался уже чуда, - в этой дымчатой косыночке, едва
касавшейся до шеи! С какою ловкостию волшебница ее откидывала, закидывала,
поправляла!.. А эти русые волосы, в густых локонах на плеча упадавшие, эти
голубые глаза, которые сверкали прямо в сердце, эти ножки быстролетные! -
Или - другое явление - с каким искусством во время милой болезни ни то ни
се, прославленной Дмитриевым [1], надевала она на голову простенький
батистовый чепчик с узенькой кружевной оборкой! Надобно было любоваться, как
он подвязывался под купидоновою ямочкою на подбородке! Надобно было
любоваться на этот бантик в две петли из ленты голубой или розовой, на эту
канифасную кофточку! Посмотрели б вы также ее на бале. Какая пышность! какой
вкус! Как ловко умела она входить, выходить, кланяться на все стороны,
оборачиваться, даже отворачиваться! Она вся говорила, и на ней все
говорило... Как игрива была ее физиогномия! Всякую минуту, кажется, она
переменялась, но всегда была одна и та же, всегда мила и прелестна. Поутру,
после умыванья, румянец играл пятнами на нежных ее щечках; после обеда
глазки ее покрывались какою-то масляною влагою, к вечеру все лицо
разгоралось... Что же производили в чертах ее внутренние ощущения? На каждое
чувство у ней было по лицу.
Софья была умна, то есть имела этот светский ум, живой и быстрый, с
которым все говорится кстати, ничего лишнего: ее заслушивались в обществе,
когда она начинала сыпать своими остротами и шутками. Другой славы она не
искала, хотя, вероятно, и могла б получить ее: она думала только тогда,
когда говорила, и все внимание ее было устремлено на мнение большого света.
Во всем, что касалось до приличий, сметливость ее обнаруживалась
блистательным образом: в самом запутанном деле тотчас находила концы и
узнавала место, на котором ей стать должно было, когда сказать, когда
смолчать и улыбнуться, - знала, с кем надо говорить о богомолье, с кем о
вчерашнем бале, с кем посмеяться над соседкою, пред кем разыграть
смиренницу.
Софья была добра, но больше по инстинкту, нежели с намерением; она не
понимала еще теоретического удовольствия в добре, может быть, потому, что
суетная об этом не размышляла. Чувствования все скользили по ее сердцу;
иногда можно было подумать, что у ней не было его. Никто из живших с нею
вместе не мог сказать решительно, что знает ее мысли о себе. Ныне покажется,