"Михаил Петрович Погодин. Нищий" - читать интересную книгу автора

пришлось тебе измыкать на своем веку?
- Век прожить - не поле перейти, - отвечал он, вздохнул как бы невольно
и кулаком утер слезы, навернувшиеся у него на глазах.
Мне не хотелось беспокоить его на первый раз своими вопросами и
возбудить в нем недоверчивость. Я подал ему обыкновенную милостыню и пошел
мыкать свое малое горе.
Между тем старик возбудил во мне желание познакомиться с ним покороче.
Всякий раз, проходя мимо его, начал я с ним кланяться, подавал ему
что-нибудь, сопровождая свое подаяние ласковым видом, ласковым словом... и
заметил, наконец, что он чувствует ко мне благорасположение. О святое
участие! Какой целебный бальзам проливаешь ты на страждущую грудь
несчастливца!
Таким образом по прошествии некоторого времени я осмелился спросить у
него о подробностях его жизни.
- Ах, барин, - отвечал он, - я запечатал было свое горе, зачем
заставляешь ты меня вскрыть его опять? Но ты добрый человек; у меня всегда
бывает теплее на сердце, когда посмотрю на тебя... изволь, я расскажу
тебе...
- Пойдем же ко мне теперь, друг мой. Я живу отсюда недалеко. Мы
поужинаем вместе чем бог послал, и после ты расскажешь мне свои похождения.
Старик согласился. Мы отправились, и вот что я услышал от него после
ужина.
- Я родился в крестьянстве, в Орловской губернии, за Мценском. Отец мой
был зажиточен: хлеба у нас стояли всегда скирды непочатые, закромы полны,
покосов, скотины, одежи, всего вдоволь. Семья у нас была большая, но мы жили
согласно, и нам во всем спорилось. Батюшка любил меня: я был у него как
порох в глазе. Когда подрос я, меня отдали к сельскому дьячку на выучку.
Грамота мне далася и полюбилася, и в год стал я читать и писать скорешенько.
С тех пор до самой нищеты я всегда доставал себе кое-как разные книги и
вытверживал их почти наизусть. Воротясь домой из ученья, принялся за работу,
сперва за легкую, а потом и потяжеле, косил, пахал, боронил, сеял, и
возмужал наконец совсем. В деревне своей был я одним из первых молодцов, на
работе, на гуляньи всегда впереди. Песню ли спеть, проплясать ли в хороводе,
побегать ли в горелки, рассказать ли быль или сказку какую, пошутить ли с
красными девушками на посиделках - на все было взять меня, и они говаривали,
что красивее, удалее Егора не отыщешь во всем околотке. Мне минуло 20 лет.
Батюшка сказал, что пора уже посадить меня на тягло [2], пора женить доброго
молодца. Мне и самому стало уже об этом смышляться: часто заглядывался я на
старостину Алексашу, часто бегали у меня мурашки по сердцу, когда, ходив
вместе по ягоды, за орехами, оставался я наедине с нею. Дивеса происходили
со мною. Ни слова, бывало, не вымолвишь, шатаешься, как шальной, только что
взглянешь иногда украдкою, - взглядывала иногда и она и краснела, а у меня и
пуще горело ретивое. Алексаша была девка кровь с молоком, ростом почти с
вас, барин, глаза голубые навыкате, щеки алые, как маков цвет, волосы русые,
в длинные косы заплетенные, спускались с плеч, белогрудая, полноликая...
Как, бывало, нарядится она в красный сарафан, как, бывало, распустит
переплетенные лентами косы, как, бывало, повернет плечами в пышных
полотняных рукавах, так поневоле призадумаешься. А какая была она добрая,
какая приветливая: никто не отходил от ее окошка без подаяния - или хлеба
ломоть, или кусок пирога, или слово доброе подаст, бывало, всякому бедному.