"Радий Погодин. Ожидание " - читать интересную книгу автора

дожди. Иногда, растолкав тучи, она показывает небо, синее и блестящее. Небо
пахнет холодным ветром.
Во дворе перемены. Песочником, качелями и трёхцветными лакированными
мячами завладели другие ребята. Гремя погремушками, колотя в барабаны, лезут
они из каждой парадной. Они вытеснили Вандербуля и его ровесников. Они
завладели двором.
Четыре года прошло с той весны. Генька, Лёшка-Хвальба,
Шурик-Простокваша, девчонка Люциндра и Вандербуль сидели на трансформаторной
будке. Они морщили лбы, сосредоточиваясь на единой высокой мысли. Выпячивали
подбородки, отяжелевшие от несгибаемой воли. Они говорили:
- Геракл - это сила.
- Чапаев... Чапаев тоже будь здоров.
На дверях трансформаторной будки череп и кости.
Ромул основал Рим, когда ему было всего двадцать лет. Князь Александр в
двадцать лет уже стал Александром Невским. Двадцать лет - это возраст
героев. Десять лет - это возраст отважных, выносливых и терпеливых.
Генька, у которого не было клички, дёргал носом и кривился.
- Асфальтом воняет, - сказал он, чихнув. - А мне вчера зуб выдрали.
Люциндра отворила рот и засунула туда палец.
- Во, и во, и во... Мне их сколько вырвали.
- Тебе молочные рвали. Молочный зуб в мясе сидит. Настоящий - прямо из
кости растёт. Иногда даже челюсть лопается, когда настоящий рвут. Я видел,
как один военный упал в обморок, когда ему зуб дернули. Подполковник - вся
грудь в орденах.
- Я бы не упал. Я ещё и не такое терпел, - самозабвенно похвастал
Лёшка-Хвальба.
- А ты попробуй, - сказала Люциндра,
- Нашла дурака.
Вандербуль глядел в Лёшкины выпуклые глаза. Что-то затвердело у него
внутри. Все предметы во дворе стали вдруг мельче, отчетливее, они как будто
слегка отодвинулись. И Лёшка отодвинулся, и Люциндра. В глазах у Люциндры
отражаются Генька и Шурик. Руки у Вандербуля стали легкими и горячими.
Такими горячими, что защипало ладони.
- Я вырву, - сказал Вандербуль.
- Ты?
- А неужели ты? - сказал Вандербуль.
Он спрыгнул с трансформаторной будки и, прихрамывая, пошёл к
подворотне. Ребята посыпались за ним. В подворотне Генька остановил их.
- Пусть один идёт.
- Соврёт, - заупрямился Лёшка-Хвальба.
Шурик-Простокваша заметил:
- Как же соврёт? Если зуб не вырвать, он целым останется.
- Вот похохочем, - засмеялся Лёшка-Хвальба. - Выставляться перестанет.
И чего выставляется?
Вандербуль шёл руки за спину, как ходили герои на казнь, до боли
сдвинув лопатки. Он ни о чём не думал. Шёл почти не дыша, чтобы не
растревожить жёсткое и, наверно, очень хрупкое чувство решимости.
Когда он скрылся в уличной разноцветной толпе, Лёшка-Хвальба подтянул
обвислые трикотажные брюки.
- Вернётся. Как увидит клещи, так и... - Лёшка добавил несколько слов,