"Радий Погодин. Одинокая на ветру" - читать интересную книгу автора

летел землекопам в глаза. Анна изнемогла от жары. Утерла влажную соль с
лица. Пошла за водой в деревню.
Ведро на цепи юлило. Анна припала к воде и тут же ощутила толчок. Ведро
ударило ее по зубам, вода пролилась, окатив ее ноги холодом. Анна
обернулась, и ее глаза поразились увиденным - небо! Там, над противотанковым
рвом, не было неба - была громадная, все разрастающаяся дыра. В этой дыре
медленной глыбой с грохотом ворочалась пустота. Анна выронила ведро. Вода
побежала за ней следом, но тут же и высохла на горячей дрожащей земле.
Навстречу Анне бежали соседи. Она слышала их крики, но не желала и не
могла свернуть к огородам, к погребам, к заготовленным на такой случай
щелям. Она бежала ко рву. Там, возле дороги, корчевали кусты и срезали дерн
ребятишки.
Анна шла, спотыкаясь, вдоль рва, мимо скрюченных и распластанных тел.
Вокруг нее бились, как гром, как вопли камней, жесткие и неживые звуки.
Что-то ворочалось на земле, рвало ее злобным клювом, взвизгивало и трескуче
чесалось.
Хохочущий нестерпимый звук оборвался над головой - тихо стало.
Жалостным детским криком вскрикнула одинокая винтовка - еще тише стало.
...Пашка лежал, запрокинув голову в куст травы. Где были Пашкины
толстые губы, где были Пашкины серые глаза и лоб, выпирающий круто, сейчас
ничего не было - только черный неровный круг. Кровь еще бежала тоненько по
этому черному кругу - тихая, ослепительно алая струйка.
Анна качнулась, встала на колени и, прикрыв остатки Пашкиной головы
косынкой, подняла его на руки. И понесла, заботясь, чтобы кровь не залила
его белую майку.
Оступилась - едва устояла. И только тут, чтобы не упасть, не испачкать
Пашкину майку, ее глазам вернулась способность видеть пространство впереди
себя. Она увидела, что стоит в придорожном кювете, что дорога забита
немцами-мотоциклистами, что, покрытые пылью, как плесенью, они сидят на
своих мотоциклах, уперев толстые кожаные сапоги в дорогу. Чуть дальше ждали
проезда низкие остроугольные танки. Анна повернула голову к лесу, как бы
насквозь пронзила его своим горестным взглядом, и никого не увидела там.
Тогда она вздохнула и, не страшась, вступила босой ногой на дорогу. Она
глядела сквозь чужих солдат, не опуская головы и не поднимая ее, - только
прямо.
Они попятили мотоциклы, освободив ей проход.
Анна прошла луговиной. Поднялась на бугор и, не в силах нести свою ношу
дальше, из боязни уронить ее, остановилась. Положила Пашку возле гладкого
камня.
Ее дом горел. Дым уходил к небу прямым столбом и сливался вверху в
единую тучу с дымами других горящих домов.
- Гори, - прошептала она и засмеялась. - А я-то вчерась полы
наскоблила. - И долго смеялась, и рукой отмахивалась, будто ее смешили, и
снова закатывалась. И беззаботный тот смех по пустячному вроде поводу,
отойдя от нее, как бы ежился, трясся и плакал уже сам по себе. Насмеявшись,
она принялась отгонять от Пашки мух. Не злилась на них, не кляла, как в
былые дни, - просто ловила их на лету и выпускала с ладони с приговором: "Не
прилетай. Не щекочи Пашку". И вдруг испугалась - соберутся мухи со всей
окрестности, налетят черной стаей, облепят Пашкину майку белую... загадят
Пашкину майку белую...