"Радий Погодин. Приближение к радости" - читать интересную книгу автора

воды - принадлежит Люстре.
Люстра, склоняю голову перед тобой, как и тогда, в детстве, когда мы со
Степой признали в тебе махатму, хоть ты и заплакал от злости и ревности.

В сказках всех народов земли героем и победителем всегда оказывался
просто человек. Видимо, и в сказке о трех братьях наложились друг на друга
два начала: память о трагедии установления добрыми молодцами классового
общества и мечта с победе человека и справедливости над злом и корысть....
Историки, лингвисты, филологи, возможно, и посмеются над этой теорией
моего друга Люстры, но не потерял еще актуальности и тот факт, что устами
младенцев глаголет истина. Для меня же этот интуитивный прорыв в глубины
ветхого времени ценен истинностью и благородством задачи.

Люстра был моим одногодком, но пониже и похлипче. Одно время он
рванулся в накачку мускулов подтягиванием и толканием от плеча булыжников и
металлолома, но врачи остановили его, сказали: "Геркулеса из тебя не выедет,
пробивайся потихоньку в Архимеды. Не торопясь. Не надсаживаясь". Мог Люстра
позволить себе лишь легонькие нагрузки из-за слабости глаз. На его
воинственном бледном носу тяжело сидели очки с толстенными стеклами. Носил
Люстра свои очки на широкой резинке через затылок, чтобы, даже подумать
странно, не сорвались они и не "дрызнулись".
Люстра всем врал, что очки его сделаны из какого-то специального
"параллаксного" хрусталя, который лишь немногим дешевле алмаза. "На эти
люстры, если купить, пять материных зарплат уйдет, мне по собесу дали как
особо одаренному умом".

Люстрина стриженная голова казалась стеклянной от блеска этих самых
очков.
Спрашивается - чем от нас пахло тогда? Наверное, серой, поскольку мы
каждый божий день изобретали порох. Люстра, к тому же, был наглым типом.
Девчонок он уверял, выколачивая нос о забор, что пока "болел соплями", чихал
и кашлял, выучил английский язык и теперь может запросто трепаться с
иностранными чифами про Сингапур, Гонконг, а также шикарный порт Сакраменто.
Ему нравились названия буржуйских городов и, нечего греха таить, нам они
тоже нравились: Ливерпуль, Касабланка!..
Люстра врал замечательно - сейчас уже так не врут, он, можно сказать,
мечтал вслух, мечты его были столь своевольны и так бесстыдно спроецированы
на возвеличивание самого себя над всем нашим дворовым товариществом, что мы
со Степой поколачивали его иногда за чрезмерность. Поэтому мы, мягко говоря,
не сразу поняли суть и дерзновенность его откровении.
Мы ржали, как ослы на маковом поле, как мустанги, наевшиеся крапивы. А
вы бы что сделали в ответ на заявление вашего друга Люстры о том, что
дураки - дети солнца?

Мы лежали на пыльной траве на нейтральной поляне, не принадлежащей ни
дворам, ни улице, ли кургузому садику с железной решеткой, а он встал и ни с
того ни с сего принялся доказывать, что язык людей начался от Ра. Мол, имя
солнца было той естественно-великой и естественно-правильной точкой отсчета.
- От Ра отрада...
Он был так надут превосходством, что, когда махнул, как Пушкин, рукой,