"Григорий Покровский. Честь " - читать интересную книгу автора

- Это зачем еще? - теперь уже совсем недружелюбно спросил сын.
- Как - зачем?.. До конца четверти остались считанные дни. Вторая
четверть, а у тебя опять двойка выходит.
- Нечего тебе туда соваться!
- Тоник! - воскликнула Нина Павловна. - Как ты разговариваешь!
- А что? Как всегда!.. Ходить тебе туда незачем!..
Резко повернувшись, мать ушла на кухню и стала раздражающе чем-то там
греметь, а Антон лег на диван и уставился глазами в потолок. Думать ни о чем
не хотелось.
Шум на кухне прекратился, и, вытирая руки передником, в комнату
вернулась мать. Она взяла стул и подсела к Антону.
- Тоник!
- Ну? - спросил Антон, продолжая изучать потолок. Ему, кстати сказать,
не нравилось это изобретенное мамой имя. Лучше просто: Антон, как его зовет
бабушка, как все или даже как дядя Роман называет в шутку: Антошка-картошка!
А мама сидит рядом и смотрит, смотрит, точно хочет загипнотизировать его.
- Давай поговорим!
- Опять "поговорим"! - Антон рывком поднялся и сел, уставившись теперь
взглядом в пол. - О чем?
Он поднял глаза на мать, на ее светлые, пышные волосы, аккуратно
подобранные, заколотые, как это бывает разве только на манекенах в
парикмахерской, на ее нарядный, с яркими розами по кайме веселенький
фартучек, повязанный поверх такой же нарядной шелковой пижамы, и на чистое,
почти без единой морщиночки лицо, покрытое толстым слоем крема. Все это и
особенно крем, его неживой, отвратительный блеск, вызвало у него чувство
глухой, еле сдерживаемой неприязни.
Зачем это?
Антон знал, что к приходу отчима противная, пижама уступит место
нарядному платью, а лицо будет вымыто, вытерто как будто ничего не было,
потом брови мамы окажутся темнее ее волос, губы станут кирпичного цвета и на
щеках появится чуть заметный румянец. Зачем? Разве она не красива и так,
сама по себе? С тех пор как Антон помнит ее, мама всегда была лучше всех,
красивее всех, и незачем ей мазать лицо кремом, который делает ее до обиды
уродливой и неприятной. И почему это должен видеть он, Антон, а не тот, ради
кого все это делается? И так не вязался со всем этим грустный,
страдальческий взгляд ее больших голубых глаз, когда она подсела теперь к
нему. Ничего, кроме раздражения, этот взгляд у него не вызвал.
- Ну? - глухо спросил он. - О чем говорить-то?
- Ну как же!.. Тоник!
- Ну что?.. "Тоник, Тоник!" - разозлился Антон. - Началась пилка! И
чего ты ко мне привязалась?
Мать вскинула на него глаза, и они тут же вспыхнули гневом.
- Да как ты смеешь?.. - Нина Павловна встала, выпрямилась во весь
рост. - Как ты смеешь с матерью так говорить? Щенок!
- Если я щенок, то ты... - вырвалось у Антона, но он тут же испугался,
увидев, что гнев в глазах матери вдруг сменился страхом и полнейшей
растерянностью.
Она повернулась и молча ушла опять на кухню.
Первым движением Антона было побежать вслед за нею, и обнять ее, и
вымолить прощение. Но ничего этого он не сделал.