"Григорий Покровский. Честь " - читать интересную книгу автора2 Антон и сам не ожидал, что его разговор с матерью может так кончиться. Но так уж вышло. Что он, маленький, что ли? Вадик правильно говорит: нужно "бороться против домашнего гнета", нужно уметь "поставить себя перед родителями". Перед родителями... У Вадика родители есть - и отец и мать. А у него?.. Отца его звали Антоном. Это было обычное русское имя, и в крестьянской семье, где родился Антон Кузьмич, оно звучало так же просто и естественно, как Иван и Марья. Когда же Антон Кузьмич вырос, выучился и из крестьянского сына стал инженером, это имя стало звучать уже несколько необычно. Но Нина Павловна, горячо любя мужа, полюбила и его имя и не хотела никакого другого имени и для своего новорожденного сына. Так, среди Артуров, Эдуардов и Радиев, которые в то время стали наводнять русскую землю, появился Антон Антонович Шелестов - обычный мальчуган, крикун и капризуля. ...Папа и мама - это то, с чего начинается жизнь. И первая улыбка, и первые слезы, радости и огорчения, и сказка; и песня, и первое наказание - весь большой и с каждым новым шагом расширяющийся мир, в центре которого - папа и мама. Нельзя сказать, что Антон все это ясно помнил и понимал. Но смутное ощущение чего-то простого и цельного он находил у себя в душе всякий раз, когда думал о своем детстве, когда у него были и папа и мама. Потом все распалось. И это была первая загадка в жизни: почему? Он обнимал папу, он обнимал маму, он со слезами тянул их друг к другу, но понять ничего не мог. Когда мама плакала, а папа не плакал, он становился на сторону мамы. Когда папа в конце концов ушел, а мама осталась, он стал на сторону мамы. "Папы у нас нет". Это была вторая загадка в жизни. Папа куда-то уехал, и вот его нет. Потом уехала мама, и Антон жил у бабушки. Потом мама приехала. Жили с мамой и бабушкой. Потом с мамой без бабушки. Цельность жизни, ее постоянство и устойчивость разрушились. Постепенно Антон привык ко всему этому, многое забыл и решил, что так и должно быть. Но одного случая он забыть не мог. Во время игры на дворе одна девочка выскочила из их общего круга и побежала навстречу подходившему мужчине: "Папа! Папа!", и Антон тоже побежал и тоже прыгал и кричал: "Папа! Папа!" Мужчина поднял на руки девочку, а Антону, улыбнувшись, сказал: "Разве я твой папа?" А потом один мальчишка спросил Антона: "У тебя отец на фронте погиб или смотался?" Антона как иголкой укололо это обидное слово. Он не знал, что ответить, но сам для себя понял: его отец "смотался". Теперь вот появился новый папа, Яков Борисович... Но о нем Антон сейчас не хотел думать. Раздражение, в котором он выскочил из дома, понемногу спадало и, когда он приехал к бабушке, совсем прошло. А думать о своем отчиме без раздражения он не мог... Бабушка жила в одном из московских переулков, где были и древние, может быть, помнящие Наполеона дома, и новые, которым суждено еще простоять неведомо сколько, и заброшенная церковь, точно гнилой зуб торчащая среди рождающегося архитектурного ансамбля, и фабрика, и клуб этой фабрики, и примостившаяся тут же "забегаловка", и школа, сверкающая зеркальными окнами, |
|
|