"Владимир Покровский. Георгес или Одевятнадцативековивание" - читать интересную книгу автора

Она улыбнулась, поцеловала меня и мы приступили к самому неприятному
акту, сопровождавшему наш роман, как рыба-лоцман акулу - к акту расставания.
Какие-то слова, неотрывные взгляды, - глупо все, но я ничего не мог
поделать с собой. Как будто навсегда расстаешься. Теперь-то я ей только
звоню.
Мы пропустили два трамвая и я начал опаздывать, и она сказала: "Иди".
Потом я понял - Вера не поверила, что мне не нужен группешник. Дурочка.
Она свято ненавидела свою мать и люто ее любила, она ее ни в грош не ставила
и верила каждому ее слову. Она от матери неотделима была. Ей жутко было, что
пройдет всего каких-нибудь двадцать лет и она из красавицы превратится в
такую же ноющую бесформенную развалину.
* * *
А на работу я не пошел - не очень и надо было, да и опоздал крепко.
Перекусил у кооператоров и зашел в бук перекинуться парой слов с Влад
Янычем. А Влад Яныч продал мне Георгеса.
Вообще-то у меня не было особых причин заглядывать в бук: хорошую
книжку за хорошие деньги можно раздобыть где угодно, только не в буке - там
все завалено детективами или серой мутью прежних времен. Я пошел скорей по
привычке, да и с Влад Янычем терять контакт не хотелось, потому что в свое
время он мне слишком дорого дался, этот контакт.
Влад Яныч - пан вельми гоноровый, он отлично умеет свою седенькую
невзрачную личность подать по-королевски. С ним надо сдружиться, только
тогда книжный магазин может стать для тебя действительно книжным. Но пока не
сдружишься, пока не глянешься ему, много крови испортит, много подсунет чуши
разной под видом отличного чтива, много раз ткнет тебя носом в твою
ничтожность, много тебе выкажет августейшего небрежения. Зато потом - свой в
доску.
В тот день Влад Яныч больше походил не на короля, а на лидера
оппозиции, в самый патетический момент освистанного сторонниками. Или на
Александра Матросова, в решительную минуту вдруг потерявшего намеченный дот.
Словом, Влад Яныч был не в себе.
- Ке тал, Маньяныч! - бурно поприветствовал я.
- М-м-м... здравствуйте.
Он не воспрянул при звуке так любимого им испанского языка. Он
отказался поддержать традиционную шутку. Он даже не заметил ее.
У всех теперь неприятности.
- Ну-с, что у нас новенького под прилавком? - я все еще пытался не
обращать внимания на его растерянность, все еще удерживал легкомысленный
тон, то есть рисковал, ибо он мог принять его за настырное панибратство, а
это могло кончиться охлаждением отношений на многие месяцы. Это большая
честь - иметь право на легкомысленный тон с Влад Янычем.
- Вот, пожалуйста, - он отстраненно указал на бездетективный прилавок,
где, как всегда, реденько лежали Эптоны Синклеры, члены Союза писателей и
тому подобная дребедень.
- Что, совсем ничего?
- Могу предложить томик Савинкова. "Конь блед". Две пятьсот. Древность
первых лет перестройки.
- Значит, пусто, - с легкой досадой констатировал я.
- Так Бахтина и не приносили?
- Не приносили.