"Владимир Покровский. Хор Трубецкого" - читать интересную книгу автора

некоторое удивление по тому поводу, что ребята из Хора после концерта тут же
куда-то смылись, даже и не попрощались ни с кем (Николай Дмитриевич тут же
его развеял: "Сбрендили. Бренд у них такой - таинственность напускать"),
разговоры насчет того, чтобы сообщить в областную прессу, а там, глядишь, и
в центральную - все это было, конечно, очень замечательно, Николай
Дмитриевич счастье изображал, где надо, хохотал, а где надо, и подхихикивал,
но на душе черно было. Так, с нехорошими предчувствиями, он и домой
вернулся. И предчувствия не замедлили.
Только супруга Тонечка подала ему халат после глажки, только он
собрался к зеркалу идти, чтобы протез снимать, как позвонила Анна Степановна
из гостиницы.
- Приходи, - сказала она. - Очень надо. Немедленно приходи.
- Что такое? - спросил Николай Дмитриевич, а сам про себя подумал, что
вот оно.
- Неладно здесь. Ты, главное, приходи.
И трубку повесила, чтоб больше вопросов не задавал.
Тут же и пришел в гостиницу Николай Дмитриевич, благо было недалеко,
примчался просто в гостиницу.
- Что случилось?
- А ты сам послушай!
Анна Степановна у рецепциона стояла танком, руки в боки уперла, одета
кое-как, наспех, бигудюшечки розовые кое-где в волосах застряли, на ногах
галоши (она совсем рядом жила, дом в дом), и при этом источала, извините,
ауру такой ненависти и злости, какие даже за нею не наблюдались. Ночной
дежурной не было видно - наверное, аурой ее смыло.
Николай Дмитриевич прислушался. Сначала услышал какой-то гул
посторонний, а он и раньше еще, как только вошел, его услышал, мельком
подумал - непорядок с канализацией. Гул и гул, что в нем может быть
интересного? Теперь, прислушавшись, разобрал, что не гул это, а где-то
недалеко, но совсем негромко, поет этот самый хор, Хор Трубецкого. Непонятно
только откуда. Звук шел со всех четырех сторон.
- Репетируют? - робко спросил он.
- Ага. Репетируют. В полпервого ночи. И так уже четыре часа. А у меня
все жильцы жалуются, что заснуть невозможно. Ты мне весь бизнес поломаешь,
Колян, со своими этими московскими коллективами!!!
Последние слова Анна Степановна прокричала с визгливым надрывом, да и
Коляном в последний раз она называла еще в школьные годы. Аура ненависти и
злости, нацеленная прямо на Николая Дмитриевича, достигла такой немыслимой
амплитуды, что показалось директору, будто он трескается. Захотелось
немедленно в туалет.
Он даже руками закрылся.
- Так я-то что, Анечка (вообще никогда так не называл!)? Ведь не я же
их приглашал! Сами пришли.
- Так и надо было их гнать в шею, раз сами! Тоже мне, открыватель
талантов. Ну, вот что теперь делать?
- Как это что? - удивился Николай Дмитриевич. - Сказать им, что так
нельзя, что людям спать надо и вообще нарушение. А заартачатся, так сама и
гони в шею, у тебя это очень хорошо получается. Мне они уже не нужны. И
вообще не нужны были. Сам жалею уже.
- Сказать? - язвительно поинтересовалась Анна Степановна. - И где же я,