"Борис Полевой. До Берлина - 896 километров " - читать интересную книгу автора

погоду, была закутана белым шарфом. При его появлении зааплодировали.
Подпрыгнув, он легко перескочил борт грузовика и через минуту уже говорил,
опираясь на крышу кабины. Он снял кепку, открыв свою продолговатую, с
большими залысинами голову, и, говоря, стал размахивать этой кепкой, зажатой
в кулаке. Голос у него был глухой, говорил быстро.
Я улавливал лишь смысл его слов, и смысл этот, признаюсь, меня удивил.
Газеты всех толков, в том числе и "маленькая" "Правда", на все лады
рассказывали о победоносных боях, о том, как растет партизанская территория,
о переходе на сторону повстанцев новых и новых частей, словом, об успехах
восстания. Этот высокий худой человек, на бледных щеках которого пылал
слишком яркий румянец, тут, на массовом митинге, говорил как раз о
трудностях восстания, о ярости немецких контратак, о тех зверствах, которые
творят гитлеровцы, когда им удается занять населенные пункты на партизанской
территории. Мы, разумеется, обо всем этом знали от моего тезки подполковника
Николаева, но то мы, а тут шел массовый митинг, и он своей откровенной речью
буквально заворожил аудиторию. Забыты завтраки. Все слушают, напряженно
вытянув шею, в иных местах речи по аудитории проходит шумок, будто порыв
ветра касается деревьев.
- Кто же это? - спросил я спутницу, которая покидала меня, чтобы
сделать снимки, а сейчас снова меня отыскала.
- Как, вы не знаете? Это же и есть Ян Шверма.
Так вот он какой!
В конце речи, там, где ораторы чаще всего бросают на закуску
какую-нибудь припасенную заранее бодрую цветистую фразу, он, не меняя
интонации, сказал:
- Товарищи, наше восстание, наше дело в опасности. Все на защиту
восстания!
Сказал, отошел в сторону, обтирая со лба и с лица обильный пот, а потом
закашлялся, кашлял тяжело, закрыв рот платком. И уже кто-то другой призвал
рабочих вступать в ряды повстанцев, браться за оружие. Но действенность
первой речи была большая. У грузовика появилось несколько человек, желающих
сейчас же ответить на этот призыв.
В Бистрине Шверму нелегко поймать, поэтому я протиснулся через кольцо
окружавших его людей. Протиснулся и рекомендовался.
- А, вот вы какой, слыхал о вас, слыхал. Ну, будем знакомы, коллега.
Вам ведь до Бистрицы? Вот и отлично, едемте вместе. Пока нас довезут, и
поговорим.
Сели в машину, в блестящую лаком "татру", принадлежавшую директору
завода.
- Это хорошо, что вы здесь. Когда я улетал из Союза, товарищ Готвальд
мне говорил, что не худо было бы обобщить опыт подготовки восстания, в
котором коммунистам удалось сплотить все национальные силы. Наш Национальный
совет, это, так сказать, Ноев ковчег. Как вы, русские, говорите, всякой
твари по паре. Но мы, коммунисты, имеем в руках пятьдесят один процент
акций. И пока, как вы видите, можем вводить движение в правильное, в
единственно правильное русло, - И снова прозвучала мысль, уже однажды
слышанная от Шмидтке: - Об этом стоило бы написать. Может быть, наш
маленький опыт пригодился бы коммунистам других оккупированных стран.
Говорил он по-русски довольно чисто, и небольшой акцент придавал его
речи особый аромат.