"Любовничек" - читать интересную книгу автора (Крашенинников Фёдор)

Любовничек

1.

…Я шел с пляжа, весело насвистывая какую-то привязчивую курортную мелодию. Бывают, знаете ли, такие наполненные витальным оптимизмом песенки, которые напеваешь вопреки собственным музыкальным вкусам и здравому смыслу. Ничто не омрачало моего счастья – как я ни пытался потом вспомнить, никакого, даже самого легкого и невесомого предчувствия грядущих неприятностей в моем сознании тогда не возникло.

Я чувствовал себя победителем. Мужчина, вывезший женщину на берег теплого моря, всегда чувствует себя победителем. Особенно если эта женщина - чужая жена, цинично, тайно и беззаконно увезенная для совместного разврата.

Да, именно так все и обстояло. Уже четыре дня мы с Леной отдыхали в этом совершенно заурядном и потому вполне себе дурацком отеле в пригороде Анталии. Хотя, конечно, отдыхали – это не совсем то слово. Какое-то оно очень семейное и благочестивое: отдыхали. Отдыхают с детьми и женами, спокойно, размеренно, скучновато. Это был не наш случай. Мы проводили дни и ночи в праздности, пьянстве и буйном разврате – вот чем мы занимались.

Солнце, море, алкоголь и много секса, приправленного известной долей авантюризма, – такие у нас были цели и задачи на эту неделю. Авантюризм в данном случае был едва ли не главным блюдом в нашем меню. Нас буквально распирало от собственной хитроумности: ну кто может подумать там, за тысячи километров, что мы тут, да еще вдвоем! Короче говоря, Россия была где-то за морем, я был расслаблен и размышлял о том, что соитие с Леной сейчас было бы самой лучшей прелюдией к сытному и изобильному турецкому обеду.

 - О! Привет! И ты здесь? – услышал я откуда-то справа, с солнечной стороны, прищурил глаза и, широко улыбаясь, обернулся.

Труднее всего было воздержаться от словесного выражения нахлынувших на меня эмоций. Бледный как глиста, у спуска в бассейн стоял Гриша Пенников.

Вот уж кого-кого, а этого типчика я бы хотел встретить менее всего – и вообще, и тем более здесь, да еще и в нынешней моей ситуации.

Если б заранее знать, чем обернется эта прогулка, я бы, может, потрудился водрузить на нос солнцезащитные очки, надвинуть панаму или вообще обойти корпус и залезть в номер через балкон. Но я был совершенно демаскирован – ни очков, ни панамы, только цветастые купальные шорты и горячие от солнца шлепанцы.

Гриша широко и с энтузиазмом улыбался мне, разведя в разные стороны длинные руки. Всем своим видом он пытался выразить радость от встречи с земляком в столь далеких и диких местах, но, так как драматических способностей ему явно не хватало, сыграна сцена была безобразно плохо, эдакий пердимонокль вышел, фальшивый и внутренне напряженный.

Сказать, что особыми друзьями мы не были, – значит не сказать ничего. Нет, врагами нас, конечно, тоже не назовешь - какие, в самом деле, могут быть враги в нашем гнилостном болотце. Более того, мы вообще до этого случая общались в режиме вынужденных рукопожатий на тусовках, но некое внутреннее противостояние, несомненно, было. Я просто не любил его, а он меня. Как-то так получалось, что во всех ситуациях мы оказывались по разные стороны баррикад. Кроме того, он был патентованным сплетником, и я точно знал, что Гриша нес полную ответственность за несколько крайне неприятных сплетен, и будь я более резким парнем, я бы, наверное, уже несколько раз должен был бы надавать ему по физиономии, но... Век толерантности во все внес поправку.

И вот он стоял передо мной, улыбаясь и неуверенно протягивая руку. Было очевидно, что Гриша каким-то образом оказался в одном отеле с нами, где он со своими сплетнями был уж точно никак не нужен, а значит, вся наша нехитрая конспирация в один миг оказалась под угрозой.

- Здрасьте, здрасьте, какими судьбами в наших палестинах? – я взял себя в руки и попытался придать лицу легкий налет радушия.

- Так вот, выдались свободные выходные и лишние деньги – и вот я здесь. Схватил горячую путевку и примчался к морю и солнцу! Всего на три дня, но все равно ведь хорошо, да? – Гриша явно обрадовался моему деланому радушию и с энтузиазмом ухватился за мою протянутую руку.

– В моей «четверке» не было мест, хотели меня отправить в какой-то барак, я устроил им скандал! И вот, теперь в «пятерке»! – поделился он своим нечаянным счастьем. – И дешево, и гламурно, а? Правда ведь? А ты уже загорел! А я и не успею… Да и ладно, просто приехал у моря полежать… Подышать, так сказать, свежим воздухом… В городе пыль такая, дождя неделю не было… А ты тут с кем? – выпалил он информацию о себе и без всяких предисловий перешел к допросу.

Настроение мое портилось стремительно. Вопросы посыпались один за другим, и нужно было срочно придумывать ответы. Надо ли вообще отвечать? Что ему можно сказать и чего не говорить вообще? Знает ли он версию, которую я оставил в городе? Знает ли он Ленку? Один он тут или они всей шайкой приехали, с этой несносной истеричкой Полиной и прыщавой мясистой Лерой? И какое все это имеет значение, если он уже застукал меня здесь? Короче говоря, мысли мои мчались в самые разные стороны, и все это – в считаные доли секунды.

…А ведь все было так мило и так просто! Всего-то я и хотел поехать к морю с девушкой. Больше ничего. Ничего плохого и аморального. Ничего сверхъестественного! Никому не стало плохо, никто не умер, не потерял состояния, не стал калекой. Во всяком случае, до появления на моем пути этого придурка все было в рамках обыденности – тихие дни на пляже, перемежавшиеся разнообразными соитиями в жаркий полдень и после долгих ужинов… В общем, все было отлично – и для меня, и для моей спутницы, и даже для ее мужа.

Да, положим, у девушки есть муж и ребенок. Ну и что? Что это меняет? Мы же не на их глазах проделывали все эти очаровательные фокусы? Нет. Все исключительно между нами, entre nous, vis-а-vis и tеte-а-tеte и как вам будет еще угодно! В конце концов, мы уже несколько месяцев трахаемся чаще, чем многие семейные пары, и никому это ничем не помешало, все были довольны – и я, и она, и ее муж, и даже моя полубывшая уже девушка! Можно было бы годами продолжать все это, а потом мирно и тихо расстаться, и никто бы даже не узнал, что два чужих человека, никак не связанных между собой социально, имели тесную и горячую сексуальную связь.

В конце концов, мы все просчитали, как нам казалось.

Я без долгих предисловий исчез из города на каких-то семь пустых летних дней, невнятно сообщив немногим знакомым, что срочно улетаю покупаться и пообщаться с некими нужными людьми, избравшими вдруг для отдыха банальную Турцию.

Да, мы поехали не на Лазурный Берег и не на Санторин. Нам нужна была безвизовая страна с постоянным воздушным сообщением. И отель у моря, так что Турция оказалась вне конкуренции. Не буду привирать, отельчик был так себе, видали и получше. Эти давно не видевшие ремонта корпуса, выстроенные по каким-то древним стандартам, с маленькими номерами и убогой старомодной мебелью, пропахшей пылью, c прокаленными на солнце дорожками, густо уставленными декоративными вазонами в псевдогреческом стиле. Эти нелепые колонны, натыканные слишком густо для небольшой отельной территории, – все раздражало бы меня в любой другой ситуации, но это место продолжало мне нравиться, как и вся идея с поездкой к морю с Леной.

Ленка тоже сделала все, чтобы уехавший на двухнедельные бизнес-курсы муж ничего не заподозрил, – ну съездила супруга к тетушке в соседнюю область, что тут такого? Ребенок наслаждается свежим воздухом и обществом бабушки и дедушки, и всем хорошо, мир и счастье. И вот тебе на – чертова случайность, которую уж никак нельзя было просчитать, ворвалась в нашу жизнь разрушающим вихрем. Кто, ну кто мог подумать, что именно в непопулярную запыленную «пятерку» в надоевшей всем до тошноты Анталии принесет судьба именно этого человека?

Возможные последствия его появления в несколько секунд стали мне ясны, и я увидел, как годами созидавшийся мир, где все было понятно, организованно и просто, рушился с невероятной скоростью…

- Да так, партнеры по бизнесу позвали с собой… Покупаться, перетереть кое-что… - глупо повторил я городскую версию, понимая впрочем, что здесь она кажется еще глупее, чем там.

«Сейчас он спросит, что за партнеры», - как-то отстраненно подумал я.

- А что за партнеры? У вас тут мужская компания? Я отличный собеседник, можно в преферанс поиграть! Возьмите меня с собой, я в дьюти-фри купил виски и коньяка! – протараторил Гриша и с возрастающим интересом принялся заглядывать мне в лицо, очевидно ища в моих гримасах ответы на свои вопросы.

«Где взять случайно выдуманных партнеров? И главное, как отвязаться от этого чудовища?» – подумал я уже даже без особых эмоций, мысленно дополняя скорбный список навалившихся проблем новыми пунктами. Ясным как день было то, что вычислить мой номер у вежливой русскоязычной девушки на стойке регистрации не составит этому проныре никакого труда. Надо было быстрее заканчивать разговор, чтобы не успеть наговорить ему экспромтом слишком много глупостей. К сожалению, все сказанное мною уже могло быть использовано против меня, а ведь прошло всего лишь несколько минут!

- Ладно, по ходу все решим, ага? Увидимся! А то мне тут срочно… эээ… надо… тут это, – торопливо проговорил я, машинально глянул на пустое запястье и попытался ретироваться.

- А ты в каком номере? В этом корпусе? А улетаешь когда? Я 29-го, утренним рейсом! – вместо чаемого расставания, Гриша сделал несколько шагов вслед за мной, явно желая продолжить разговор.

- Ага... Ну там… - я промямлил что-то нечленораздельное и наконец покинул поле битвы с чувством тотального поражения. – Давай позже увидимся, ага? А то это…

Гриша хотел что-то сказать, но потом улыбнулся и пошел в сторону пляжа, помахивая полотенцем.

…Оставшийся путь до нашего номера я проделал в глубокой задумчивости. Несколько минут разделили жизнь на две части – до и после. Как приговор врача. До - была беззаботность и масса удовольствий, а после – сплошные проблемы и неприятности. И еще неизвестно, как много будет этих самых проблем и насколько они будут неприятными в конечном итоге. И вообще, почему я оказался в этом дурацком отеле с чужой женой? Так ли все это важно для меня? Готов ли я потерять все, включая здоровье и жизнь, из-за этого глупейшего приключения? Ответов не было. Было оцепенение и какой-то детский лепет: так получилось. Жизнь так сложилась.

2.

Пройдя по коридору, я подошел к нашему номеру и постучал. «Открыто!» - отозвалась Ленка. Дверь и вправду была не заперта.

Ленка сидела на кровати в одних белых трусиках и сосредоточенно рассматривала свои маленькие ступни.

- Чего не закрываешься? – рассеянно спросил я, размышляя, как бы поосторожней выйти на трагическую новость.

- А что? – она игриво посмотрела на меня из-под выгоревшей челки, и я, наверное последний раз в своей жизни, увидел ее юной, безмятежной и расслабленной. Увидел ее аккуратную грудь, трогательный животик с какими-то подростковыми зачаточными складками, наглый пупок и эти бесконечные стройные ножки… В сочетании с загорелой кожей и скуластой мордочкой все это выглядело так очаровательно, что в другой ситуации я бы, наверное, кинулся к ней с самыми серьезными намерениями, но в тот момент я уже не способен был ни к эротическому созерцанию, ни к беззаботному сексу.

- Лена, мы, похоже, попали… - я машинально вытащил из упаковки сигару и принялся раскуривать ее. Сигара загорелась неудачно, с одного бока, но это уже было не важно.

Ленка терпеливо дождалась конца этой идиотской процедуры, внимательно глядя на меня.

- Это куда же мы попали, любовничек? – серьезно спросила она, поджимая коленки к груди.

Любовничком она называла меня не часто. Это было иронично-осуждающее обращение. Мне оно никогда не нравилось, и каждый раз, когда она меня так называла, я внутренне напрягался и начинал нервничать. Его появление в речи означало, что я что-то сделал не так или сболтнул что-то неуместное. В такие моменты мне казалось, что я больше ее не увижу и эта встреча - последняя. Но в этот раз я пропустил неприятное обращение мимо ушей.

- Сегодня, похоже, был новый завоз туристов… Ну и, короче говоря, там один парень… Он меня знает… - после этой фразы хорошо было бы с беззаботным выражением лица выпустить изо рта колечко дыма, но я смог выдохнуть лишь вонючее бесформенное облако, и едва ли мое лицо тогда было таким уж беззаботным.

- Он твой друг? – спросила Лена, хотя, судя по интонациям, она все поняла, и в эти секунды ее мозг уже выдавал всевозможные сценарии дальнейшего развития событий.

- Как бы не наоборот… Он сплетник и вообще порядочная мразь. Если он еще не строчит сообщения всем нашим общим знакомым – очень удивлюсь, – я, не скрываясь, занервничал.

- И что, прямо уж такой и сплетник? – уточнила она.

- Первостатейное трепло, – подтвердил я, разглядывая, как в солнечных лучах дым перемешивается с летающей по комнате пылью, и пытаясь хоть как-то успокоиться.

- Интересно, а меня он знает? – Лена села на край кровати и достала из пачки свою сигаретку.

- Едва ли, он же журналист говенный… Ты таких, к своему счастью, не знаешь! Редкостное дерьмо, редкостное… - от нервов, наверное, я чувствовал желание ругаться и рассказывать про господина Пенникова всевозможные истории, изобличающие его злокозненность.

- Как сказать… Земля маленькая, как выясняется… Что за журналист? Как зовут? – Лена стала удивительно серьезной. Такой я ее почти не знал. И я бы не сказал, что эта ее ипостась мне очень понравилась.

- Гриша Пенников. Пишет про все подряд. Основная специальность – политика. Хобби – провинциальный гламур, статейки во всякие «Стольники» и прочий глянец… Реклама, репортажи с презентаций. – Я выложил основные факты и решил немедленно выпить. Мне хотелось как-то встряхнуться, встать с места и что-то сделать. Я положил сигару на край стола, взял стаканы и открыл холодильник, где стояла початая бутылка виски.

- А в этом, как его, «Нашем клубе» он случайно не пишет? – задумчиво спросила Лена.

Я уже понял, к чему приведет этот разговор, и, наливая в стаканы виски, выдохнул:

- И туда пишет…

- Значит, говоришь, Гриша? Ну, тогда мы действительно попали, любовничек. Этот журнал… Они у Бори моего пробили какую-то рекламу, что ли, или интервью про его этот майонезный цех. Интервью брали у него в офисе, а я заехала как раз к нему… Ну и имела счастье быть представленной господину Григорию Пенникову. Интересно, у него хорошая память на лица?

- Подозреваю, что отличная. Вот мы и спалились, поздравляю, – я глупо улыбнулся и подал ей стакан.

- Спасибо, дорогой. - Она отпила из стакана, поставила его на тумбочку.

- А ведь Борька меня убьет… - Лена задумчиво смотрела в окно, подпирая тонкой рукой подбородок. Ее интонация была непередаваемо серьезной - очень женской, звеняще правдивой и потому достоверной. Когда так говорят – хочется сразу поверить в серьезность произносимых слов и весомость стоящих за ними вещей и поступков.

- И меня, подозреваю, тоже, – с совершенно неуместной бодростью поддакнул я и, обжигаясь, залил содержимое стакана себе в рот.

- Убить не убьет, а вот инвалидом сделает как пить дать… Это ты не сомневайся, любовничек. Без вариантов даже. – Она взяла стакан, немного отпила из него и как-то очень трогательно вздохнула.

Что происходило сейчас у нее в голове – я не знал, но догадаться мог. Очевидно, и ее мир, заботливо и кропотливо созидавшийся все последние годы, рассыпался в пыль. Что я вообще знал о ней?

Как-то во время расслабленного посткоитального общения я все-таки вышел на неуместную и опасную тему ее отношений с мужем. Я был готов в любой момент свернуть неудобный разговор, но она, рассеянно закурив, вдруг поддержала его, и я услышал исповедь женщины, живущей двойной жизнью. Не сказать, что это была первая подобная история в моей жизни, но жизнь каждого человека все равно уникальна и интересна, даже если, по большому счету, состоит из банальных ситуаций.

Ленкина жизнь была довольно обычна для девушек ее круга. Родители ее были тихие советские интеллигенты и ничего не смогли ей предложить в качестве приданого, кроме внешности и хороших манер.

Учась в университете, она подрабатывала в разных местах, не сильно напрягаясь, но имея широкие возможности для новых знакомств и приятного времяпрепровождения. Вроде была даже какой-то моделькой, потом сидела в секретариате крупной богатой фирмы – на самом деле она не сильно любила распространяться о своей трудовой биографии, да и меня не особо занимала эта сторона ее жизни.

Параллельно Лена имела некий круг друзей, любовников и друзей-любовников, которые помогали ей решать все неожиданные проблемы, какие только жизнь могла поставить перед юной девушкой. То есть всегда было с кем и за чей счет есть, пить, гулять, отдыхать и танцевать. Тем не менее она понимала, что рано или поздно балаган надо будет закрыть и стать заботливой женой одного, самого лучшего разумеется, мужчины. Естественно, верной и честной. Эти старые как мир представления о цели и смысле женского существования все время прочно сидели в ее голове и лишь ждали подходящего случая для воплощения.

Борис, ставший впоследствии ее мужем, не имел ничего общего с теми веселыми кругами, где Ленка вращалась. С будущим супругом она познакомилась буднично и неромантично, даже банально – он как-то подвез ее до университета и, стесняясь, попросил телефон. Умилившись телячьему восторгу в глазах неказистого пилота праворульной «тойоты», она изобразила душевные терзания, но потом телефон дала. Хоть и показался новый знакомец ей, как она сама выразилась, «лошком», но, быстро рассудив, что в хорошем хозяйстве все может сгодиться, Ленка решила придержать Бориса рядом с собой.

И они стали иногда встречаться. Эти приличные отношения разительно отличались от всего остального, что тогда творилось в Ленкиной жизни. Со временем выяснилось, между прочим, что не такой уж Боря и лох. Конечно, по сравнению с настоящими богачами был он нищим, но на фоне реальных, а не фантазийных Ленкиных кавалеров оказался вполне себе перспективным мужчинкой. Во-первых, он был взрослый, что сразу выводило его в лидеры гонки: двадцатилетней Ленке казалось, что тридцать – это уже солидный возраст. Во-вторых, он был не старый, что тоже приятно отличало его от некоторых других кавалеров, разменявших седьмой десяток. В-третьих, он занимался бизнесом (тогда ей даже казалось, что он занимается серьезным бизнесом).

В какой-то момент, вернувшись «из Турции, мы туда с Машкой ездили», Ленка впала в депрессию. На самом деле она ездила не в Турцию, а на Кипр, и не с виртуальной подругой, а с одним малоприятным типчиком. Со злосчастным кавалером они всю неделю безобразно ссорились и расстались раз и навсегда сразу по прилете. Вот в это самое время они с Борисом и начали спать вместе.

Сначала это была часть обширного плана мести кипрскому кавалеру. Все-таки кавалер был довольно богатым дядечкой и какое-то время Лена серьезно собиралась, несмотря на все его отвратительные внешние и внутренние качества, выйти за него замуж или, как минимум, развести его на какой-нибудь симпатичный автомобильчик. Короче говоря, разрыв расстроил ее, и для поднятия своей самооценки она ударилась во все тяжкие. Тяжкие в конечном итоге свелись к одной бисексуальной подружке, одному старому другу и, собственно, Борису. Если честно, то он попал в это общество совершенно случайно. На дворе стояло лето, и основной контингент потенциальных кавалеров пребывал на каких-то далеких морях, а мстить, между тем, надо было срочно. В итоге Боря был признан годным и за неимением лучшего занял место в ее жизни.

Тут надо сказать, что в постели она была совершенно раскованной, что чрезвычайно ценили все ее любовники (и я в том числе). Обычно она не стеснялась на первом же интимном свидании выдавать такие фортели, что неподготовленные партнеры сначала изумлялись, а потом были готовы на многое, чтобы повторять пройденное снова и снова.

По какому-то стечению обстоятельств и настроений на первых интимных свиданиях с Борисом Ленке хватило ума не показать новому любовнику все свои ранее приобретенные навыки. Впрочем, рассказывая мне все это, она уже не была уверена, что это было благом. Скорее, тогда у нее просто не хватило духу рассказать влюбленному и такому серьезному мужчине, что и как она на самом деле любит и умеет.

Между прочим, меня интересовали истоки такой раскрепощенности, и данный мне ответ оказался достаточно неожиданным, хоть и простым.

- Понимаешь, все дело в том, как это преподносится! – сказала она тогда, рассеянно глядя сквозь пыльное окно на заснеженный город. Это было в начале нашей первой совместной зимы. Я сидел голый на полу, а Лена - на кресле, бессовестно разведя ноги и неспешно куря. – Мой первый любовник был очень испорченный мальчик. Но это я узнала потом, когда стала сравнивать… Тогда мне казалось, что ничего необычного в нашем сексе нет, что все, наверное, тоже так делают!

3.

Первым мужчиной Лены был мальчик из состоятельной семьи, живший недалеко от дома Лениных родителей, в недавно построенном кондоминиуме. Алексей, а именно так звали этого молодого человека, сам познакомился с длинноногой десятиклассницей. Дальше все развивалось на повышенных скоростях. Лена ушла жить к нему, в отдельную квартиру, находившуюся, впрочем, на той же площадке, что и квартира его родителей.

Расстались они через полтора года, когда, поступив на первый курс, Лена все-таки решила изменить свою жизнь. У Алексея к тому времени окончательно поехала крыша, и если к его экспериментам с наркотиками она почему-то относилась спокойно, то постоянные групповухи, которые с какого-то времени стали непременным содержанием их половой жизни, заставили ее принять окончательное решение и уйти.

Тем не менее отношения с Алексеем проходили у Лены под кодовым названием «брак» и она вполне серьезно называла его «мой первый муж», когда вспоминала что-то хорошее. Во всех остальных рассказах он фигурировал или под именем, или под названием «первый любовник». Очевидно, она слишком много вложила в эти отношения, чтобы признать их несерьезную природу, и потому предпочитала считать их браком. Впрочем, во всех смыслах это и был настоящий брак – с совместным проживанием, сексом, скандалами, ведением хозяйства, походами к родителям и всем остальным, что в это понятие обычно вкладывается.

После «развода» она ушла в веселую студенческую жизнь, очень скоро убедившись, что ее способности и желания в сексе, мягко говоря, выходят далеко за пределы обычной практики многих ее новых знакомых. Но рыбак рыбака видит издалека, и большей частью ей попадались партнеры с аналогичными интересами.

Так вот, в плане традиционного подхода к сексу Борис был едва ли не единственным исключением за всю ее жизнь, но именно ему суждено было стать ее мужем – теперь уже настоящим. Может быть, этой своей неиспорченностью он ее и привлек. Во всяком случае, она с самого начала отнеслась к нему очень по-доброму и даже пронесла это чувство через все годы брака.

По скупым, но весьма натуралистичным рассказам Лены, в постельных делах Борис был прост и незатейлив – быстро возбуждался, быстро кончал, быстро засыпал. Без труда выяснилось, что весь предыдущий опыт Бориса, который ему самому казался чрезвычайно многообразным и поучительным, сводился к многолетнему проживанию со скандальной, некрасивой и фригидной бабой, которую он бросил за несколько лет до встречи с Леной, и еще нескольким пьяным совокуплениям в сауне с усталыми проститутками. В итоге минет для него являлся пределом мечтаний, а анальный секс он считал изобретением порнопродюсеров, а потому решительно не верил, что нормальная женщина способна хотеть этого добровольно. Про все остальное он вообще ничего не знал и, что особенно мучило Лену, знать не хотел.

Но все это обнаружилось потом, гораздо позже. Первое же время Ленка искренне наслаждалась удивительной простотой отношений и воцарившимся в ее жизни покоем.

Как-то, лежа рядом с уютно сопящим кавалером, Ленка вдруг поймала себя на том, что уже давно выстроила в голове весь план жизни с Борисом: он будет работать и зарабатывать все больше и больше, она будет учиться и вести светский образ жизни – презентации, обложки журналов, премии за благотворительность, интервью, отдых на вилле у моря, какой-нибудь милый и ненавязчивый бизнес… Да что там, она даже фасон свадебного платья уже выбрала! Дело оставалось за малым – аккуратно подвести к ставшему вдруг неизбежным марьяжу Бориса. Но эта проблема решилась сама собой, правда не совсем так, как хотелось бы Лене, и уж совсем не так, как об этом написано в старых добрых книжках.

Случилось так, что месячные не пришли вовремя, и, обливаясь холодным потом, Ленка с помощью всех доступных тестов убедилась, что беременна. Гинеколог без труда описал ей временные рамки происшествия, и она, к своему удивлению, поняла, что злосчастный участник кипрской эпопеи ни при чем (тот был до тошноты аккуратным и методичным засранцем  и категорически отказывался вступать в какие-либо сексуальные контакты с Ленкой без презерватива). Старый друг отпал по причине все тех же предохраняющих технологий: однажды он заразил ее кое-чем малоприличным, и последующее совместное лечение оставило неизгладимое впечатление. А потому они никогда больше не занимались сексом без презервативов, а их экзерсисы скорее следовало назвать совместной мастурбацией. Короче говоря, детей от такого времяпрепровождения точно быть не могло.

Было ли со стороны Бориса это умышленным осеменением или презерватив порвался – Ленка не знала. На всякий случай выяснив все подробности и последствия аборта, она, стесняясь и краснея, сообщила ему новость. К ее удивлению, быстро перешедшему в восторг, Боря не только не испугался, но наоборот – обрадовался и тут же позвал замуж. Это, кстати, и навело ее после, в тяжелые дни токсикозов, на мысль о предумышленности зачатия – возможно, Борис, с его крестьянской смекалкой, решил, что случайно оказавшаяся в его кровати девочка может так же случайно упорхнуть куда-нибудь еще, и попытался ее привязать к себе старым как мир способом.

На заре семейной жизни, пока беременность была в начальной стадии, молодожены продолжали заниматься все тем же незатейливым сексом, но потом и он сошел на нет–  между супругами встал растущий живот.

Причем мешало Ленкино интересное положение главным образом Борису - ее, между прочим, просто разрывало от животной похоти, которая усугублялась неудачным подбором литературы, – один из однокурсников, ее давний воздыхатель, подарил ей томик Анаис Нин, и это чтение доводило бедную Ленку до исступления. По ее собственным словам, она готова была давать всем подряд, но, конечно же, не делала этого. Боря вел себя как рыцарь и в лучшем случае позволял ей сделать себе минет, да и то крайне стыдился этого потом.

Ленка рассчитывала компенсировать себе все после родов. Но после родов стало еще тяжелее, хлопоты и проблемы с ребенком отнимали у нее массу сил и времени, и даже взятая в дом нянечка не смогла полностью ее разгрузить.

Ребенка она, конечно, любила, но все-таки он не стал для нее смыслом жизни. Как только появилась возможность оставлять его на попечение няни или бабушек и дедушек, Ленка немедленно стала это делать и постаралась вернуться к той жизни, которую привыкла вести. С поправкой на статус жены и матери.

Она быстро вернулась в норму, записалась в спортзал и стала выглядеть даже лучше, чем была (сравнивая фотографии до и после, я с этим тоже был согласен, хотя сама она умудрялась находить в себе какие-то физические изъяны). Однако сексуальное меню не изменилось – Боря засыпал ее подарками, но в плане секса не мог предложить ничего нового. Все попытки растлить его кончались недоумением супруга, поэтому со временем Ленка капитулировала, отчаявшись научить мужа трахать ее так, как ей самой хотелось.

Хуже того, Борис с головой ушел в то, что ему самому представлялось самосовершенствованием, – постоянно ездил на бесконечные тренинги и семинары, читал пухлые тома с обязательным наличием слова «лидерство» в заголовке. Все это прошло бы мимо Ленки, которая вообще не склонна была лезть в мужнины дела, не касавшиеся напрямую ее благосостояния, если бы она не обнаружила, что предписываемое учителями Бориса отношение к сексу никак не соответствует ее представлениям и желаниям в этом щекотливом вопросе. Лидер, по мнению этих господ, не должен был много думать о сексе, и вообще, по возможности следовало свести семейную жизнь к рождению наследников и элементарному физическому удовлетворению. Ленка попыталась было вступить в полемику с учителями мужа, но интеллектуальных ее сил хватило только на некрасивую и бесполезную истерику.

Несмотря на то что обычно увлечение тренингами ведет бизнес к неминуемому краху, в случае Бориса все получалось наоборот. Он довольно быстро поднялся, стал заметно больше зарабатывать, и в итоге Лена оказалась супругой вполне обеспеченного мужчины. Не миллионера, не олигарха, а такого вот упорного и крепкого частного предпринимателя.

К тому времени Лена уже поняла, что нафантазированной когда-то светской жизни ей, скорее всего, никогда не видать.

Жизнь пошла своим путем, и вариантов было не так уж много, поэтому Лена предпочла устроиться поудобнее в сложившейся ситуации и ждать будущего. Если Боря и дальше будет богатеть такими темпами, рассудила она, то лет через десять хоть часть фантазий о красивой жизни все-таки можно будет реализовать.

4.

Тем не менее копящаяся неудовлетворенность все громче заявляла о себе. В итоге Ленка не выдержала.

Грехопадение ее произошло на второй год брака. После долгих моральных мучений Лена выбрала себе подходящего мужчину в фитнес-зале, который посещала в то время. Парень оказался понятливым, и какое-то время они методично, но с соблюдением всех возможных предосторожностей предавались радостям плоти в его большой холостяцкой квартире. Однако потом у несчастного, что называется, «сорвало крышу» и он нарушил правила игры – стал названивать ей вечерами, требовать развода, грозить «поговорить с мужем» - в общем, изрядно портить жизнь. Отделалась она от него ценой невероятного эмоционального напряжения, сменила телефон и даже была вынуждена некоторое время под разными предлогами не выходить из дома. Потом они с мужем уехали отдыхать, и незадачливый кавалер пропал за горизонтом.

После перенесенных страданий Ленка, конечно же, зареклась когда-нибудь еще «ходить налево» и даже несколько месяцев соблюдала этот вынужденный договор с самой собой. Но в семейной постели ситуация не улучшалась, и даже наоборот.

Разговоры супругов становились все задушевнее, она активно помогала мужу в домашних делах, руководила ремонтом новой квартиры и всячески морально поддерживала Бориса, но… Она совершенно перестала получать удовольствие в супружеской постели, а семейный секс превратился в неприятную обязанность. Сначала подсознательно, а потом и вполне осознанно Ленка стала избегать близости с мужем, зато, оставшись одна, изводила себя изощренными многочасовыми мастурбациями. На этом фоне все возможные проблемы с любовником уже не казались ей такими уж ужасными. В конце концов она плюнула на договор и решила найти нового мужчину.

Естественно, знакомиться в клубах и ресторанах она уже не могла, поэтому пришлось обратиться к Интернету. Кроме многочасовых посиделок и бесконечно повторяющихся диалогов, глобальная сеть подарила Лене несколько неприятных встреч, пару неловких половых актов и несколько месяцев напряженного во всех смыслах романа с красивой 30-летней женщиной Ольгой.

Этот этап ее сексуальной биографии занимал меня более всего, особенно после того, как она показала мне фотографии своей бывшей любовницы: Ольга была действительно красивой женщиной.

Расстались они по банальной для таких романов причине: Ольга оказалась сложившейся и ортодоксальной лесбиянкой, то есть категорически не воспринимала ни секса с мужчинами, ни даже возможности для своей возлюбленной жить с ними. Для Ленки вся эта история была лишь вынужденной мерой, призванной компенсировать оскудение эротических эмоций в супружеской постели, и потому, когда Ольга стала вести себя ровно как приснопамятный любовник из фитнес-зала, Лена довольно быстро порвала с ней все связи. «В общем, мне тупо хотелось, чтоб она меня лизала и трахала. А ей хотелось нежности и отношений. Все банально!» - подытожила она свой рассказ.

И вот тут на сцене появился я. Мы с ней познакомились на последней стадии романа с Ольгой. Лена вывесила на одном сайте знакомств свою анкету, и я оказался первым, кто туда заглянул. Завязался обычный в таких ситуациях разговор, но вскоре мы оба поняли, что нам повезло. Мне как раз захотелось новых ощущений, и я нашел себе красивую и удобную во всех отношениях любовницу, а она – деликатного любовника и хорошего друга. Во всяком случае, так она говорила. Напрягало только то, что с ее стремительно поднимающимся мужем мы в какой-то момент неизбежно должны были где-нибудь пересечься.

Чем я в то время зарабатывал себе на жизнь – история отдельная и к излагаемому сюжету касательства не имеющая. Тем более что с тех пор все многократно поменялось. Скажу только, что сфера моей деятельности была такова, что приходилось постоянно работать со стремящимися к публичности мелкими предпринимателями. А Борису его учителя как раз прописали социальное лидерство, и он периодически фигурировал среди участников всевозможных конференций и круглых столов, подобных тем, в которых иногда приходилось участвовать и мне. Круг сужался, и я морально готовил себя не удивиться, пожав однажды его руку.

Первое время меня удивляла способность Лены жить двойной жизнью – быть заботливой матерью и женой и в то же время цинично и изощренно трахаться с другими мужчинами, в данном случае со мной. Впрочем, самой ей все это не казалось циничным. Она даже обиделась, когда я как-то завел на эту тему разговор. В итоге я стал искренне восхищаться устойчивостью ее психики. Она просто так жила, а я не считал нужным читать ей проповеди и старался делать вид, что ничего особенного не происходит. В общем, к моменту описываемых событий мы встречались уже больше года и в какой-то степени были идеальной парой друзей-любовников. Мы так уверились в безопасности и управляемости наших отношений, что даже заведомо опасная и чреватая многими проблемами идея совместного отдыха, пришедшая как-то в мою, каюсь, голову, не напугала ни ее, ни меня. Словом, все у нас было отлично до этого самого дня, когда в освещенном полуденным солнцем номере турецкого отеля мы вынуждены были впервые за все время увидеть ситуацию с совершенно новой стороны.

- Блин, мне кажется, я бы сама его убила, сволочь такую! – выдохнула Ленка.

Мы помолчали еще несколько секунд. Идея с физическим насилием меня расстроила.

- И как мы с тобой после этого будем? – продолжил я вечер черного юмора, внутренне изумляясь своему неуместному веселью и пытаясь унять поднявшийся в голове нерадостный шум. Давление, что ли?

- Ты что, совсем дебил, да? – Лена повернула лицо ко мне. Из ее глаз текли слезы. Я первый раз видел ее плачущей. Очевидно, в эту минуту она не сомневалась в моей неадекватности и, может быть, последними словами проклинала тот день, когда спуталась со мной. – Что смешного-то, а? Ты что, не понимаешь, что все серьезно? Серьезно!!

Снова повисло неловкое молчание.

Она дошла до раковины, умылась, снова села на кровать и закурила тонкую сигаретку.

- Ну, так и какие планы?

- Хуже всего то, что он еще и сюда может припереться. Он напрашивался побухать, подбивал клинья… И улетаем мы, похоже, одним рейсом, - задумчиво произнес я.

Мы помолчали еще некоторое время. Я не знал, что еще сказать, а она переваривала полученную информацию.

- Может, его действительно грохнуть? – с удивительной легкостью предложила она. «Откуда у русских девушек этот криминальный уклон в мышлении?» - подумал я совершенно некстати.

- Грохнуть? Ну, во-первых, я что-то не чувствую себя способным… Можешь меня за это попрезирать на досуге... А во-вторых, наших проблем это не решит, и даже наоборот. – Я решил сохранять спокойствие и с предельной остротой почувствовал себя неполноценным мужчиной. Какой-нибудь Джеймс Бонд на моем месте решил бы проблему одним ударом, еще и труп спрятал куда-нибудь. А я… Я могу только анализировать ситуацию под презрительным взглядом чужой жены. Интеллигент в маминой кофте, как некогда выразился в мой адрес один брутальный спортсмен.

- Ну, киллер из тебя, прямо скажем, херовый… - Лена злилась, и атмосфера в комнате заметно накалялась. – Я бы, кажется, сама его убила, гада.

Повторно изъявленная готовность лично расправиться с Гришей меня насторожила. Надо было как-то отойти от обсуждения насилия.

- Даже допустим, что и убила, в чем я сомневаюсь, а вот дальше знаешь что будет? Приедет доблестная турецкая полиция, устроят разбирательство, шум со скандалом - убит русский турист. Мы с тобой сразу будем опрошены как свидетели. Все это пропечатают в газетах. Какие-нибудь ушлые журки раздобудут список русских в отеле, через турфирмы пробьют, кто где… у трапа встретят… Если тут турки нас в зиндан не посадят… Короче, спалимся стопудово. Уж не говоря о том, что территория отеля маленькая, куда труп-то прятать? Расчленять его, что ли? – тут я сам удивился, с какой легкостью и серьезностью размышляю над проблемой утилизации трупа, но рефлексировать на тему своего криминального мышления мне показалось несвоевременным. «В больнице будет масса времени об этом думать, если будет чем», - подумал я.

- В море утопить его… - Лена села на тумбочку и принялась задумчиво болтать ногами, трогательно пошевеливая пальцами.

- «Несчастный случай в отеле «Палм Бич»! Утонул турист из России!» - так и вижу «КП» с такой передовицей, – пророчествовал я, завороженно следя глазами за движениями ее ног.

- И что делать-то? А? – она внимательно смотрела мне прямо в глаза, и я на несколько секунд снова почувствовал себя мужчиной, которого слушают и которому доверяют.

- Можно снять тебе номер в соседнем отеле. Ты там посидишь тихо, я ему буду иногда попадаться на глаза, и пусть он рассказывает всем, что видел тут меня одного. В конце концов, это выход. Надо всего-то продержаться пару дней.

- А как я одна выбираться буду в аэропорт? – Лена встала и налила себе еще виски.

- На такси. Я буду его отвлекать, а ты пройдешь регистрацию сама, сядешь отдельно, очки, шляпа и все такое. И в городе по прилете то же самое, в обратном порядке.

- Ну… вариант, да. А может, вместе свалить отсюда? И хрен на этого мудака?

- В центре города найдем какой-нибудь отель, – уцепился я за спасительную мысль. – Это, наверное, не так сложно - всего на пару дней, а про меня он пусть что угодно сочиняет. Денег у меня хватит, я надеюсь, если больше не шиковать.

- Жадина ты все-таки, – даже тут она свернула на любимую тему, хотя было понятно, что обвинение всех мужчин в жадности было риторической фигурой ее речи, не имеющей никакого отношения к данной ситуации.

- Глупо просить перевести мне срочно 200-300 долларов, да и ладно…

- Хорошо, давай поедем в центр искать отель.

5.

Мы быстро оделись. Ленка проявила чудеса собранности и предусмотрительности – кроме обычных для русских девушек в Турции шортиков, топика и очков, она дополнительно замаскировалась широкополой панамой и стала такой типичной туристкой, что индивидуальность ее практически исчезла. Я оделся в неброскую рубашку и мятые джинсовые шорты, став еще одним обычным «руссо туристо». Все сборы происходили в крайней нервозности, но при этом в полной тишине. Нам нечего было сказать друг другу в этот момент, более того, мы тяготились друг другом, но были вынуждены находиться в одном номере.

Из комнаты решили выйти по очереди и встретиться уже на остановке такси. Первой пошла Лена. Я некоторое время походил по комнате, вслушиваясь в каждый звук, а потом, задержав дыхание, выглянул в коридор. Сердце предательски застучало. «Блин, что ж ты такой трус!» - отругал я себя.

К счастью, в коридоре ничего подозрительного не было, только сосредоточенная турецкая уборщица заносила в открытую дверь соседнего номера полотенца и шампуни.

По территории отеля я прошел довольно быстро и Гриши не встретил, что внушило некоторое успокоение.

Лену я увидел сразу за углом нашего отеля, она стояла у витрины магазина и разглядывала аляповатые тарелки с условными курортными пейзажами и надписями.

- Все спокойно, можно ехать…- бодро отрапортовал я.

- И куда мы поедем? – она сняла очки и внимательно посмотрела на меня.

Как только мы покинули территорию отеля, внутреннее напряжение немного спало, и оказалось, что мы снова можем общаться спокойно.

- Давай сначала обойдем все окрестные отели. Тут их целый район! – я сделал широкий жест рукой. И мы начали наш крестный путь.

В прохладный холл первого отеля, горделиво называвшегося «Люкс Бич Хотель», мы вошли энергичной походкой. После довольно долгой беседы на всех известных нам языках – отель был ориентирован на европейцев, и русского персонал не знал – стало ясно, что мест нет. В следующем отеле с незапоминающимся турецким названием русский язык отлично понимали, но мест тоже не было. «Что вы хотите, самый сезон! Туристов вон сколько! Все занято!» - усатый турок сальными глазами разглядывал Ленку и настойчиво предлагал нам выпить с ним чаю. От чая мы энергично отказались и пошли дальше.

С третьим отелем было еще проще. Войдя в холл многоэтажного комплекса, мы застали там группу русскоязычных граждан с вещами, которые громко требовали заселить их в номера согласно ваучерам, а взмокший турок судорожно кричал что-то в телефон, отмахиваясь от них свободной рукой. Мы вышли.

Не буду утомлять читателя перечислением всех посещенных нами в тот день отелей. Сначала мы пешком обошли все окрестности, потом сели в прохладное такси и поехали в центр города. Таксист быстро понял наш интерес и сам активно показывал нам все новые и новые отели и пансионы. Результат оставался прежним: везде все было занято.

… Спешно покинув отель, мы остались без обеда, и в какой-то момент голод и усталость стали невыносимыми. Измотанные хождением по жаре, мы, наконец, сели поесть в кафе возле малозначительно архитектурной достопримечательности.

Я молча ел кебаб, размышляя, не слишком ли хорошо выглядит памятник архитектуры для заявленных на табличке восьми веков, а Ленка задумчиво курила, иногда прихлебывая из стакана пиво.

- Может, позвоним нашей гидше? Как там ее… Наташа, что ли? – предложила она.

- И что мы ей скажем? – мышление мое уже работало в каком-то нездоровом ключе, и первое, что пришло мне в голову, - это опасность привлечения посторонних людей к своим деликатным проблемам.

- Ну, она нам подскажет, может. Скажем, что хотим съехать, что соседи неприятные, еще что-нибудь…

- Знаешь, мало ли как все кончится – а гид будет в курсе, что у нас какие-то проблемы, - поделился я своими мыслями.

Ленка некоторое время смотрела на меня изучающе.

- Давай я ей позвоню и просто спрошу.

- Звони, – я протянул ей свой мобильник и вернулся к кебабу, напряженно вслушиваясь в разговор.

- Наташа? Здравствуйте, а мы вот из отеля «Палм Бич»… Да-да, все хорошо… Нет… Тут вот какой вопрос… Ко мне тут друзья приехали, они на яхте плавали и решили пожить в городе… Да, и хотят какой-то отель снять… - она говорила нарочито беззаботным голосом, но на лице легко читалась напряженная работа мысли – она экспромтом, но весьма виртуозно врала, за доли секунды вызвав к жизни целый новый мир, населенный расслабленными друзьями, рассекающими синее море на белых яхтах.

- Вот как… Ну, они хотели сегодня… Да, мы же уезжаем уже через два дня… Чтоб вместе… Печально, конечно… Как, вы говорите, называется? Ага, «Хадрианус Хотель», понятно… Спасибо, Наташа, да-да-да… ага.

Появление в разговоре нового отеля вернуло мне надежду.

- Где этот «Хадрианус»? – деловито спросил я.

Ленка огрызнулась матерной рифмой и отхлебнула пива.

– «Высокий сезон, все занято, что вы, что вы», - передразнила она гидшу и закурила новую сигарету.

- Лен, не до драматических жестов. Она же назвала тебе отель? – мне хотелось верить, что этот «Хадрианус» еще как-то может нам помочь, вопреки ее скепсису.

- Назвала, но это не наш вариант. Там можно заказать номер, но минимум за два-три дня. Говорит, очень много туристов из Европы, поэтому даже дорогие отели и пансионы в городе заняты.

- Может, врет? Мало ли, просто не хочет поощрять самостоятельный туризм? – поделился я последними сомнениями.

- Врет или не врет, но пока мы ничего не нашли. Я устала, давай расплатимся и поедем в отель.

Действительно, прошло уже несколько часов и солнце клонилось к закату. Впрочем, летний вечер немногим отличался от жаркого дня. Мы ехали по широкой трассе и молчали. Водитель, пытаясь развлечь нас, на всю катушку врубил разухабистое туземное радио, и молчание наше утонуло в мелодиях и ритмах турецкой эстрады, бессмысленной и беспощадной.

В отель заходили по очереди, но в пустом коридоре я Лену все-таки догнал. Мы вместе вошли в прохладный номер и с облегчением выдохнули.

Тем не менее утренняя напряженность исчезла, и мы уже не раздражали друг друга так откровенно. Может быть, это было чувство обреченности, которое уже начало потихоньку заполнять наше сознание. А может, мы уже просто устали бояться и паниковать.

- Что-то я перенервничала, дай-ка мне сигару! Сигареты уже не торкают. – Ленка сняла с себя идиотскую панамку и очки, потом стянула через голову топ и, уже подходя к кровати, изящным жестом расстегнула пуговички на шортах. Они упали на пол. Ленка осталась в одних белых трусиках с легкомысленной клубничкой на самом интересном месте.  В другой ситуации ее узкий таз в трогательных трусиках позвал бы меня на подвиги, но печальные результаты вылазки в город менее всего располагали к интиму.

Я подал белую пачку сигар, снял промокшую рубаху и сел на кровать. Она достала пухлый коричневый палец сигары и на удивление умело закурила. Я сделал то же самое, но в очередной раз совершил обычную свою ошибку - сигара снова загорелась только с одного бока.

- Ну и что будем делать, любовничек? – она меланхолично выпустила дым из ненакрашенных губ и повернулась ко мне.

- Лен, я не знаю… Правда. Нет вариантов.

- Мда… Ну, у меня вариант есть… Народный такой, крестьянский вариант: упасть на коленочки перед мужем и покаяться. Бес, мол, попутал, прости, Боречка любимый.

- Думаешь, простит? – с надеждой спросил я, даже не успев подумать о своей участи при таком развитии событий.

- Простить не простит, но вот калечить и убивать, может, и не станет. По морде может надавать. А вот твои варианты гораздо печальнее…

Мне всегда казалось, что самое глупое дело – бить морду любовнику. Какой от этой экзекуции практический смысл, в самом деле? Какая разница, с кем спит твоя женщина? По логике вещей, важен сам факт предпочтения другого человека, а не его личность. Во всяком случае, мне всегда казалось очевидным, что личность любовника уж точно не имеет никакого значения. Как интеллигентный современный человек, я бы в такой ситуации попытался мягко выяснить отношения с женщиной. Как-то уяснить, что ей во мне не нравится. Узнать, надолго ли это или так, случайно. Короче, бить морду точно не полез бы. В конце концов, если эта женщина так уж мне нужна – я бы, пожалуй, попытался как-то уладить ситуацию, а потом еще и разыграть такой дивный козырь в свою пользу - в случае своей неизбежной измены. А если женщина ненужная, то это же прекрасный повод избавиться от нее и с чувством морального превосходства уйти в новый поиск.

Я прокручивал эти убедительные и стройные аргументы, прекрасно понимая, что вся моя гуманистическая логика не стоит ни гроша. Потому что это была моя логика, логика рафинированного городского интеллигента 21 века, и она не имела никакого отношения к крестьянской логике, которой по-прежнему руководствуется большинство наших сограждан. Таких, как Ленкин муж, – он, несомненно, был весьма далек от современной этики межполовых отношений. И никакие школы лидерства не могли ничего изменить, ибо речь шла о самых архаичных структурах сознания.

Да, простые парни мыслят иначе – это открытие я сделал уже давно, но каждый раз снова и снова удивлялся существующей рядом со мной целой вселенной крестьянской ментальности. Эта вселенная жила по законам, данным строгими древними богами самому царю Гороху, и населяли ее простые такие ребята, которым все гуманитарные и возвышенные нововведения нашей городской вселенной были до одного немытого места.

Даже изменяя женам со всеми встречными блядями и годами не интересуясь жизнью своих законных супруг, такие персонажи в критической ситуации способны на многое. И не только потому, что их самих открывшиеся вдруг похождения жены заставляли вспомнить все кодексы патриархата, но и потому еще, что «братва не поймет». Как так? Тебе жена наставила рога, а ты – ноль эмоций? Если добавить к этому коктейлю пресловутое Борисово «лидерство», то картинка получалась совершенно невеселая: как же так, от лидера жена гуляет! И просыпается в глубине хомо сапиенса древняя обезьянка, настоятельно требующая порвать вероломного конкурента на шерстяные тряпочки. Тут я подумал, что со всеми этими лидерствами в глубине Бориса должна обитать не простая обезьянка, а вполне себе грозный гамадрил, доминантный самец, который таких вот похотливых типусов, как я, должен сначала долго, публично и разнообразно бить, а потом с изрядным позором из стаи выгонять, чтоб другим неповадно было. И это еще при хорошем настроении. Про худшее и думать не хотелось.

Короче говоря, шансов убедить Бориса подойти к ситуации вдумчиво и конструктивно у меня не было. Тем не менее я, как обычно бывало в стрессовой ситуации, мысленно моделировал длиннейшие монологи, обращенные к Борису, отчетливо понимая, что занимаюсь ерундой.

6.

Откуда, мысленно проповедовал я, взялся этот глупый культ половой верности? Верность, в сущности, ужасное слово. Целое море эмоций и переживаний, священные писания и уголовные кодексы, убийства и оправдания, ссоры и муки. Нет, в самой по себе верности нет ничего плохого и страшного. Как идея верность прекрасна. Прекрасна, как все идеи, вот что надо понимать. Потому что на практике верность существует гораздо реже, чем всем бы нам хотелось. Особенно если говорить о половой верности. Это вообще что-то странное и непонятное, из серии древних обычаев, лишенных смысла. Потому что есть такие люди, которые не могут быть верными. Которым этой верности и от других-то не очень нужно.

В сущности, к верности надо относиться как к религии – быть верным или неверным, каждый должен решать сам, и никто не вправе навязывать другому человеку свою шкалу ценностей, где верность стоит на самом почетном месте как важнейшее мерило отношений. В конце концов, неверность никому жить не мешает, если вести себя как мыслящий человек, а не как ослепленный страстью павиан. Если учитывать интересы ближних и дальних своих, то всем будет хорошо и спокойно, все будут жить долго и счастливо, благословляя друг друга и не задавая никогда вопросов «где ты был?» и так далее.

Вся эта стройная картина, однако, еще более утопична, чем императив верности. Потому что далеко не для всех все так очевидно. Я снова упирался в то, что некий французский мыслитель назвал «адом других».

Это вообще одно из главных разочарований в человеческой жизни – понять в один отвратительный момент, что окружающие тебя люди мыслят совсем не так, как ты бы желал; более того, твой ход мысли кажется им не менее странным и нелепым, чем тебе - их. Между прочим, далеко не все способны воспринять это знание. На каждом углу попадаются умники и умницы, готовые часами анализировать любые жизненные ситуации исходя исключительно из своего субъективного опыта.

Но ладно бы речь шла о каких-то высокодуховных спорах, позиции сторон в которых только самим сторонам и интересны. Увы, но это разнообразие подходов касается массы бытовых тем и предметов. Опять-таки вернемся к верности. Абсолютное большинство женщин совершенно не способны воспринять изложенную выше позицию. Почти каждая из них верует в принцев, любовь до гроба, хочет семью и детей, хочет, чтобы выбранный мужчина принадлежал только ей, любил, на руках носил, не изменял никогда. Когда-то давно, на заре полового созревания, мне казалось, что подобные идейки гнездятся исключительно в хорошеньких головках маменькиных дочек, а где-то есть табуны диких и похотливых девчонок, готовых трахаться за интерес и не спрашивать, куда и с кем ты пошел после завершения полового акта.

В этом вопросе разочарование мое было еще более фундаментальным. Нет, конечно, в мире есть огромное количество похотливых и веселых девчонок, которым просто нравится секс, просто нравишься ты, и они готовы и могут выдать тебе по полной программе, и ничего взамен не попросить (или незатейливо попросить денег, что, в общем, ничего не меняет), и потом исчезнуть из твоей жизни раз и навсегда. Другое дело, что обычно эти девушки тоже в конечном счете хотят свадьбу, семью, детей, верного мужа и все такое прочее. Похотливые жены, легко и непринужденно ходящие налево, в большинстве своем тоже делают это вынужденно – или мстят мужьям, или просто разуверились в способностях мужей удовлетворить их так, как им хочется. Стоит с ними поговорить на эту тему задушевно – и вы убедитесь, что при другом раскладе они бы никогда не стали этого делать. Причем добрачный сексуальный опыт мало что значит, хотя у погулявших девушек больше материала для анализа и невеселых выводов, чем у их невинных до замужества сестер. И если опытная девушка способна уже через несколько лет или даже месяцев семейной жизни с грустью констатировать, что некоторых вещей муж не умеет и не хочет делать (и есть все основания полагать, что изменить себя он тоже не захочет), то неопытная девушка идет к аналогичным выводам «тернистым путем греха», как выражался один литературный персонаж. Сначала у нее копится неудовлетворенность, потом имеющийся опыт сопоставляется с опытом подруг и вообще всяким доступным опытом, ну а итог все равно один: рано или поздно женщина понимает, что присутствие мужчины в ее жизни – это еще не решение всех проблем, даже если избранник соответствует самым лучшим представлениям об идеальном муже.

Весь этот вихрь мыслей и слов бушевал в моей голове несколько бесконечных минут.

Как ни странно, но путешествие в мир идей даже несколько успокоило меня, впрочем, ненадолго.

- Короче, я думаю, он мне все-таки по роже съездит. Пару раз. – Ленка выпустила струю седого дыма, и он повис над нами странным облаком.

- Почему? – автоматически спросил я, по инерции продолжая готовить бесконечные речи к обманутому мужу. Я даже увидел на краю сознания парадное издание этой ненаписанной книги – «Речи к обманутому мужу». Название ясно отсылало к сочинению Иоганна Готтлиба Фихте «Речи к германской нации». «Я - не я, и лошадь не моя», - вспомнилось мне почему-то. «Солипсизм уже потому глупость, что сам бы я никогда не стал воображать себе мир, где со мной приключилось бы такое вот недоразумение», - подумал я, поразившись неожиданно родившемуся тезису против целого философского учения.

- Потому что для него это будет шок. Я думаю, ему даже и в голову никогда не приходило, что я могу так вот… с ним. Он же думает, что я паинька-заинька.

- Странно… Вроде ты и до свадьбы позажигала… Да и до меня… Ведь ты мне писала тогда в аську. И рассказывала…

Мне стало интересно. Я всегда думал, что ее муж должен что-то понимать. Во всяком случае, не верилось, что можно было взять в жены такую ушлую деваху, у которой все на лице написано, и не заподозрить ничего в ее прошлом и настоящем.

- Много бы вы понимали, мужики. До свадьбы все, что было, – было в другой тусовке. Борька там никого не знал, не знает и не узнает. Да и потом… Вы же, пока вас мордой не ткнешь, ничего в упор не видите. Кроме того, у Борьки есть потрясающая по глубине теория относительно себя и меня, – Лена как-то грустно улыбнулась. Она уже не говорила со мной, а просто рассуждала вслух.

- И какая же? – поддержал я разговор, который все-таки был лучше тревожного молчания.

- Ну… Он думает, что, во-первых, он – супермужчина. Такой вот спортивный и позитивный парень, у которого все хорошо: бизнес развивается, друзья уважают, жена любит, сына родила… Да ему даже в голову не приходит мысль, что я могу ему изменять. Я думаю, представь я тебя ему и скажи: вот, это мой знакомый, мы с ним вместе поедем отдыхать, можно? Я думаю, он бы отпустил… ну, то есть не отпустил бы, конечно, но вовсе не потому, что заревновал бы. Я же в принципе другими мужчинами интересоваться не могу! Просто он бы подумал, что все это как-то неправильно с точки зрения его, его друзей и родителей, и вообще… Защита у него такая. Все позитивно, и мир вращается вокруг него! Он же у меня лидер по жизни, как он о себе думает. Воспитывает в себе психологию лидерства, вот как!

- Может, он и прав. Так, наверное, и проще. Ни о чем не мечтать… - выдохнул я, в очередной раз подумав, что привычка бесконечно рефлексировать по каждому поводу до добра не доведет.

- Да все не так… Он мечтает, но не о яхтах, не о виллах на Лазурном Берегу или там о «Майбахе», нет. Он мечтает поменять свой джип на джип БМВ. Ну то есть «Майбах» ему, конечно, очень нравится, он же у меня автодрочер, часами может трындеть, какие там навороты на «Ламборгини» и что нового навесили на «Феррари». Но мечтает практично, на обозримое будущее… А виллы за границей ему вообще не интересны. Ему бы дом с банькой, да он, собственно, его уже и строит. Так что у него в голове все просто и понятно. И я там – глупая маленькая девочка, которую он привел в свой прекрасный гармоничный мир, я счастлива, и никто мне не нужен в принципе… Но вот если его уж носом ткнуть… Да, тут у него все в голове сложится. Все мои загулы «с девчонками», бесконечные тренировки и курсы оригами… За это и ударит. Поймет, что был дураком. Все эти годы.

Действительно, подумал я, нам, мужчинам, в такой ситуации не позавидуешь. Женщины в любой момент, даже без всяких доказательств, могут устроить истерику. Кричать: «Ты меня обманываешь! Ты меня не любишь! Ты изменяешь! Я чувствую!» А если есть хоть какие-то основания для подозрений – тут уж можно себе ни в чем не отказывать. Кроме того, образ обманутой женщины трагичен, в то время как обманутый муж все-таки скорее комический персонаж.

Рефлексирующий мужчина скорее будет винить во всем свою мнительность, чем предъявит что-то женщине. Ревность тут не помощница, даже наоборот. Подозревая жену во всем подряд, муж рискует просмотреть реальные факты, что, кстати, и случается сплошь и рядом.

«Женщина суть умеет три вещи – плакать, ткать и обманывать», - писали в «Молоте ведьм» господа монахи Шпренгер и Инститорис. Насчет ткать не уверен, а вот плакать и обманывать…

Особенно обманывать. В разные периоды своей жизни я неоднократно наблюдал сцены общения загулявших жен с мужьями по телефону и пришел к грустному выводу: если я когда-нибудь женюсь, я совершенно точно не буду даже пытаться следить за женой. Потому что бесполезно и все равно не поймаешь. Но, с другой стороны, ироничные взгляды друзей и дурацкие слухи, распускаемые такими вот сраными Гришами, – они все равно заставят в итоге что-то делать.

Пока мы приводили себя в порядок, наступил горячий приморский вечер. Небо стремительно почернело, зажглись огни. Продолжать поиски отеля было глупо, да и не хотелось. Чтобы не ужинать в отеле, мы отправились шляться по кривым улочкам среди сувенирных лавок, кафе, веселых немецких стариков и пьяных соотечественников. Сначала я тревожно оглядывался по сторонам, а потом расслабился и перестал вертеть головой.

Поужинали в каком-то сомнительного вида ресторане, где было слишком много шумных англичан. Мы сели в самом углу: там нас не было видно, зато весь зал был перед нами. У меня была теория, что есть надо в таких вот неброских заведениях, где и таится подлинная туземная кухня. В приложении к конкретной ситуации теория не сработала, нам принесли весьма посредственные шашлыки и засохшие лепешки. Мы вяло поковырялись во всем этом, удивились солидному счету и пошли дальше. Хотелось продолжения вечера, поэтому, гуляя, мы несколько раз садились в попадавшихся тут и там кафе, что-то пили, что-то ели, а уже по дороге в отель взяли кальян.

В итоге всех приключений и от создавшейся в голове невесомости, в отель мы вернулись уже довольно поздно и, легкомысленно наплевав на конспирацию, спокойно добрались до номера. Свет включать не стали, сели на балкон и продолжили алкогольный вечер. О чем мы тогда говорили – я не помню, скорее всего, это был обычный пьяный гон. Возможно, с очередным перечислением актуальных на тот момент тревог или, как можно говорить в некоторых кругах, «вызовов».

Короче говоря, мы напились как сволочи. До какого-то помутнения сознания, так что завершение вечера я помню фрагментарно.

В итоге, как ни странно, все кончилось сексом, мучительным и нарочито разнузданным. Ленка кричала, что она грязная сука и поэтому ее надо драть как последнюю шлюху, я быстро вошел в роль и, грязно матерясь, оприходовал ее на потасканном покрывале нашей кровати. Смутно помню свои грубые фрикции под ее животное подвывание, и ее широко расставленные в стороны ноги, и эти мерно двигающиеся дивные щиколотки, которые мне всегда так нравились… Я долго не мог финишировать и под конец совершенно потерял человеческий облик. Странно, но на фоне общего тумана я отчетливо запомнил, что из глубин сознания веяло могильным холодом и безысходностью. Возможно, что именно это придало оргии дополнительный колорит. Помню, что под конец пот заливал мне глаза, Ленка жестоко царапала мне спину и кричала: «Кончи в меня, кончи, тварь!»

Ночью мне приснился сон, который я когда-то давно уже видел, еще в детстве. Снилось, что я и мои родители сидим в каком-то большой некрасивом здании, похожем на аэропорт Домодедово советских еще времен. Вокруг куча народа, холодно, тревожно и неуютно. Все чего-то ждут, мне страшно, и я тоже чувствую, что надвигается что-то нехорошее. Я проснулся в тот момент, когда из огромных окон с мутными стеклами хлынула темная холодная вода и я во сне испугался этой неминуемой и страшной смерти. Была ночь, я, пошатываясь, дошел до туалета, потом выпил воды и снова лег спать. Поворочавшись некоторое время, я уснул и до утра провалился в пустоту.

7.

…Проснулись мы довольно поздно. Я первым делом подошел к холодильнику и жадно напился воды.

- Дай мне тоже… Любовничек! – Ленка села на кровать и разглядывала меня опухшими воспаленными глазами. – Мне какая-то муть снилась, будто я голая, а Борька и его родители на меня смотрят, я им что-то объясняю, мне кажется, что я такая вся убедительная… А потом чувствую, как у меня по бедру течет… И я понимаю, что они все поняли… И все всё поняли….

- Я вчера предохранялся! Вон валяется доказательство! – по-школьному начал отпираться я.

- Не тупи, это сон, он – про другое! – одернула меня Ленка и, встав с кровати, пошла в туалет. У нее была упоительная привычка не закрывать за собой дверь, и сквозь проем я увидел, как она села на унитаз и сосредоточенно стала разглядывать пальцы своих ног под журчание струи.

- Сколько нам надо продержаться еще? – спросила она меня, вставая.

- Три дня, включая сегодняшний. До отлета.

- Как ты думаешь, он сообщил кому-то, что встретил тут тебя? – она подошла к окну и закурила.

- Трудно сказать… - я решил не нагнетать страсти. В конце концов, то, что он встретил меня в этом отеле, еще ничего не меняло.

- Надо с ним вступить в контакт. И что-то там придумать потом. По ситуации...

- Я-то могу, но что, собственно, дальше? Я буду с ним квасить и отвлекать его от тебя, а ты будешь сидеть тут, в номере? Он же будет лезть под кожу и выяснять, где я живу, припрется сюда, на ресепшене начнет вынюхивать, с него станется… - Было ясно, что она что-то задумала, но что именно, я не мог понять.

- Это все ерунда. Прятаться опасно, особенно если он такой любопытный. Давай между делом скажем ему, что познакомились тут и просто квасим вместе. И все. Я, мол,  тут с тетей отдыхаю, ее предъявлять не будем, бухать будем в его номере… Ну вроде как у меня нельзя – я с тетей, а у тебя… Ну раскидано все… Или мои вещи спрячем… Или там соседи с ребенком за стеной, ругаются, тишины требуют… Короче, что-то такое! – она деловитым голосом излагала свои идеи, и я понял, что план у нее уже готов и она просто не хочет его раньше времени рассказывать.

- Лен, ты что придумала? Говори сразу.

Она обернулась и, рассеянно глядя поверх меня, произнесла:

- Ну, все просто… Если станет понятно, что он меня узнал, - напьемся, ты уйдешь, я его трахну, а потом ему скажу – все, пиздец, мальчик мой, муж убьет нас обоих. Напугаю его Бориной брутальностью, скажу, что у него друзья-бандиты и что его-то мой муж по-любому жить не оставит. Он испугается и будет молчать. Как ты полагаешь, он испугается?

Степень женского цинизма в очередной раз меня удивила. С другой стороны, определенная логика в этом была. Я знал про Гришу одну неприятную историю: в свое время он регулярно поносил некоего уважаемого человека, хвастаясь, что готов с ним судиться и публично доказывать свою правоту. Кто там был прав – это вопрос второй, а вот финал истории был поучительным: уважаемый человек пригласил Гришу на разговор, а когда тот пришел, ему с глазу на глаз и в очень доверительной манере было обещано, что после следующего пасквиля ему сломают ноги. Естественно, на этом правдоискательство и закончилось. Короче говоря, угроза физической расправы могла подействовать нужным образом. Однако меня беспокоило форсирование событий с нашей стороны. Кроме того, чего уж греха таить, задел сексуальный аспект плана – Ленка, моя Ленка, и это чмо? Нет, ну то есть мы даже обсуждали полусерьезно идею найти на курорте третьего и поэкспериментировать в этой области, но вот поганого Гришу я категорически не мог представить с ней и в ней.

- Ты серьезно будешь с ним это… да? – спросил я и для пущей глупости еще и хмыкнул.

- Ну, раз убить его ты не можешь, что еще делать? Мне, в общем, не трудно, если честно… Приятного мало, но что делать-то… - она ответила очень серьезно, и мне стало совсем неудобно. – Это вам сложно изображать похоть, у нас все просто, в крайнем случае – смазки капнуть и постонать пять минут… Фигня.

На самом деле мужчины тоже могут изображать оргазм, подумал я. Это волшебное открытие я совершил совершенно случайно и, откровенно говоря, поздно. В период краха наших полусемейных отношений с Дашей, когда я уже совсем не интересовался ею сексуально, а она периодически требовала внимания, я пришел к выводу, что если ввести член в презервативе внутрь и какое-то время продержаться, то потом можно просто заявить, что кончил, и на этом завершить процедуру. Главное – быстренько утилизировать презерватив. Да, даже в постоянных отношениях я настаивал на их использовании. Уже хотя бы для того, чтобы не заразить постоянную девушку чем-нибудь неприятным, подхваченным в опасном мире случайного секса.

- И как будем действовать? Я готов участвовать, - тогда это показалось мне хорошей идеей, даже в чем-то возбуждающей, хотя первым делом я для себя решил, что после Гриши я с ней, наверное, уже никогда не смогу, но до этого самого «никогда» еще надо было дожить. А еще я подумал, что менее всего мне бы хотелось жить с общей, одной на двоих с Гришей, тайной.

- У, как я тебя вчера расцарапала, – Ленка стояла перед зеркалом, пытаясь что-то сделать со своим помятым лицом, и смотрела на отражение моей спины. Сразу после ее слов я почувствовал, что спина действительно саднит, и пошел в душ.

- А ты мне на бедрах синяки оставил, садист проклятый! – услышал я сквозь шум воды и даже улыбнулся. Нет, все-таки мы были замечательными любовниками.

Выйдя из душа, я посмотрел на часы. Общий завтрак мы, как обычно, проспали и потому заказали завтрак в номер.

Пока его готовили и несли, я успел побриться, почитать книжку и даже посмотреть новости. Ленка все это время была занята различными гигиеническими процедурами, полностью уйдя в свои мирные хлопоты.

В дверь вежливо постучали. С легким волнением я пошел открывать, но это была всего лишь горничная с тележкой.

Мы не спеша и даже с аппетитом поели. В конце концов, думал я, пока ничего страшного не случилось. Ленку он еще вообще не видел, времени до отъезда у нас не так много. Может быть, удастся все как-то свести к глупой болтовне трех случайно встретившихся земляков… Хотя, конечно, это все было ерундой: болтовня болтовней, но Ленки тут не могло быть ни под каким соусом, так что ее план в данной ситуации представлялся не худшим вариантом.

После завтрака мы еще раз все обсудили. Договорились, что я между делом встречу Гришу, мы пойдем к бару у бассейна, где нас и найдет, разумеется совершенно случайно, Ленка.

Я осторожно покинул номер, предварительно оглядев коридор, и торопливым шагом вышел на оперативный простор. Солнце даже сквозь очки слепило глаза.

Сразу вспотев от жары, я, тем не менее, старательно обошел всю территорию отеля, делая вид, что гуляю, но Гриши так и не нашел. Тогда я подошел к стойке регистрации и попытался выяснить у некрасивой улыбчивой турчанки, где поселился мистер Пенников. Задача оказалась не такой простой, и это меня до некоторой степени взбодрило. Может быть, он поехал на какие-нибудь дурацкие экскурсии, и этот день можно будет провести спокойно. Короче, я уже собирался вернуться в номер, как вдруг увидел Гришу.

Он как раз входил в холл торопливым шагом. Погруженный в свои мысли, он нес в руках аляповатый пакет и широко улыбался чему-то своему.

- О, привет! А я как раз тебя ищу! – изобразил я радость.

- А я за сувенирами ходил! Вот, купил тарелку и магнитиков всем, ну, Полинке, Лерке… Ну, всем нашим… Вот! – он запустил тонкую руку в пакет и вытащил оттуда грубо размалеванную пальмами и цветами тарелку.

- Это круто! Давай я только заброшу это к себе да пойдем вместе! – гостеприимно предложил он. И мы пошли.

8.

…Гриша жил на третьем этаже, и, пока мы ждали лифт, пока ехали в нем, пока шли по длинному коридору, мой спутник без умолку болтал. Он похвастался мне каждым предметом своего гардероба, включая трусы, и даже анонсировал укрытую под ними татуировку с изображением человека-паука, которой он, очевидно, особенно гордился. Зачем парню человек-паук на пояснице – я так и не понял, но уточнять не стал.

Я шел сзади, с ненавистью разглядывая его грушеобразную фигуру, с кривыми безволосыми ногами, с толстыми ляжками и тонкими паучьими руками, разглядывал его отвратительной расцветки рубашку, его по-детски короткие шорты, его затейливо выстриженный затылок. Хотелось пнуть его со всей силы, просто так, молча, потом плюнуть в лицо и уйти. Но я с деланой радостью поддакивал каждому его слову и покорно шел за ним.

Гришина комната уже успела пропахнуть его запахом, мерзким и едким запахом молодого козла. Чужой запах, особенно запах чужого мужского тела, всегда раздражал меня. Я никогда не жил в общежитиях и с ужасом вспоминал убогую казарму, где провел месяц военных сборов, – там запах не очень чистых мужских тел достигал трудновыносимой концентрации. Эта нелюбовь к чужим ароматам и служила, очевидно, гарантией моей гетеросексуальности: если сам по себе вид голого мужчины в одной постели со мной меня ничуть не смущал, что подтверждали несколько удачных групповух, то вот запах чужой мужской плоти, особенно не очень чистой, действовал на меня совершенно антисексуально (это открытие относится все к тем же немногочисленным коллективным экзерсисам). Короче говоря, от мысли, что с этой вонючкой придется какое-то время возиться и тут, а потом в городе поддерживать нормальные отношения, меня передернуло.

- Может, виски выпьем, пока я переодеваюсь? За встречу?! – он уже разливал питье в стаканы, одной рукой стряхивая с себя рубашку. Обнажилась безволосая грудь, и это зрелище породило во мне новую волну раздражения, смешанного с брезгливостью.

- С радостью! – я взял стакан и залпом выпил его, тайно надеясь, что полегчает.

Гриша отбросил рубашку в угол и, к моему ужасу, начал снимать шорты. Я углубился в изучение этикетки. Гриша в это время разделся, причем догола, ибо под шортами никакой нижней одежды не обнаружилось.

- Смотри, клевая же татуировка! – похвастался он, и я вынужден был обозреть его рыхлую розовую задницу с прыщами и идиотской татуировкой. Я, если честно, не большой любитель бани и общих душевых, а потому голый парень рядом меня несколько озадачил. Гриша же, похоже, даже не задумался о том, нормально ли его поведение, неуклюже натянул купальные шорты и взялся за свой стакан.

- Ну, за встречу! В городе мы как-то мало общались, хоть тут… А то мне про тебя много чего рассказывали, – Гриша с преувеличенной многозначительностью посмотрел мне в лицо и стукнулся стаканом о мой стакан.

Меня слегка передернуло от такого вступления. Кто и что ему мог рассказать, и, что самое неприятное, что и кому он пересказал и с какими комментариями – даже думать об этом не очень хотелось.

- Да уж, да уж…- промямлил я и вновь приложился к стакану.

Виски было дешевое и теплое, а потому неприятно пахло сивухой. Или это я уже все вокруг воспринимал в негативных тонах? Не удивительно: необходимость слушать неприятного человека, дышать его испарениями и пить теплую зловонную алкогольную жидкость создала труднопередаваемое словами ощущение мощнейшего дискомфорта.

Застольный разговор все-таки потек, но главным образом Гришиными стараниями.

- Я же буквально перед отлетом губернатора видел! – многозначительно сообщил Гриша и с нескрываемой гордостью посмотрел на меня. В его глазах так явно читалось ожидание заинтересованности и восторга с моей стороны, что я почти мгновенно сориентировался и выдавил необходимые слова:

- Да что ты? И что старик, весел и бодр?

Больше от меня ничего не требовалось. Юный щелкопер мгновенно взвился под облака, и на меня нескончаемым потоком полились малозначительные и совершенно ненужные мне факты и сплетни со зловонной и скучной областной политической кухни.

Я уже много лет не работал журналистом и вспоминал это время с удивлением и даже какой-то брезгливостью. Гриша же переживал пик звездной болезни, и в данном случае это совершенно не образное выражение, как оказалось.

Передо мной сидел светящийся от собственного величия сопляк, искренне полагающий, что его писанину не только читают серьезные люди, но даже и учитывают ее при принятии решений. Он верил, что случайные кивки в коридоре и несколько вымученных слов, сказанных ему на бегу «великими мира сего», возносили его до каких-то там высот жизни, придавая его собственной фигуре особое значение и смысл.

В другой ситуации я громко расхохотался бы ему в лицо, но при сложившемся положении вещей мне приходилось униженно поддакивать, и всякий раз, когда Гриша небрежно говорил что-то вроде: «Ну, та моя статья про отставки в правительстве…», я, делая понимающее лицо, мямлил: «Да, ну конечно!»

Мой принудительный собеседник был моложе меня, и, как это ни печально признавать, в чем-то походил на меня в начале моей собственной карьеры. Более того, местами я с ужасом узнавал себя, молодого и борзого, и становилось мне страшно. Боже мой, а как бы я повел себя в такой ситуации? Черт знает, растрезвонил бы всем вокруг? Или попытался быть джентльменом? Но с какой стати? Джентльменство – оно или врожденное, или возникает с годами, от размеренной и сытой жизни.

От таких мыслей мне сделалось вдвойне страшней. Господи, каким я был глупым и жестоким в его годы! А Гриша был явно глупее и, наверное, более жестоким (или мне так хотелось думать). Во всяком случае, страх и отвращение заставляли меня наделять его самыми скверными чертами характера. С другой стороны, все эти пакости я находил в своем сознании, то есть, признав таки определенное сходство себя и Гриши, я мог бы действительно как-то предвидеть его реакции.

Увы, но предвидения мои были самого мрачного свойства.

Что я вообще знал о нем? Что ему двадцать два года. Что он рос без отца и в школе был отличником. Вообще, выяснялось, что я довольно много знал об этом человеке, - вроде бы никогда и не собирал специально никакой информации, но вот она, особенность любых тусовок – так или иначе, все про всех все знают. Или думают, что знают.

Писать он начал рано, чуть ли не с четырнадцати лет. Сначала во всякие школьные многотиражки, а лет с семнадцати – во взрослые газеты, хотя, конечно, уровень газет был, прямо скажем, не очень высокий. Но на безрыбье и рак рыба, и не Гриша первый этим воспользовался.

Вечный кадровый голод и личное Гришино упорство быстро сделали юного мальчика звездой губернской журналистики, он менял одну редакцию на другую, постепенно убеждаясь в своей гениальности.

Между тем писал он все хуже и хуже, стиль становился все корявее и корявее, но править его уже боялись, ибо сам он любую критику своих текстов воспринимал как оскорбление. Работай он в каком-нибудь адекватном месте, все это можно было бы поправить. Во всяком случае, если б его начальником был суровый дядька какой-нибудь – ему бы быстро все объяснили. Но так получалось, что он всегда работал под началом стареющих женщин с нелегкой журналистской судьбой за плечами.

Потрепанным жизнью теткам он нравился своей юношеской пухлостью и вечной готовностью помочь, посидеть с ребенком, сопроводить на прогулку и так далее. В итоге совсем еще мальчишка оказался в центре восторгов и почитания, насаждаемого его начальницами – бывшими и настоящей. С другой стороны, он пользовался неизменным успехом у совсем молоденьких девушек и сверстниц, которым он казался солидным и взрослым. Судя по всему, ему это льстило, но с этими поклонницами он держался на дистанции и даже как-то высокомерно, очевидно считая их недостойными себя.

Оглядывая разглагольствующего Гришу, сидящего напротив меня, я был вынужден в очередной раз согласиться с теми женщинами, которые вообще не считают мужчин моложе тридцати за таковых. Увы, но в большинстве случаев мужчины до тридцати являют собой потешную смесь самоуверенности и отчаянной инфантильности. Да и после... В общем, надо признать, что молодость - это ужасное время, но его очень смешно вспоминать. Молодым интересно быть, но вот с молодыми всем окружающим трудно и неловко. Особенно в такой ситуации, которая сложилась у нас. Впрочем, сюжет не нов, и у Чехова есть милый рассказ про злого мальчика, шантажировавшего влюбленную пару.

9.

Между тем Гриша уже в третий или четвертый раз пытался втянуть меня в разговор о политической ситуации, но я лишь соглашался с ним, хотя это и стоило мне усилий – все-таки трудно смириться с откровенной чушью, которой тебе так методично и самоуверенно фаршируют мозг.

Наконец я собрался с мыслями и попытался перевести разговор в более безопасное и полезное для ситуации русло.

- А ты ведь пишешь в глянец, да? – скромно спросил я, разливая виски.

Мне, собственно, хотелось понять, может он вспомнить Ленку или нет. Естественно, вызнать это можно было только случайно, а потому я вбросил тему и попытался вычленить из разглагольствований собеседника что-нибудь полезное.

Увы, вместо практики я получил голую и страшную теорию. Очень быстро выяснилось, что ужасней бреда о собственном политическом величии в устах Гриши звучали только рассуждения о «гламуре» и «антигламуре». Пописывая периодически глупейшие статейки о моде и репортажи с тусовок, куда был он зван исключительно для протоколирования события, а также посещая всевозможные «элитарные фильмы», он совершенно искренне почитал себя эдаким арбитром изящества, могущем судить обо всех предметах.

После теоретической части мне пришлось выслушать его болтовню про презентации каких-то второсортных магазинов и смакование подробностей собственного дня рождения, где, по Гришиным словам, был «весь свет». Я тихо бесился и мысленно издевался над каждым его словом. Лучше, надо сказать, мне от этого не становилось, и даже наоборот.

Гриша меж тем вошел в раж и по второму разу принялся расписывать свой день рождения, который я, естественно, пропустил, потому что даже в теории не мог быть туда зван. Убогая вечеринка полуголодных журналистов на второсортном кемпинге, куда обычно ездили совокупляться с любовницами или откровенными блядями мрачноватые типы, которым на приличные отели не хватает денег или щедрости, в его рассказе превратилась в диковинную смесь приема в Букингемском дворце и богемной тусовки на баснословной голливудской вилле.

- Наверное, тебе скучно брать интервью у директоров всяких «Унитазремонтов», да? – со старательно изображаемым сочувствием в голосе я попытался осторожно вернуть разговор в интересующее меня русло.

Гриша замолчал на мгновенье, и я сообразил, что вопрос никак не вытекал из всей предыдущей беседы.

- Ну ты же берешь интервью у всяких коммерсантов… Я видел как-то… Несколько раз… - развил я тему и испугался. Вопрос получился каким-то бестактным и даже издевательским.

- Просто сам с этой публикой работаю, знаешь, каждый мнит себя Соросом и Биллом Гейтсом, - я широко улыбнулся и углубился в смакование очередной порции виски.

К моему облегчению, Гриша с энтузиазмом подхватил тему:

- Ну что ты, конечно, они все ограниченные и скучные, но все равно мне интересно – иногда они такие забавные глупости говорят – умрешь! Хотя, конечно, полезные знакомства – я, если кого вижу – стараюсь как-то поддерживать связь, ну там если вижу в обществе – здороваюсь и все такое…

Потом он перешел к живописанию тех «глупостей», которые ему довелось услышать от собеседников. Я для приличия хмыкал, хотя на самом деле для веселья никаких поводов не было.

Я пил и пьянел, а Гриша все болтал и болтал. Постепенно разговор снова свернул на скользкую дорожку досуга. По ходу разговора выяснилось, что Гриша любит ходить в баню и делает это каждую субботу. Сказал это он с таким триумфальным видом, как будто речь шла о посещении собраний элитарной масонской ложи. Я вынужден был выдать удвоенное количество одобрительных звуков, чтобы выразить свое понимание высоты его полета и полное таковым восхищение.

- Это так здорово, настоящая мужская компания! Никаких женщин! Специальные веники, понимаешь? Хорошее пиво, мужские разговоры… - вальяжно развалившись, хвастался он.

Я кивал, хотя пиво и бани с вениками для меня всегда были чем-то совершенно чужим и неинтересным. Понимал ли он, как он убог в своей попытке быть «настоящим мужиком» вопреки своей внешности, метко охарактеризованной одним серьезным мужчиной с татуировками как «полупидорская»?

Наверное, нет. В лучшем случае он что-то поймет годам к тридцати или даже позже. Или никогда. И такое бывает.

Меня накрыл мутный вал исконной русской достоевщины, я как бы увидел себя со стороны глазами того робкого и странного юноши, которым когда-то был и каким уже давно быть перестал.

Все то, что я ненавидел в юности, к тридцати годам стало частью моей жизни. Как можно было готовиться к одной жизни, а получить совсем другую? Или так бывает со всеми?

Странно, что раньше я не замечал, что со мной происходит и куда я иду.

Все случилось постепенно, но только теперь я осознал весь масштаб произошедших со мной метаморфоз - как-то сразу и в полном объеме. Это новое знание навалилось на меня нежданным и страшным откровением. Я зарабатываю деньги гадостью и подлостью. Я сплю с какими-то совершенно не теми женщинами, с которыми хотел бы. Откуда вообще все эти женщины вокруг меня? Где я их беру? Или это они где-то берут меня? И почему именно эти? А где другие? Где те, которых я любил, которым писал стихи и которых трепетно держал за руку? В какой момент я потерял волшебное чувство полета?

Почему я так часто сплю со шлюхами? Они, конечно, бывают и красивые, но ведь все равно глупо и обидно посредством их оказываться в одном ряду со всеми прочими пользователями, явно не самыми счастливыми и успешными людьми.

Или вот почему я должен давать деньги любовнице, которую никогда не любил и которую давно пора бросить? Тут я вспомнил Ларису. Боже мой, ведь она не красавица и совсем не умница. Скучная и нервная женщина, случайно попавшаяся мне на жизненном пути. И уже шесть лет вместе. В том смысле, что достаточно регулярно – секс и разговоры. Зачем? А вот, оказывается, так бывает: случайная связь оборачивается многолетней историей с регулярным, почти супружеским сексом, со скандалами, ссорами, перемириями, абортами и беременностями, авторство которых до конца так и не было определено.

И весь ужас случившегося с тобой осознаешь только тогда, когда менять что-то уже, может быть, и поздно! Страшно и странно все это, если подумать. С чего бы, кстати, она так надолго задержалась рядом со мной? Потому что всегда готова? И все? Так мало надо, чтобы вопреки своим зарокам снова писать ей сообщения и ночью ждать, пока она приедет, чтобы пить и грязно трахаться, а потом считать минуты, пока она уедет домой? И торопливо совать ей деньги, чтобы только не дать ей возможность обстоятельно мне объяснить, зачем они ей так срочно нужны, – вон уже и такси приехало, пока-пока! Потому что просыпаться с ней – это уж точно было бы невыносимо. Она ведь совсем не похожа на тех женщин, которые мне нравятся и которых я любил и люблю. Поэтому никаких ресторанов, никаких кино и кафе, а сразу в койку, и только так. Почему вообще я должен слушать ее бесконечные рассказы о жизни, от которых веет безнадежностью и хочется блевать? Не слишком ли большая плата за «просто секс»? Особенно если учесть, что кто-то все это время живет с любимой женщиной, с ней отдыхает, с ней засыпает и с ней просыпается.

Или вот еще неожиданная странность: почему некоторые женщины считают возможным вламываться в мою жизнь снова и снова, а я не могу их выставить из своей кровати, своей квартиры и своей жизни? Так ли они нужны? И весело ли это на самом деле – выслушивать в три часа ночи пьяный бред случайной посетительницы, тоскливо понимая, что отоспаться было бы в разы слаще, чем делать с ней что-то еще.

И главное: зачем я несколько месяцев участвовал в постыдной оперетте «Совместная жизнь с Дашей», если после первой же ночи любви понял, что с этой женщиной я не собираюсь прожить до самой смерти? А ведь сколько всего было сделано, сколько дурацких жертв на нелепый алтарь, и все публично, чтобы все видели и умилялись.

И все эти чужие жены. Это ведь не может всегда сходить с рук. Почему я об этом не думал? Сколько раз до этого я мог попасть в такую вот ситуацию? И почему раньше не замечал, что со мной вообще происходит? Почему я со всем этим и во всем этом? Как так получилось, что вместо романтики - цинизм, вместо любви – половая жизнь, а вместо семьи – какие-то нездоровые шашни с чужими женами при полном отсутствии даже видов на свою?

- А что у тебя с Дашей, почему ты без нее? – Гриша вывел меня из задумчивости очередным вопросом, и я еще сильнее напрягся. Мне надо было что-то ему сказать, но что?

На момент моего отъезда в то злосчастное путешествие Даша в глазах общества была фактически моей невестой. Наш роман развивался у всех на виду, и Гриша, конечно, тоже был в курсе - он в свое время пытался за ней ухаживать, но это было давно, и у него были основания считать, что я могу этого и не знать. Фактически мы с ней как раз расстались, но вроде как не окончательно. Во всяком случае, пока об этом мало кто знал. Она по каким-то своим девичьим соображениям попросила меня никому об этом не говорить, и я с радостью согласился, в очередной раз удивившись причудливой женской логике: если мы едем отдыхать порознь, то явно не от хорошей жизни.

Может быть, она сама считала, что раздельный отдых должен пойти нам на пользу. Но так как она поехала в Египет в обществе своих подруг, которые, мягко говоря, никогда меня не любили, я вполне мог рассчитывать, что их агитация на сей раз будет более чем уместна и эти тяготившие меня отношения наконец закончатся. Во всяком случае, получится, что меня бросили, и это даст мне очередную передышку: меня бросила невеста, что вы хотите?

С другой стороны, бывшая моя девушка была из богатой семьи, так что перспективы брак сулил вполне приятные, и изначально я готовился довести дело до конца. Проблемы начались тогда, когда свадьба из неопределенного будущего превратилась в весьма недалекую и конкретную перспективу. Мне отчаянно захотелось затормозить неуклонное скатывание в воронку брака, а если честно, как-нибудь мягко выйти из надоевшего жениховства. Во всяком случае, для изящного выхода из ситуации более предпочтительным мне представлялось оставить окончательное решение за Дашей, точнее, подвести ее к признанию очевидного факта – мы не пара и надо интеллигентно разойтись.

Между прочим, эти отношения дали мне изрядную почву для размышлений. В том числе и о семейных ценностях. В частности, было решительно непонятно, как в старые времена заключали брак с человеком в общем-то случайным, да еще и жили с ним всю жизнь. Притом что некоторые еще и верность хранили, и даже были счастливы. Уму непостижимо! Даже самый сочный секс приедается через какое-то время, а как жить, если с самого начала, допустим, такое не задалось? И что делать? Я много раз рисовал себе эту эпическую сцену: свадьба, то да се, наконец, спальня, с невесты сняты  все эти белые шмотки, и вот передо мной неведомая избранница. И вдруг я понимаю, что не хочу ее совершенно, и тип не мой, и ноги толстые, и глаза глупые, и пахнет от нее как-то не очень… Не в смысле парфюма или пота, а в смысле того самого биологического запаха, вокруг которого все и крутится. И как тогда? Впереди-то – целая жизнь и свершенный небесными силами брак! По этому поводу ничего особо умного мне так и не придумалось, а потому я решил считать, что были, наверное, какие-то народные хитрости или люди были другие и кидались на все, что было доступно.

В общем и целом причина моих несложившихся отношений с Дашей была мне совершенно понятна. Мы стали любовниками уже после того, как я потерял надежду и, что важнее, желание развивать отношения. Ее согласие было так неожиданно, что от растерянности у меня даже все получилось. Это был первый и последний обоюдно удачный секс в нашей недолгой псевдосемейной жизни. Больше гармоничный секс у нас ни разу не получился. Увы, но Даше, как быстро выяснилось, секс почему-то не был особо и нужен. Впрочем, может быть, не нужен был именно со мной. А я… Я как-то сразу начал, что называется, «ходить налево», цинично и регулярно. А когда появилась еще и Ленка – тут уж я окончательно потерял интерес к радостям семейной жизни и методично угробил отношения - свадьба отодвигалась куда-то вдаль, а семейная жизнь свелась к светским беседам перед сном.

- Да как-то так… - неопределенно ответил я, осознавая, что статус загулявшего холостяка мне не очень выгоден в сложившейся ситуации.

– Вот, решили отдохнуть порознь, подумать обо всем… Это же все так сложно… Женщины! – я многозначительно вздохнул и отхлебнул виски.

- Ты же говорил, что ты тут с какими-то друзьями? А где они? – Гриша был решительно невыносим со своим желанием все выяснить. Особенно раздражала его проклятая внимательность к деталям.

- Они вчера уехали… Уплыли на яхте. Они тут несколько дней стояли, а вчера уплыли дальше, туда, – я махнул рукой куда-то в сторону моря за окном, мысленно похвалив себя за мастерское устранение со сцены ставших ненужными «партнеров по бизнесу».

- А что за люди-то? А? Или секрет фирмы? – не унимался Гриша, и я снова занервничал.

- Да, в общем, секрет… Не важно… - я многозначительно улыбнулся, и Гриша понимающе кивнул.

- Это как-то связано с твоим проектом по нравственности, да? – мой вынужденный собеседник щегольнул осведомленностью, и мне опять стало не по себе. «Что сказать-то? Вот только нравственности мне тут не хватало, на фоне Ленкиных планов». - Я медленно отпил из стакана, поставил его перед собой.

Да, это было еще одно мое слабое место. Сразу по возращении мне надо было идти к большим людям за деньгами на организацию широкомасштабной программы по повышению общественной нравственности. Предполагались статьи, передачи, конференции, круглые столы и все такое прочее, что, может быть, и не повысило бы ничью нравственность, но денег лично мне принесло бы безнравственно много. Проблема состояла в том, что деньги должны были дать раскаявшиеся коммерсанты, глубоко свихнувшиеся на идеях нравственного возрождения и семейных ценностях. Короче говоря, прознай они о сложившихся обстоятельствах – я пролетел бы мимо с безнравственным свистом.

Все это промелькнуло в моей голове быстро, я собрался с мыслями и ответил:

- Нет, это экономический проект. Как раз захотелось отвлечься, развеяться… Взял с собой соцопросы и поехал сюда. И с людьми пообщался, и почитал материалы, и подумал, и немного отдохнул!

Гриша снова понимающе кивнул.

- Ну и ладно, будем пить вдвоем! Или компанию соберем! – сообщил он, доливая виски. – В конце концов, в отеле же есть еще русские?

- Конечно есть… Я думаю, мы их встретим, были тут люди, да… - я снова выпил. Повисла пауза.

- Ну что, пойдем на солнышко? На пляж? – бодро предложил я. Гриша выключил бубнящий в углу телевизор, и мы вышли из номера.

- Да, давай, – согласился он, но я тут же сообразил, что вести его надо вовсе не на пляж, а к бассейну, и, мысленно ругая себя, исправил ситуацию:

- А лучше давай к бассейну, а то на пляже сейчас места уже нет… А у бассейна бар!

10.

По дороге к бассейну Гриша продолжал разглагольствовать на общие темы. Я только нечленораздельно мычал что-то одобрительно, пытаясь собраться с мыслями и как-то совладать с накатывающим опьянением. В голове шумело, и срочно хотелось в прохладу.

В тени бара мне стало немного лучше. Гриша сел напротив, на солнечную сторону, ближе к бассейну.

В бассейне плескалось несколько шумных немецких детей, а их родители покойно отдыхали в сторонке, так что народу рядом практически не было, и это почему-то меня обрадовало. Вопреки здравому смыслу я согласился выпить после виски пиво и после третьего стакана понял, что беспомощно и безнадежно пьян.

Я посмотрел на часы. Ленки не было видно, и я испугался: вдруг она все поменяла, вдруг открылись какие-то новые, неизвестные мне обстоятельства, а я тут пьяный и уже ни черта не соображаю. Потом я подумал, что могу все перепутать, ляпнуть что-то не то и испортить весь план. Потом испугался, что вообще привел Гришу не туда, куда договаривались.

К счастью, на этом мои сомнения закончились.

- Привет, ребята! – я услышал голос Ленки и обернулся. Она вышла в бар в своем самом отчаянном мини-сарафанчике и все в той же широкополой панаме.

- А, Лена! Привет. А я тут встретил парня из нашего города, представь! – несколько искусственно заговорил я и, рискуя потерять равновесие, соскочил с шезлонга, придав лицу светское, как мне хотелось думать, выражение.

Судя по всему, гримаса вышла немного не та, и Лена даже спросила, все ли со мной хорошо.

- Да просто замечательно все! Это Гриша, это Лена! – продолжал паясничать я, без всякой надобности выписывая руками в воздухе круги и глядя по очереди на собеседников. - Гриша известный журналист, приехал сюда на несколько дней, представляешь! Лена тут отдыхает с тетей, тоже из нашего города, приятная девушка и просто красавица!

- Очень приятно… - Гриша тоже вскочил, изобразил дебильный полупоклон и, схватив Ленину руку, поцеловал ее.

Мы все суетились и выглядели, очевидно, как Арлекин, Панталоне и Коломбина в адаптированном для детей спектакле.

- Ой, как здорово! А то тут одни немцы с семьями, толком поговорить не с кем! – Лена включилась в ситуацию и мастерски изобразила радость, якобы доставленную ей обрядом руколобызания. Она положила сумку с пляжными принадлежностями на пол и села на свободный лежак, справа от Гриши.

- А как вы познакомились? – Гриша без подготовки перешел к удовлетворению своего любопытства и так искренне заинтересовался этой темой, что я занервничал. Его горячее желание вызнать все подробности заставило меня еще раз усомниться в правильности выбранного нами курса. Я решил возложить все свои надежды на Ленкино искусство импровизированного вранья и мысленно призвал себя поменьше болтать, лишь поддакивая ей при необходимости.

– Еще по дороге в отель, нас последних высадили! Ну, вот и разговорились. Филипп так много интересного рассказывал о вашей работе… - Ленка вполне оправдала мои ожидания и мигом сочинила немногословную и убедительную историю нашей случайной встречи на курорте.

– Короче, я очень рада, а то мы уже все темы обсудили, даже скучно стало, а тут вы! - закончила она свою речь и водрузила на нос солнцезащитные очки.

Гриша удовлетворенно кивнул.

- Ну и славно, оставайтесь загорать с нами! Или вы с тетей? – он судорожно принялся оглядываться, выискивая мифическую родственницу.

- Нет, она что-то переутомилась вчера, мы весь день на пляже играли в карты, видать, перегрелась… Сегодня решила остаться в номере. А я хочу загорать! И пить! Как вы? Что вы пьете? – Лена окончательно взяла ситуацию в руки и подозвала официанта.

- Мы - пиво… Хотя после виски не стоило, наверное… - сказал я и нетвердой походкой пошел к бассейну.

…Немного освежившись и придя в себя, я вернулся на свое место. Лена с Гришей непринужденно болтали. Со стороны все выглядело очень естественно - малознакомые люди болтают о пустяках у бассейна. Прислушавшись к разговору, я понял, что Гриша снова расписывает эпическое празднование своего дня рождения. Лена всеми силами изображала полное одобрение празднования знаменательных дат на природе и прерывала Гришин рассказ заинтересованными комментариями.

Я решил уклониться от участия в беседе и прогулялся до бара, взяв там бутылку воды. Но тут мне пришло в голову, что канву разговора мне все-таки надо знать, чтобы при случае не противоречить сказанному Леной.

К моменту моего возвращения они перешли на обсуждение клубов и ресторанов. Говорил в основном Гриша, в то время как Лена все больше молчала, поощряя собеседника к дальнейшим излияниям попеременным произнесением гласных «о» и «а» с различными интонациями.

Вся эта невинная сцена немного меня успокоила. Я удобно устроился в шезлонге и попытался заново продумать всю ситуацию. Пока все было спокойно и невинно и не за что было зацепиться - нет никакого криминала в том, что в отеле, где Гриша случайно обнаружил меня, нашлась еще и некая Лена, которая вроде как сама по себе. Может быть, удастся все свести к простой болтовне? Сбагрить Гришу на экскурсии, пересидеть оставшиеся дни тихо... А дорога в порт? Ну, тут все просто, можно было отправить Лену на такси, сказать, что они с теткой уехали раньше и своим ходом. Ну а в самолете - там уже дело техники, придется с ним побухать, чтобы не таскался по салону. Не так все и сложно, в конце-то концов. Главное - чтобы события по какой-то причине не продолжили развиваться в нехорошем для нас с Леной направлении, резюмировал я.

Идея с отправкой Гриши на экскурсию показалась мне спасительной, и я попытался немедленно ее реализовать.

Воспользовавшись паузой в их разговоре, я заметил, что становится жарко, что солнце уже перевалило за полдень и скоро можно будет идти на обед. В заключение своего краткого спича я предложил Грише последний раз перед обедом окунуться в бассейн.

В воде плескалось несколько шумных детей, так что особого желания находиться там долго не было, а потому я решил сразу перейти к делу.

- А ты не собираешься ни на какие экскурсии? - как бы между прочим спросил я.

Даже я сам поразился тому, с какой агрессивной интонацией я это произнес. Все подсознательное желание избавиться от ненавистного компаньона и общее от него раздражение превратили невинный по задумке вопрос в довольно жесткое требование куда-нибудь деться.

Гриша успел перехватить мой взгляд, в котором, очевидно, прочиталась вся моя растерянность от неправильного интонирования.

- Тут ведь под каждой турецкой деревней зарыт древнегреческий город! - я решил гнуть свою линию дальше.

- А ты что, хочешь, чтоб я уехал? Я чему-то мешаю? - Гриша шевелил руками в колышущейся синей воде, поджав ноги. Он висел передо мной, как мерзкая каракатица.

- Да нет, совсем нет... Просто интересно же... Я в свое время был так поражен... - Стало ясно, что разговор пошел совсем не туда и надо его завершать как можно быстрее.

- А мне показалось, что ты меня выгоняешь... Да не люблю я все эти руины, и дней у меня мало, так что я лучше здесь покупаюсь! - Гриша сделал явное ударение на слово «здесь», как бы подчеркивая свое нежелание куда-либо уезжать, и поплыл к лестнице. Я последовал за ним, ругая себя за весь этот цирк.

- Ну что, мальчики, пора готовиться к обеду? – Ленка встретила нас у лестницы, стоя босиком в высыхающей на глазах лужице. В одной руке она держала свои босоножки, в другой - собранную пляжную сумку.

- Увидимся за обедом? А вы с нами сядете или с тетей? – Гриша умудрялся задавать самые неудобные вопросы без какой-либо предварительной подготовки.

К счастью, Ленка мгновенно сориентировалась и вторично отреклась от родственницы, заявив, что «тетя Рита худеет и на обед не ходит». Гриша сделал несколько неуклюжих комплиментов Ленкиной фигуре, она улыбнулась и быстро пошла в сторону отеля.

Мы тоже собрали свои вещи и пошли в том же направлении. К моему облегчению, Гриша не стал возвращаться к начатому в бассейне разговору и пустился в подробнейшие рассуждения о достоинствах и недостатках кухни в отелях Турции и Египта. Я кивал и мычал, предвкушая счастливый момент расставания.

- А Елена в каком номере живет? - он резко сменил тему разговора, когда до лифта оставалось несколько шагов и я уже мысленно праздновал хоть и недолгое, но все-таки избавление от его общества.

- Ой, я даже и не знаю... Неудобно как-то спрашивать. Да и зачем? И так постоянно друг на друга везде натыкаемся, - нашелся я.

- Ясно... Ну пока, значит, на обеде встретимся! - он вошел в лифт, а я отправился по знакомому коридору в номер.

Ленка была в душе, я на автомате включил телевизор и снял рубашку.

- Что ты ему такое ляпнул в бассейне, а? Вы когда выходили, у вас такие морды были, что я испугалась. Поругались, что ли? - Лена вышла из ванной и, вытираясь, смотрела на меня в ожидании ответа.

- Да нет... просто спросил его, не собирается ли он куда-нибудь поехать, на экскурсию там... - тут я задумался, насколько подробно стоит информировать Лену о моем дурацком поведении.

- Ну и что? Что он? - судя по всему, она уже поняла, к чему мог привести такой разговор, и просто ждала моего признания.

- Я, наверное, как-то не так это сказал... Он стал меня спрашивать, не хочу ли я от него избавиться и почему... Глупо так получилось. - Чтоб не смотреть ей в глаза, я проскользнул в ванную и, быстро сняв шорты, встал под душ.

- Вот что ты за дурак, а? Какого хрена? - она вошла вслед за мной. - Он вроде только расслабляться начал, а ты взял и все испортил! Господи, ну какой идиот, а! Все из-за тебя...

В воздухе запахло скандалом. Я понимал, что мы оба на взводе и, если сейчас начнем ругаться, наговорим друг другу невообразимых гадостей. К счастью, мне удалось взять ситуацию под контроль.

- Знаешь, не такой он был и расслабленный! Он так резко среагировал на мой вопрос потому, что явно его ждал! - выпалил я и выключил душ.

Ленка молча вышла. Я снял с вешалки большое белое полотенце и пошел за ней.

- Сама подумай, с чего так кипятиться?

- Ну конечно, только познакомились, а ты сразу пытаешься его спровадить! Тут среагируешь резко! - она уже не была настроена так агрессивно, но все равно заметно злилась на меня.

- Это ты с ним только познакомилась. Мы с ним давно знакомы, и у него нет оснований ждать от меня особого тепла, - я решил быть спокойным и рассудительным. Она закурила, глядя мимо меня в телевизор.

- Он еще кое-что сказал... Спросил: я чему-то мешаю? - выложил я козырь.

- Так и спросил? - она наконец посмотрела на меня, и я с некоторым даже облегчением уловил в ее словах испуг. Мы снова были по одну сторону баррикад.

- Так и спросил. Что-то он там в своей дурацкой голове крутит уже такое... - зачем-то я принялся нагнетать страсти. Осознав это, я устыдился и решил закончить тягостный разговор.

- Впрочем, я могу тупо ревновать тебя к нему. Мол, я тут тебя обхаживаю, появляется он - и все внимание ему. Типа, обидно и все такое! Пора на обед. - Я надел шорты и пошел на балкон за рубашкой.

- Если он что-то подозревает, то надо быть осторожнее! Ты иди первый, я позже! - она пошла к шкафу, а я, предварительно выглянув за дверь, покинул номер.

11.

Гриша увидел меня издалека и принялся махать руками, сначала сидя, а потом даже вскочил со стула. Стул, потеряв устойчивость, упал, Гриша принялся его поднимать, короче говоря, к тому моменту, когда я наконец подошел к столу, он сидел весь красный и взмыленный. Похоже, что в отличие от меня он не считал возможным ехать к морю с минимумом вещей. Во всяком случае, он полностью переоделся, и теперь на нем были красные шорты с рыжими цветами, красная рубашка с синими разводами и красно-синие шлепанцы. «Интересно, какие у него еще туалеты припасены? Эдак к вечеру он во фраке явится, с него станется!» - мысленно съязвил я, но вслух лишь посетовал на жару и сел рядом.

- А где Лена? – спросил Гриша, открывая минералку.

- Не знаю, скоро придет, я думаю… Девушки, они же всегда опаздывают! – мысленно я воздал хвалу банальностям, которые способны заполнять собой неловкие паузы. Тем не менее долго на банальностях я не протянул бы: Гриша снова полез под кожу и терзал меня вопросами про семейную жизнь Лены. Я неопределенно мычал в ответ, демонстрируя свою неосведомленность и даже полное отсутствие интереса к ее личной жизни.

Чтобы сменить тему неудобного разговора, я без всякого перехода восхвалил Гришино одеяние, поинтересовавшись его происхождением и ценой. Ход оказался более чем удачным. До самого прихода Лены Гриша с упоением расписывал, как вот эти самые чудесные вещи он совершенно случайно, но так удачно купил на распродаже совсем-совсем недорого. Очевидно, ему казалось верхом кавалерской доблести покупать аляповатые вещи из старых коллекций и еще заострять внимание публики на их происхождении и дешевизне.

- О чем вы тут разговариваете? – наконец пришла Лена, и Гриша, пока она садилась и наливала себе воду в фужер, повторил ей всю героическую историю обретения рубашки, шорт, и даже перешел к шлепанцам («Я купил их в Москве, в одном культовом магазине!»).

Разговоры о шмотках, хоть они никогда меня особо не радовали, в данном случае были спасением, и я старался поддакивать Лене, которая в угоду Грише и не без удовольствия влилась в разговор.

В общем, беседа потекла неторопливо, от пустяка к пустяку. Гриша зачем-то начал рассказывать о свадьбе своего коллеги, судя по всему такого же придурка, как и он сам. Вдаваясь в самые ненужные и неважные подробности, он более всего походил на девочку, вспоминающую свадьбу старшей сестры. В другой ситуации я бы с удовольствием поделился своим забавным наблюдением, но тогда я, конечно же, сдержался.

Слушая все эти глупости про выкуп невесты и бросание букета, я затосковал. Просто удивительно, сколько ерунды у человека в голове. Еще более удивительна щедрость, с которой он делится этой ерундой с окружающими, даже не спрашивая себя – а так ли все это интересно слушателям и, главное, нужны ли им все эти детали и подробности?

- Гриша, а ты сам почему не женишься? – Ленке, очевидно, тоже надоело описание колхозной свадьбы, и я невольно улыбнулся ее вопросу.

Почему-то семейные люди очень любят задавать этот вопрос. Собственный статус кажется им столь естественным, что существование свободных от уз брака людей вызывает у них искреннее непонимание. Хотя, возможно, в данном конкретном случае это была просто риторическая фигура, призванная перевести разговор в более интересную Ленке сторону.

Гриша замолчал, а потом ответил в том смысле, что еще не встретил свою половинку.

«И не встретишь, придурок!» - мысленно ерничал я. Почему-то трюизм про половинки меня всегда выводил из себя, как и выражение «платоническая любовь». Хотелось всем настоятельно порекомендовать ознакомиться с учением Платона и про любовь, и про эти дурацкие половинки, но в этот раз я решил не углубляться в античную философию.

Тем не менее в тлеющий разговор надо было подлить масла, и я решил порассуждать вслух, не вспомнив, к сожалению, что не так давно зарекался много болтать. Увы, но привычка разводить теорию по каждому поводу и без такового оказалась сильнее меня даже в кризисной ситуации.

- А я вот недавно пришел к смешному выводу, – обратился я к собравшимся. - Бедные женятся, потому что им нечего терять и вдвоем проще жить. Выбор-то небогатый – так и так придется жить с родителями, с ее или его, зато вроде как становишься взрослым. Опять же дополнительная зарплата. Не надо ни за кем ухаживать, все дома, сплошная экономия. И главное: хоть ты один живешь, хоть с детьми и женой, особой разницы в уровне жизни нет - как жил бедно, так и живешь, зато во втором случае вроде как веселее. С другой стороны, богатые женятся, чтобы удвоить капитал. Отсюда столько свадеб между юными наследниками состояний. Родители боятся, что чадо загуляет или, упаси боже, найдет себе кого-нибудь совершенно неподходящего. В смысле уровня жизни наличие семьи и неограниченного количества детей ничего не меняет. Может, поэтому в богатых семьях не редкость множество детей. И только среднему классу есть что терять, поэтому мы или женимся случайно и быстро, «по приколу», или затягиваем это мероприятие, мучительно думая, все ли мы успели сделать и посетить, прежде чем попадем, как шутил один мой знакомый, «под лежачий камень». Потому что деньги уже есть, но их не так много. И каждая лишняя шуба, машина или ребенок заметно снижают общий уровень жизни. Отсюда, я думаю, и демографический кризис в развитых странах, ни больше ни меньше, да-с.

После этой тирады Ленка посмотрела на меня с явным неодобрением. Я мысленно отругал себя, снова вспомнил свой зарок и решил помолчать от греха подальше, хотя Гриша тут же начал со мной спорить, оперируя, впрочем, весьма банальными доводами, ссылаясь даже и на Библию, явно им никогда не читанную.

Слушая его банальности, я вновь задумался о своем. Меня всегда губило то, что я подстраивался под своих партнерш. Все мои два раза, когда я пытался организовать себе Отношения. Я все время подсознательно думал, что все как-то само собой кончится. Но ничего не кончалось, более того, мое сознательное подыгрывание партнерше только усугубляло ситуацию, и дело необратимо двигалось к браку. Ну а что, посмотрим на все это со стороны: парень и девушка спят вместе, везде ходят вместе, девушка щебечет, парень благодушно улыбается – и вот, казалось бы… Все как у всех. Но я-то, я-то точно знал, что не все так хорошо. Иногда я думаю, что дело в перфекционизме и избалованности. Хочется быть счастливым и вокруг видеть счастливых людей. Соответственно, ограничение свободы другого человека, даже если это твоя девушка, кажется странным. А потом выясняется, что она ждала от меня решений… А мне не хотелось ничего ни за кого решать, мне этого и на работе хватает!

Или вот другая проблема. Мне кажется, что если что-то не нравится – то надо исправлять ситуацию. А если исправить не получается – надо из ситуации выходить. Пожалуй, самое большое удивление в жизни – это то, что многие люди этой очевидной логики в упор не видят и вполне готовы всю жизнь провести в раздражающем их мире, ругаясь, скандаля, ненавидя, но живя вместе.

Нет, конечно, если жить в замке или даже в двух замках, то можно всю жизнь мириться с недостатками партнера. А если драма разворачивается в двухкомнатной квартире? А если в одной комнате?

В общем, я как-то изначально исходил из той идеи, что все должны быть счастливы. То есть с несчастьем я не хотел мириться никоим образом. Но так выходило, что все отношения в итоге оказывались постоянным примирением с чужой вселенной. Хоть бы даже это была и очень милая вселенная, дружелюбная и симпатичная, но она ведь все равно была чужой – в каждой клеточке, в каждой мысли, в каждом поступке.

- А Филя вот у нас убежденный холостяк! – вдруг сказал Гриша и посмотрел на меня победоносно. Очевидно, ему казалось, что он уличил меня в чем-то постыдном и даже неприличном.

Честно сказать, такая постановка вопроса меня взбесила. Терпеть не могу, когда кто-то делает обо мне глобальные выводы, особенно если этот кто-то – такое чмо, как Гриша. Но более всего выбило из колеи это дурацкое имя – Филя. Нет, мне с детства нравилось мое имя, но исключительно в его полной форме – Филипп, и я даже радовался, что вокруг не так много тезок, как, допустим, у Колей и Сереж. Но эта вот деревенско-дурашливая кличка «Филя» всю жизнь меня раздражала. Сразу вспоминалась какая-то плюшевая собака из детской передачи и, что гораздо хуже, бывший муж Аллы Пугачевой. Я был согласен даже на хулиганского Фильку, но вот только не на Филю! Однако в этот раз мне пришлось смириться.

Я выдержал паузу, а потом ответствовал, стараясь быть спокойным:

- Мне все-таки кажется, в современном обществе статус холостяка изменился. Ведь что такое холостяк в традиционном, крестьянском понимании слова? Что такое холостяк глазами советских родителей? Это необихоженный, неряшливо одетый тип, питающийся яичницей и макаронами и живущий с мамой, – тут я выразительно посмотрел на Гришу, - или в пресловутой холостяцкой берлоге. Не в воспеваемом глянцевыми журналами пентхаусе с красотками и вечно полным баром, а в убогой квартире, заваленной грязными дырявыми носками и купленными мамой же трусами в горошек. В общем, все логично, в деревне или Советском Союзе питаться в ресторане могли себе позволить очень немногие, так что особого простора для красивой и развратной жизни у частного лица почитай что и не было.

Гриша слушал меня с интересом. Ленкины эмоции были мне не очень понятны, но меня уже несло, и остановиться я не мог:

- Иное дело – современность. Имея средний доход (а про богатеньких буратин вообще умолчим, у них никаких проблем и не было никогда), можно посещать рестораны в обед и вечерами, а дома иметь лишь необходимый набор продуктов – вина, сыры и конфеты. Можно чаще менять одежду - стиральные машинки стирают хорошо и быстро. Носки и трусы надо не штопать, а выбрасывать при первых признаках поношенности. И вывод какой? Вывод простой: зачем она нужна, жена-то?

- Глупости вы какие-то говорите, мальчики! – сказала Ленка и закурила. В этот момент мирный треп за столом внезапно закончился, потому что Гриша вдруг выдал:

– Лена, я вспомнил, мы ведь с вами были знакомы! У вас муж майонезом занимается… Цех какой-то… Я у него интервью брал, и вы зашли как раз!

Мы переглянулись. Как я и боялся, память на лица у него была замечательная. Непонятно было другое: он только сейчас вспомнил или по какой-то причине не говорил этого раньше, ожидая, как сильно мы запутаемся во вранье?

- Да?! Блин, а я тоже смотрю и никак понять не могу, где я тебя могла видеть! У меня плохая память на лица, – отчаянно сфальшивила Лена, но потом взяла себя в руки и лучезарно заулыбалась своему наблюдательному собеседнику.

- У меня – хорошая! – самодовольно подтвердил Гриша.

12.

После обеда мы расположились в тени и развлекались игрой в карты, если это тупое убийство времени можно отнести к развлечениям. Впрочем, скоро Ленка сослалась на жару и ушла в номер, а я остался с Гришей. Жара и вправду стала невыносимой, и я тоже начал намекать, что неплохо бы уже и отдохнуть. Но Гриша был неумолим и предложил перебраться в тень, что мы и сделали.

Очевидно, Ленка надеялась, что я приду в номер вскоре после нее и нам можно будет посовещаться. Во всяком случае, она довольно быстро вернулась к нам, объяснив свое возращение скукой. Пока Гриша радовался ее приходу, она вопросительно посмотрела на меня, а я в меру своих скромных мимических способностей изобразил лицом полную невозможность отвязаться от неугомонного мерзавца.

- А я думала, вы ушли в номера… - с умеренной радостью в голосе сказала Лена.

- Гриша рассказывает такие интересные вещи, что я не смог уйти! – дополнил я свою пантомиму комментарием.

Между прочим, вернулась она очень вовремя. Гриша в очередной раз начал расспрашивать меня про Лену и ее мужа, и я уже не знал, что ему сказать и о чем вообще с ним говорить.

- Ну, тогда давайте пить, что ли, мальчики! – жеманно произнесла Лена – Пойдемте к бассейну, там как раз коктейли наливают!

И все снова покатилось по утреннему сценарию. День тянулся и тянулся. Я ежеминутно смотрел на часы, но стрелка двигалась невыносимо медленно. Пить много я уже боялся, да и вообще чувствовал себя крайне зажато.

Ленка внешне никак не выказывала своих истинных эмоций, старательно изображая пьяную русскую женщину на курорте. Несколько раз мы втроем ходили купаться, потом Лена с Гришей обследовали все близлежащие лавки с сувенирами и тщательно обсудили их ассортимент. Уже перед ужином мы решили посетить расположенный в отеле золотой центр и убили на это бессмысленное занятие еще некоторое время.

Но главным развлечением были проклятые коктейли. Не удивительно, что жара и спиртное сделали свое черное дело, и к ужину мы были пьяны, как школьники на выпускном вечере.

Лена глупо хихикала и периодически нападала на противного Гришу. Тот же упивался обществом двух благодарных слушателей и без умолку травил байки о своей, как ему казалось, чрезвычайно интересной жизни, даже не замечая ехидных Ленкиных замечаний и моего угрюмого молчания. Меня уже подташнивало от его нескончаемой трескотни, а от солнца и алкоголя все более ощутимо болела голова.

На ужине снова договорились сесть за один столик и на том, наконец, разошлись. Гриша вяло вызвался проводить Ленку, но она отказалась, неубедительно сославшись на мнительность тетки.

…В номере я первым делом залез под душ и довольно долго там стоял. Ленка вошла в душевую и села на унитаз.

- Ты чего так надрался, а? Все утро нес ерунду какую-то… - серьезно спросила она. В отличие от меня она, как оказалась, была почти трезва, и я почувствовал себя дураком: напиваться действительно не стоило.

- Тошнит меня от него… Хорошо, что я спьяну не буйный, а то бы убил его точно… - я выключил душ и вылез из ванной на прохладный пол. – Весь день его слушаю… Ощущение такое, что у меня в голове одна вата. Ненавижу просто!

- Нет, вот пьяных драк с убийствами нам уже не надо. Приходи в себя, и идем ужинать. Хотя, в общем, чем быстрее и натуральнее ты срубишься, тем лучше… Помажься лосьоном, а то ты весь красный как рак, целый день на солнце! – она вручила мне бутылочку с яркой этикеткой.

Я сел на кровать и начал медленно пить нагревшуюся за день минералку. В голове было сыро и пусто, я тупо смотрел, как Ленка ходит по номеру, роется в вещах, с задумчивым лицом разглядывает топики, трусики, туфли, майки…

- Слушай, а он вообще как с женщинами? Вы же там, как я поняла, все со всеми… Журналисты хреновы… А то какой-то он странный.

- Он же маленький еще… Ему лет-то сколько! Он, скорее всего, девственник ко всему прочему, – я мучительно икнул и принялся размазывать по лицу и шее лосьон.

На самом деле о половой жизни Гриши я не знал ровным счетом ничего достоверного. Что, впрочем, уже само по себе наводило на разные мысли: если мужчина не женат и о его пассиях ничего не известно, то вариантов не так много. Недоброжелатели презрительно рассуждали о нестандартной ориентации, более благодушно настроенные наблюдатели полагали, что он все еще девственник. Третьего, собственно, не дано.

Во всяком случае, по его поведению сказать что-либо определенное было сложно. Вместо того чтобы трахать начинающих журналисток, как это обычно делается, или заводить знакомства с женщинами, на которых еще действует романтический ореол работников прессы, он предпочитал выбирать в журналистской же тусовке потасканных барышень, которые даже мне казались староватыми, долго и слезливо за ними ухаживал, таскал цветы, писал стихи, услужливым пажом сопровождал их на столь любимые ими «интеллектуальные фильмы» - короче, делал все, чтобы выглядеть настоящим мужчиной, но в результате выглядел еще большим идиотом.

- Блин, еще и девственник. Как представлю себе, что с этим животным придется возиться, аж мерзко становится… - она не обращалась ко мне, а просто рассуждала вслух, и я предпочел не встревать.

- Я вот на него смотрела и все думала, какой у него член. И почему-то мне показалось, что он тонкий и такой... длинный. Такая сосиска… - Она с непередаваемой грацией надела белые стринги и принялась разглядывать себя в зеркало.

Красочное и неожиданно натуралистичное описание половых органов журналиста Пенникова вызвало у меня приступ брезгливости. Я никогда не питал решительно никаких иллюзий относительно морального облика моей подруги, но почему-то в этот раз ее циничные приготовления повергли меня в замешательство. Благо я быстро устыдился непонятно откуда взявшегося во мне пуританства и, ничего не сказав, сосредоточился на втирании в обожженную кожу лосьона.

– Или не надевать их вообще? Блин, главное, чтоб месячные сегодня не начались, а то... Хотя если девственник, то не проблема, – она извлекла откуда-то полупрозрачные стринги, некоторое время задумчиво покрутила их в руках, потом сняла ранее надетые белые и грациозно впорхнула в полупрозрачные. Судя по всему, это было окончательное решение, потому что потом она положила в маленькую сумочку какие-то гигиенические причиндалы и огляделась по сторонам.

- Вроде не должны же? – автоматически спросил я, все еще под впечатлением от экспресс- стриптиза, увиденного только что. Между тем я явственно вспомнил наши сборы и ее заверения, что месячные начнутся как раз по возвращении. «То есть, не появись тут Гриша, последние дни все равно были бы несколько омрачены», - констатировал я про себя, но вслух ничего не сказал. В конце концов, лично мне эти дни никогда не мешали, да и сейчас такие мелочи ничего уже не значили на фоне всего остального.

- Не должны… Но с таких нервов всякое может быть… Да и вообще, я тебе наврала, они у меня по плану как раз вот с завтрашнего дня.

«Наврала!» - повторил я ее ответ. Вот так, оказывается, можно сознательно наврать и потом спокойно в этом признаться. Что-то все-таки меня в этой ситуации раздражало, и я неожиданно для себя выдал:

- Слушай, а ты вот так… просто рассуждаешь про его… Про трах с ним… Я поражаюсь.

Как только я закончил фразу, мне стало стыдно от запоздалого понимания всей неуместности моих моральных проповедей.

- Ага, давай сейчас обсудим, какая я шлюха и сука, – я ожидал более сильной реакции. – Мне же надо как-то войти в ситуацию… Мне же трахаться с ним, любовничек… Может, я хочу словить немножко кайфа от того, какая я грязная шлюха…

- Прости… Я какую-то ерунду сказал, – я неуверенно подошел к ней и неловко обнял сзади.

- Ты постоянно несешь ерунду, я уже привыкла… - Лена легким движением выскользнула из моих неловких и неуместных объятий. Натянув полупрозрачный топик и подростковую юбчонку из выцветшей джинсы, она несколько секунд созерцала несколько пар обуви и, приняв решение, взялась за изящные туфли.

Эти туфли я отлично знал. Как-то она приехала ко мне в них, в похожей юбке и чулочках. Пока она шла от машины до подъезда, обернулись все, кто оказался в этот час во дворе. Я взял ее прямо в коридоре, и вид торчащих в разные стороны ножек в изящных туфлях и чулках, будто кадр из второсортной эротики, навсегда поселился в моем сознании. Что ж, наверное, это был идеальный выбор для такого случая.

- Ну, налей мне виски для храбрости, да и пойдем, любовничек, – она самодовольно разглядывала себя в зеркале, как-то очень по-детски покачивая сумочкой.

Ужин прошел все в том же режиме: Гриша продолжал ораторствовать, я поддакивал, а Ленка откровенно и очень чувственно кокетничала.

Кстати говоря, мои подозрения насчет изобилия гардеробных принадлежностей у этого субъекта подтвердились. До фрака дело не дошло, но нам были явлены белые холщовые шорты и майка с надписью Red Sea, давшая Грише повод поведать нам полную щенячьих восторгов историю о его прошлогодней поездке куда-то в недорогой и банальный Египет.

Я делал вид, что пьянею все сильнее и сильнее, и, когда мы переместились в бар, демонстративно заказал несколько порций виски, но пить не стал, незаметно (во всяком случае, мне так показалось) вылив их под стойку.

Началось представление, что-то с народными танцами и песнями. Лена уже полностью завладела вниманием Гриши, и, когда я заявил, что мне плохо, меня никто не стал удерживать.

В номере я сначала встал под душ, потом пытался читать, но в голову ничего не лезло. Телевизор тоже ничего интересного мне предложить не смог. Наконец, я вышел на балкон, сел в кресло и решил тупо дожидаться Ленку на свежем воздухе.

Алкоголь выветрился на удивление быстро, и, сидя на балконе и нервно качая ногой, я чувствовал себя то ревнивым мужем, то сутенером, то обманутым мальчиком, поверившим развратной взрослой тете и ожидающим ее вопреки здравому смыслу. Эти образы, один глупее другого, овладевали моим сознанием, заставляя полностью испить причитающуюся каждому из них чашу терзаний. В общем, я успел и озвереть от ревности, измучиться, почему она так долго не возвращается с «задания» (этим словцом с тухлым привкусом казармы и бесконечных сериалов я лицемерно обозначил для себя то, чем сейчас должна была заниматься Ленка), обидеться на нее, а потом и испугаться, вдруг она вообще не придет...

Эта последняя мысль меня особенно выбивала из колеи. Между тем время шло, а Ленки не было. В конце концов, он же не герой-любовник, чтобы она с ним там тешилась всю ночь? Может быть, они сейчас договорятся без меня, и я окажусь крайним? Эта вздорная мысль напугала меня, и я принялся судорожно думать, возможно ли такое. Я уже нарисовал себе картину принесения меня в жертву Ленкиным интересам,  и от ее мрачности и достоверности мне стало неуютно и страшно.

В это время в дверь постучали, и я побежал открывать.

В полумраке коридора выражение ее лица было неразличимым, но, когда Лена шагнула в комнату и уличный фонарь осветил ее, стало ясно, что ситуация каким-то образом вышла из-под контроля.

13.

- И что? Что случилось? Как все прошло? – ощущая всю непристойность своего статуса, я все-таки торопился услышать новости. Часы, проведенные в ожидании и тревожном неведении, давали себя знать: хотелось новостей.

- Месячные у меня начались... - она пошла в туалет.

- Прямо там? С ним? – я представил себе эту ситуацию в живописных физиологических подробностях, но Лена не дала мне дофантазировать и продолжила:

- Нет, только что… Сейчас… А там… там все плохо, любовничек.

Она молча приняла душ, потом надела трусики, накинула короткий халат и, растерянно осмотрев номер, взяла с тумбочки пачку сигарет.

- Пойдем посидим на берегу... А то мне что-то душно.

До пляжа мы шли молча, она курила, а я не решался задавать никаких вопросов. Что могло случиться? Все что угодно, но я даже не пытался строить никаких предположений. Развязка в любом случае приближалась, спешить было некуда.

С моря дул теплый ветер. Я подтащил лежак к кромке прибоя, и мы сели.

Лена заговорила без предисловий:

- Ты ушел, и эта скотина начал расспрашивать про тебя…Что мы, да кто мы, да почему муж не поехал, а где он, а что он. Давай мне рассказывать, какой у меня муж приятный человек, какой он увлеченный своим делом… - она затянулась и помолчала несколько секунд, разглядывая выдыхаемый дым.

- Короче, я решила как-то с темы соскочить, тут музыка заиграла, я потащила его танцевать, но танцор он тот еще, да и музыка… Я говорю – пойдем куда-нибудь. Но ему, блин, обязательно хотелось досмотреть гребаное шоу. Досмотрели, все зрители разошлись… Я уже ничего не понимаю, снова намекаю, что хочу продолжения… Короче, пошли пить к нему. Вся на нервах, чувствую, что уже все не так. Он, видать, испугался, что я так активно к нему… Ну, потом вроде ничего. Пришли в номер, сели, он опять давай про мужа и ребенка, тварь такая... Сколько лет живем, да сколько лет сыну… Пиздец полный. – Лена затушила окурок и снова закурила.

- Прикинь, я уже хотела сразу перейти к делу, а тут такие семейные разговоры… Я думаю: чего ему говорить? Про сына рассказывать? Какой потом секс-то после таких разговоров, даже неудобно… Жаловаться на мужа? Фиг знает, что он потом наговорит мужу… Хотя уже не важно, ничего хорошего не скажет точно. Ну и вот… Я говорю: да, муж, я его люблю, все хорошо, но он занят все время, а вы такой интересный! Ах, никогда не общалась с известными журналистами! И тут этот сучонок аж расцвел. – Лена затянулась, но на этот раз как-то торопливо, быстро выдохнула и продолжила: - Короче, он минут двадцать рассказывал, какой он великий. Это просто пиздец! Какими-то фамилиями сыпет, типа я должна проникнуться. Министр Муйкин, сенатор Хуйкин, то да се. Я, главное, как дура себя чувствую: я ж никого не знаю! А он так говорит, будто не сомневается, что я уже растаяла от его этих всех мудаков… Короче, он рассказывает о своих каких-то нашумевших статьях, я ему подливаю вискаря, он пьет, а потом так замолчал вдруг и говорит мне: а вы точно Филю недавно узнали? А то он известный бабник! И про тебя еще минут пятнадцать… Много интересного узнала, кстати… Потом как-нибудь расскажешь кое-что, если живы будем… Ну, короче, много чего еще было, рассказывать долго, главное, в итоге он сделал вывод, что все-таки мы, наверное, любовники.

- Вот же скотина какая… - выдохнул я. В менее стрессовой ситуации я бы испытал неловкость, вспоминая, что в моменты активного соблазнения, в том числе и Ленки, я тоже любил рассказывать о своей значимости и близости к великим мира сего. Но на сей раз было не до долгих рефлексий на абстрактные темы. В общих чертах я уже начал догадываться, чем это все могло кончиться. – Аналитик херов. И что ты? Расскажи по порядку, с чего он взял-то? Непонятно как-то…

- С того и взял... Я сделала громче телевизор и сказала, что хочу танцевать, подняла его и стала прижиматься. Мол, я пьяная женщина, а вы такой интересный мужчина. Такой великий, такой влиятельный! Ах, говорю, я почему-то такая возбужденная, хочу, мол, глупостей! Он давай меня своими потными ручонками трогать… Трогает, но видно, что неловко ему… У меня уже спортивный интерес - думаю, сколько он будет ломаться-то… И тут он мне говорит: «Станцуй мне стриптиз!», представляешь? После вопросов про семью! Я, говорит, сяду в кресло, а ты давай…

Слушая ее, я вспоминал его рыхлое грушеобразное тельце на кривых ножках, с этой его идиотской татуировкой, и сцена принудительного совращения Гриши напомнила мне самые неприятные страницы де Сада, где юные красавицы вынуждены возбуждать похоть уродливых сластолюбцев.

- Расскажи, что он делал с тобой… как именно сказал... - мне казалось, что в этих подробностях может крыться что-то полезное.

Ленка отхлебнула виски из бутылки и продолжила.

- Он сел в кресло, я давай танцевать, раздеваясь... Разделась, и тут наш друг Гриша разошелся… Всю меня облапал… - она замялась, а во мне вдруг проснулся совершенно извращенный интерес к подробностям.

- А подробнее? – выдохнул я. Лена посмотрела на меня с брезгливым удивлением.

- Хочешь поговорить об этом? Вот извращенец! Возбуждает, как меня унижала эта сволочь? – она посмотрела на меня. - Возбуждает ведь, а? Признавайся, а то ничего больше не буду рассказывать.

«Секс без боли и страха – как пища без приправы» - вспомнились мне слова чертового маркиза, прочитанные в какой-то книжке еще в школе.

-Да, есть такое… Возбуждает… Дай сигарету. - Я еще не разобрался до конца в своих эмоциях, но решил с ней не спорить.

-То-то же… Извращенец! Да, впрочем, кто б сомневался… Короче, я ему, вспомнив молодость, продемонстрировала… Стриптиз, как и заказывали! Ну и, значит, на коленях подползаю к нему… Голая, прикинь! Короче, дальше все как в порно для мазохистов: встань, повернись, раздвинь, нагнись, раздвинь… Как у врача на приеме… Я уже сама не понимаю, нравится мне это или сейчас стошнит, и тут он мне говорит: и часто ты так развлекаешься? Я молчу. Он говорит: я все понял, ты меня специально домогаешься! Так и сказал «домогаешься», прикинь? Слово какое-то прокурорское… Я – его! Домогаюсь! Я молчу. При этом стою раком, а он сзади стоит и все это говорит, а сам меня гладит между ягодиц, сучонок… И палец туда сует. Я уже не выдержала, говорю: что ты понял? И поворачиваюсь к нему. Начинаю расстегивать ширинку и смотрю ему так в глаза… Но темно и вижу плохо, непонятно, достала его хозяйство… Так и есть, тонкий и такой мерзкий… Ну ладно, сначала руками, потом в рот взяла, и тут он мне говорит: что ты делаешь? Представляешь сцену? Я голая, на коленях, ему сосу, а он мне таким строгим голосом говорит… С такими еще киношными интонациями: то и понял, что застукал я вас тут с Филечкой-то! И дальше как следователь: в городе он всем сказал, что уехал с друзьями, и назвал отель другой, а он, оказывается, тут. И никаких друзей нет, одна ты с мнимой тетей. А я, говорит, все узнал перед ужином, вы и живете в одном номере, без всяких тетей. Так что все стало ясно, и тут еще ты начинаешь меня клеить. Наверное, чтоб потом меня повязать с вами. Прикинь?

Я сидел окаменев. Не такой он и дурак, как выясняется. С другой стороны, какими дураками оказались мы – это еще только предстояло осознать в полной мере.

- Но и это еще не все, – Ленка затянулась и посмотрела мне в лицо, – тут я спорола дополнительного косяка. Офигев от такой наглости, я ему говорю: мол, это все чушь, кто тебе поверит, скажу мужу, что ты ко мне приставал, и он поверит мне, а не тебе, козел!

- И что он ответил? – спросил я машинально.

- Ничего. Сказал, что его в порту встретит Васька Рощин и интересно, что я ему скажу.

- Какой еще Васька? – появление в истории дополнительного участника сбило меня с толку.

- Это приятель моего мужа… Оказывается, они в баню вместе ходят…

- С твоим мужем? – я уже ничего не мог понять.

- Нет, они ходят в одной компании, Вася и Гриша. А Вася этот с моим мужем завязан там по одному проекту, короче, они общаются…

- И что это значит?

- То и значит, любовничек, что он завтра же поведает Васе, а Вася – Боре, и меня прямо у трапа встретят. И поверят ему, уже хотя бы потому, что я никак не должна была оказаться в этом самолете.

- Так вроде Боря твой тоже где-то на учебе… - уцепился я за последнюю надежду.

- Да, но Вася-то в таком разе вполне может встретить своего дружка и не откажет себе в удовольствии изобразить удивление, увидев там еще и меня. Этот гребаный Васька ко мне как-то подкатывал за спиной мужа, но я его отшила. Короче, приехали.

- Он, наверное, уже разбудил его и заваливает сообщениями! – мрачно предположил я.

- Нет, не заваливает. Я украла его мобильник, он у меня, – Ленка бросила сумочку на кровать.

- Завтра это животное явится сюда за телефоном! – автоматически заметил я, в очередной раз восхитившись простотой принятия криминальных решений некоторыми русскими девушками.

- Но это будет завтра, а сейчас давай почитаем, что он там писал кому… - она достала из сумочки мобильник.

14.

Мобильник был самый модный, с массой ненужных функций, в том числе с камерой хорошего разрешения: небольшой ролик можно было снять во вполне приемлемом качестве. Я видел такой прибор у одного своего приятеля, задвинутого на гаджетах, и потому довольно быстро вспомнил, как с ним обращаться.

Чтение Гришиных сообщений в другой ситуации доставило бы нам массу поводов повеселиться, но не теперь. В основном он писал нескольким абонентам, очень часто и всякую чушь про то, как отдыхает, загорает, что ест и что кому купил. Нас касалось только одно сообщение, отправленное еще вчера: «Встретил тут одного общего знакомого, подробности потом», - информировал он некоего Петюхина.

- Что за Петюхин такой? – спросила Ленка.

- Петюхин? Ну это один человек… Работает в крупной компании, – пояснил я, решив не вдаваться в подробности. Это был тот самый человек, который легко мог бы организовать изъятие у меня контракта за аморалку.

- Вы знакомы? Он может понять, о чем речь? – Ленка, очевидно, почувствовала мое внутреннее смятение.

- По работе пересекались. Не думаю, что он сразу понял, что речь обо мне. Без пояснений…

- Понятно, но тут вроде все более-менее чисто… - она выключила телефон и бросила его в сумку.

Некоторое время мы молчали.

- И все-таки я не понял, чем кончился разговор-то?

- Ничем, он мне сказал, что ничего ему от меня не нужно, что я шлюха и грязная женщина, что ему противно, но интересно. Что он нас не боится и мы в его руках. Сказал, что очень пьян и хочет спать, и все, я ушла. Сказал, за завтраком поговорим.

- То есть главное разбирательство будет утром?

- Все к тому.

Мы поднялись с лежака и неспешно пошли к отелю. Ночь была душная, светлая от луны. Мы шли молча, и я снова с недоумением вопрошал себя, как я дошел до жизни такой.

Укладывались спать мы тоже молча, Ленка только тоскливо предположила, что утро вечера мудренее. Через некоторое время она уснула, а я все никак не мог успокоиться.

Чтобы как-то отвлечь свой мозг, я прибег к старому проверенному приему – решил произвести перед сном ревизию всех своих женщин. Вернее сказать, половых партнерш, потому что по условиям этой придуманной мною же когда-то игры считать надлежало всех женщин, с которыми когда-либо мною производились хоть какие-то действия сексуального свойства.

Столь странный принцип учета объясняется очень просто: привычка перебирать на сон грядущий своих бывших девушек появилась у меня очень давно, еще тогда, когда девушек было совсем немного. Собственно, для увеличения их количества и была придумана уловка с учетом всех контактов. В то время это была скорее психотерапия – перед сном подумать о немногом хорошем, что было в моей тогдашней жизни. Перебрать трофеи немногих, и потому сверхценных побед. Почувствовать, что и у меня процесс пошел, так сказать.

Это было как медитативное перебирание четок, только четки были виртуальные, и каждая бусинка имела свое имя или же отсылала к какой-то ситуации.

До какого-то времени четки имели ограниченное и известное мне число бусинок. Игра состояла в том, чтобы вспомнить всех, точно зная, сколько их должно быть. Но в какой-то момент связь времен окончательно утратилась, и я понял, что более-менее отчетливо помню только первых 15-20 половых партнерш, а дальше начиналась форменная неразбериха.

Проблема была еще и в том, что воспоминания не систематизировались по какому-то одному признаку, по времени или месту. Какие-то соития я, конечно, помнил именно в связи с событиями своей жизни. Другие воспоминания ассоциировались с местом, например, с моей первой съемной квартирой. Что-то просто вызывалось в памяти предыдущим сюжетом, и образы всплывали в памяти своеобразными такими сериями…

Однако чаще всего воспоминания эти были связаны с моими внутренними эмоциями. Собственно, из-за таких фрагментов обычно все и путалось. Например, только я доходил в своих воспоминаниях до какого-то года, как вдруг из памяти вываливались чьи-то трогательно раздвинутые ноги или застиранные трусики, нелепо свисающие с девичьей щиколотки. Тут я понимал, что эта ситуация была явно раньше, а значит я забыл ее, стало быть забыл и связанную с ней, - и все, подсчет можно было начинать сначала.

Время шло, и с какого-то момента произвести общий учет стало практически невозможно. Точнее говоря, я отчетливо помнил время, до которого события еще более-менее можно было вспомнить и расставить по порядку. Но вот потом наступал полный сумбур и хаос.

Трудно сказать, с чем связана такая перемена. Скорее всего, с переходом количественных изменений в качественные. Просто в какой-то момент вся процедура упростилась и видоизменилась. Секс перестал быть чем-то вроде авантюрного путешествия в неведомые дали, превратившись в организованный туризм с экскурсиями и системой «все включено».

Скажете, скучно? Да ничего скучного на самом деле. Просто переход на другой уровень. В конечном счете, мы ведь путешествуем исключительно по своему мозгу, да и трахаем, в общем-то, его же.

Во всяком случае, все эти сбои и путаницы превратили упражнение в хороший способ уснуть, многократно мною опробованный.

Итак, идея вспомнить и пересчитать все мои любовные авантюры показалась мне спасительной, и я начал перебирать порванные четки, нанизывая рассыпанные по памяти бусинки на замусоленную ниточку. У меня действительно когда-то были четки, привезенные дядей с далекой войны, красные как кровь, на желтом шнурочке, так что представлял я их себе именно такими – желтая замусоленная ниточка и нанизанные на нее красные, похожие на зернышки граната бусинки.

Первой шла девушка, с которой я неудачно лишался девственности. Дальше я старательно вспоминал и перебирал, но уснуть так и не получалось. На самом деле, сейчас уже трудно вспомнить, до какого эпизода своей половой жизни я дошел тогда. В любом случае, сон не шел, это было мучительно и страшно. Сердце бешено колотилось. «Что делать-то? Может, убить этого засранца? Просто взять и убить?» - подумалось мне.

Я тихо встал с постели и вышел на балкон. Закурил и сел в кресло. Было слышно, как вдали плещется Средиземное море и стрекочут фонтаны на газонах. Ночь была душистой, душной и липкой. Убить! Слово из детективов и глупых сериалов. Все-таки я слишком большая размазня, чтобы кого-то убить. Такие засранцы, как я, могут только косвенно способствовать убийству, да и то если речь идет об аборте. А вот так, лицом к лицу - нет, что вы, извините, лучше вы меня. Только, пожалуйста, не больно и быстро.

И все-таки – если убить, то как?

Тут я впервые пожалел, что не читал детективов и не смотрел внимательно фильмы с криминальным сюжетом.

Как это делается - я даже не знал. «Сраный интеллигент!» - отругал я себя и решил выпить. Вернулся в номер, нащупал бутылку и налил себе виски. Оно было теплое и неприятно обжигало язык. Я поморщился и закурил новую сигарету.

«Ну, допустим, устроить пьянку на пирсе», – вернулся я к обдумыванию преступления.

Да, на пирсе. Ночью. Никого нет. Мы пьем. Много, до полного помутнения. Дальше все просто. Ударить подлеца бутылкой по башке и сбросить в море. И самому залезть. И топить его. Да, вот так вот прямо держать под водой, пока он не захлебнется, сволочь такая…

И что дальше? Дальше труп выбросит на берег. И утром его там найдут. Полиция, отпечатки пальцев, медицинское освидетельствование, случайные свидетели, скандал, арест, турецкая тюрьма, ужас.

Нет.

Это не моя история. Совсем-совсем не моя. Подписать смертный приговор, бомбить города, закладывать бомбы – это я, наверное, смог бы. Но никак не убивать человека своими руками. Даже если человек этот грозит всей моей жизни.

15.

Короче говоря, в итоге я все-таки уснул. Из всей той ночи в моей памяти остался сон, который я увидел перед самым пробуждением.

Сны, как учит нас наука, снятся всем и всегда, просто мы обычно не можем их вспомнить. Но вот в эти странные дни и ночи мозг, очевидно, работал в усиленном режиме и потому выдавал на-гора ударной силы сны, которые я запомнил.

Так вот, под утро мне приснился совершенно дурацкий сон. Дурацкий ровно настолько, насколько бывают дурацкими сны у фрейдистов, – то есть когда вместо символов и аллегорий все показано как есть, в лоб.

Снилась мне наша с Ленкой свадьба. Будто она в фате, в интерьерах полузабытой бабушкиной хрущевки, где я провел все свое счастливое детство. Тоже, кстати, характерно: когда мозгу надо показать что-то важное, в качестве декораций берется максимально родной и нейтральный фон – что-то, что записано на подкорке. В жизни я видел мало брачных церемоний, и потому свадьба была абстрактно-киношная – какой-то стол с угощениями, все нарочито по-совковому, провинциально и колхозно, что мне во сне было удивительно: как меня смогли уговорить на весь этот ужас? Вокруг стола – знакомые и родственники, причем если своих я узнаю, то Ленкины присутствуют в виде неких условных людей, но во сне я точно знаю, что это ее родня и друзья. И Борис тоже сидит за столом. В числе других персонажей уже из моей жизни, которых бы я точно не позвал на свою свадьбу.

И вот мы сидим, а я думаю: боже мой, они что, все знают? Ну конечно знают, раз уже свадьба и они тут. Я смотрю на Бориса. Пытаюсь сообразить, почему Борис тут, и понять по его лицу, что он обо всем этом думает.

С другой стороны – с какой радости вообще свадьба? Тут мне во сне стало сначала удивительно, а потом страшно – как это я подписался на свадьбу, да еще и с Ленкой? В этот момент я осознаю, что это все серьезно. И что на самом деле все всем известно, и я на полном серьезе женюсь на Ленке. Дальше во сне я опять мучительно начал вспоминать, как так получилось, что все в курсе и дело дошло до свадьбы, и почему свадьба такая удручающе быдлячая. Беспомощно пытаясь продраться сквозь затейливую логику распадающегося сна, я и проснулся.

Перед глазами был грязноватый потолок номера и пыль, медленно парящая в солнечных лучах, льющихся в номер сквозь щели между шторами.

Я посмотрел на часы. Было всего девять утра по местному времени. Так рано мы никогда не вставали, поэтому и на завтраке не были ни разу. Сон про свадьбу еще раз всплыл в памяти, уже совсем смешавшийся и спутанный. Анализировать там особо было нечего, все глупые комплексы и страхи были как по заказу: страх огласки нашей связи, необратимость и неуправляемая публичность, неизбежно за этим следующая, необходимость со всеми объясняться. Необратимость и публичность, как я себе объяснил, и олицетворяла собой колхозная свадьба – хлопцы пьяны, кони запряжены, ничего не поделаешь, ты готовишься стать отцом и так далее. Короче говоря, по опыту многих своих друзей я подсознательно считал такую вот свадьбу самым бесславным и унылым концом свободной мужской жизни и менее всего желал себе подобного финала. С другой стороны, свадьба явно была связана с бесконечными Гришиными рассказами о чьей-то там дурацкой женитьбе, которыми он изводил нас в течение дня.

Плюнув на вздорный сон, я вспомнил, что в этот раз придется вставать раньше обычного, и поднялся с кровати. Лена зашевелилась и тоже открыла глаза:

- Сколько уже? – Она села на кровати, потирая лицо ладонями.

- Девять… - Я стоял перед зеркалом, разглядывал себя и в очередной раз серьезно думал, что давно пора заняться собой, как минимум – записаться в фитнес-зал: опухшее от пьянства лицо и взлохмаченные волосы только дополняли отвисающий животик и общую нездоровую пухлость. Надо, конечно, что-то с собой делать, но сейчас явно было не время и не место приниматься за здоровый образ жизни. Непонятно, почему красивые девушки со мной вообще путаются. Что-то, конечно, есть. Мордочка смазливая? Тогда я даже подумал, что, будь я менее смазливым типчиком, возможно, больше бы ценил внимание и давно бы уже женился на хорошей девушке, а не возился с чужими женами. «Черт, опять про свадьбу!» - подумалось мне, и я на секунду снова провалился в муть утреннего сна.

- Интересно, что будет. Эта сволочь ведь обещал, что за завтраком поговорим… - без предисловия, как бы продолжая начатый разговор, сказала Лена, взяла с тумбочки пачку сигарет и закурила.

- Интересно, когда он припрется? Время не уточнили… Завтрак там вроде с семи и до десяти, что ли…

Чтобы чем-нибудь себя занять, я принялся открывать пустые ящики нелепого письменного стола, с непонятной целью поставленного в номере. Мне казалось, что где-то там я видел папку с информацией про завтраки и обеды. Между прочим, всегда удивляло, зачем в таких отелях письменные столы. Для нужд страдающих графоманией постояльцев? Ленка безучастно следила за моими телодвижениями, а потом дотянулась до пульта и включила телевизор.

Я понимал, что сейчас самое время обсудить, как мы будем себя вести, что говорить и вообще – что делать в создавшейся ситуации. Но собраться с мыслями и начать разговор оказалось довольно сложно. Наверное, потому, что никаких стоящих идей у меня в голове просто не было.

В номер постучали.

- Кто там? – Я прикрыл срам подвернувшимся под руки полотенцем и приоткрыл дверь.

За дверью стоял Гриша.

- Открывайте, свои!

Я отошел в сторону, пропуская его. Почему-то я совершенно не удивился его визиту. Более того, это неприятное событие меня даже не сильно огорчило. Мне хотелось какого-то развития ситуации, и я был рад даже такому повороту – пусть и в негативную сторону. Все-таки лучше неизвестности.

Гриша вальяжно прошел через комнату, двумя пальчиками убрал с кресла Ленкин купальник и уселся, вытянув вперед свои розовые ноги в нелепейших сандалиях.

Ленка инстинктивно прикрыла грудь одеялом. Я продолжал прикрываться полотенцем. Выглядели мы нелепо. «Один в один – гравюра Луи-Филибера Дебюкура «Застигнутые любовники», - подумал я, пытаясь вспомнить, что там на гравюре. Но кроме названия в голове никакой информации не обнаружилось.

- Какие мы с утра стеснительные! – произнес Гриша, оглядывая нас, и победоносно улыбнулся. Очевидно, он готовил свое появление, может, даже репетировал перед зеркалом подобающие случаю позы и гримасы. А что, от таких идиотов всего можно ожидать!

Ленка посмотрела на него, потом на меня. В ее глазах я не увидел ничего, кроме холодного равнодушия. Подозреваю, что это была хорошая игра, едва ли в такой ситуации можно быть равнодушной. Она скинула с себя одеяло, взяла с тумбочки пепельницу и стряхнула пепел.

Я сел в свободное кресло и тоже перестал прикрываться. Скорее, из солидарности с ней.

Повисла пауза.

Гриша с явным любопытством оглядел нас, глупо улыбнулся и сказал:

- Я все понимаю, но зачем телефон-то воровать? Это глупо, друзья мои. Во-первых, есть автоматы. Во-вторых, я послезавтра буду в городе, так что…

Мы молчали.

- Ну, поймал я вас, и что? А вы чего хотели? Думаете, самые умные? Уехали трахаться в Турцию – и решили, вас не поймают? Удивительно… - он пытливо вглядывался в наши лица, ожидая какой-то реакции.

Мы молчали.

- Нет, ну правда. Ведете себя глупо… Сейчас вот – особенно. Про вчера вообще умолчу, хотя… Мне понравилось! – он с козлиной улыбкой посмотрел на Ленку.

Она хладнокровно затушила сигарету, поставила пепельницу на тумбочку, вернулась в исходное положение и удивительно спокойным голосом произнесла:

- Ну, так и что же ты? Есть же автоматы. Иди звони.

Гриша заерзал в кресле. Было видно, что никаких четких заготовок на дальнейший разговор у него не было. В то же время чувствовалось, что какие-то идеи у него все-таки есть, но сформулировать их он тоже не может. Или пока не может?

- Ну… Я же говорю, мне понравилось… вчера! – он многозначительно посмотрел на Лену, очевидно пытаясь ее смутить.

- Что именно, Гриша? Стриптиз? Как я тебе сосала? Жопу мою разглядывать? – Лена говорила все тем же спокойным голосом, но как-то устало и равнодушно.

- Ну… Я на самом деле в шоке… Я хотел поговорить как раз… - спесь слетела с него окончательно. Мне стало интересно, что он скажет дальше. Чтобы занять руки, я решил налить себе виски.

Увидев мое движение, он слегка подался вперед и, чуть заикаясь, попросил:

- Ой, и мне тоже налей немного…

Я молча разлил теплый напиток в два немытых бокала и взял себе один.

Гриша мгновение сидел, очевидно ожидая, что я подам ему, но, увидев, что я не собираюсь этого делать, вынужден был встать с кресла, подойти к столу и перегнуться через меня. Проделав все эти движения с неловкой суетой, он наконец взял второй бокал и отхлебнул.

Ленка в это время встала с кровати и пошла в туалет. Не закрывая дверь, она сняла трусики, достала прокладку, выбросила ее в ведро и села на унитаз.

Это зрелище произвело на незваного гостя сумасшедшее впечатление. Реакции Гриши с одной стороны были объяснимы, с другой – все-таки нелепы. Ленка была очень естественна, но в то же время вела себя провокационно. Все это поставило нашего гостя в тупик. Наблюдая за его растерянной мордочкой, я мысленно упивался его замешательством. «Интересно, а при муже она так делает?» – подумал я вдруг и сам себе ответил: «Конечно нет, там же еще и ребенок». В очередной раз я понял, что ничего о ней не знаю. Какая она в своей обычной жизни – осталось для меня тайной, и это, наверное, не так уж плохо.

Короче говоря, публичное отправление естественных надобностей выбило нашего гостя из колеи. Мысленно я аплодировал Ленке, понимая, что играет она на грани фола. Чем все это кончится - было еще не ясно, но пока инициатива была на нашей стороне.

Гриша откровенно занервничал. «Мальчику неловко в обществе голых тети и дяди!» - мысленно съехидничал я, жестоко ненавидя в этот момент прыщавых задротов всего мира. Можно было только примерно догадываться, что сейчас творится у него в голове.

- Ну, так и что ты не бежишь звонить, а? – Ленка встала с унитаза и залезла в душ, наполовину закрыв шторку.

- Блин, все так странно… Не знаю, как сказать… Давайте я никуда звонить не буду и сейчас уйду, а через двадцать минут мы встретимся за завтраком и поговорим, хорошо? Вы успеете, Лена? А, Филя? – он смотрел то на меня, но не в глаза, то в сторону душа, на Ленку.

- Конечно, давай поговорим за завтраком… - Я встал, и он поднялся тоже.

- Гриша, я успею, давай так и сделаем, – Ленка выглянула из-за шторки, буднично улыбаясь.

Он поставил стакан на низкий холодильник и вышел из номера. Я закрыл за ним дверь и зашел в душевую.

- И что дальше будем делать?

Ленка с явным удовольствием принимала душ. Я молчал.

- Ты молодец, он явно в замешательстве. Психологически ты его переиграла, – я решил рассуждать вслух, чтобы посмаковать подробности маленькой психологической победы. – Но реакция у него странная. Как он пялился на тебя. А вроде говорили, что он педик…

- Он и на тебя пялился, любовничек. – Она отключила воду и принялась вытираться, основательно и качественно. Я, кстати, с детства не научился вытираться так методично и основательно, чтобы насухо. Обычно я просто промокаю себя полотенцем и потом хожу мокрый. Наверное, и тут выходит наружу какая-то разница в характерах и привычках, подумал я тогда, наблюдая за ее отточенными движениями.

- Ну, честно сказать, не заметил… Ну, в общем, если он голубой… - мне было неловко, как бывает неловко любому мужчине, ставшему объектом внимания гомосексуалиста.

- Да не гомик он, вот в чем дело. Во всяком случае, не совсем. Он вчера возбудился, да и сегодня тоже вел себя не как пидор. – Ленка наконец завершила вытирание и шагнула из ванны на коврик.

- Тогда как это все понять? И о чем он хочет говорить? – Я серьезно задумался.

- Ты же у нас психолог-самоучка, вот и подумай на досуге. Одевайся, надо выходить. – Ленка достала новую прокладку, я тоже спохватился и поднял с пола свои шорты.

- У меня ощущение, что он просто никогда не занимался сексом с женщиной, да и с мужчинами, похоже, тоже… Мне кажется, он просто слишком влюблен в себя, чтобы снизойти до банального секса… - прокручивая в голове все известные мне сплетни и факты о Гришиной личной жизни, я пытался как-то сориентироваться.

- Но тема ему явно интересна, это факт. – Ленка уже была в новых трусиках и через голову надевала озорной сарафанчик.

- Да… Я думаю, он сейчас судорожно думает, как воспользоваться ситуацией… Так получается, что мы дали ему шанс войти в тему секса, не теряя лица мудрого, взрослого и великого… Он же явно мучился своей непросвещенностью в этой теме, а тут такая шикарная женщина, готовая на все.

- Шикарному мужчине тоже надо быть готовым ко всему. – Она сунула ноги в шлепанцы и занялась прической.

- М-да… Я думаю, в итоге все вернется к твоему плану, но с поправками… - Я снял с вешалки гавайскую рубашку и тоже подошел к зеркалу, приглаживая вихры.

- С какими это? – Лена развернулась и посмотрела мне в глаза.

- Думаю, он согласится молчать, но за это нам придется удовлетворить любопытство этого говнюка. И, скорее всего, в городе все продолжится.

- Как говорит моя мама, порочный круг и сексуальное рабство. Да?

- Ну, вроде того…

- Вот уж не думала… И что будем делать?

- Выхода у нас нет. Придется ему подыграть. В конце концов, если нам удастся без скандала вернуться в город, мы сможем смело послать его куда подальше.

- Почему? – Ленка посмотрела на меня, и мне показалось, что у меня появился шанс вернуть себе ее утраченное доверие – пусть для начала доверие не как к мужчине, а как к стратегу и мыслителю.

- Потому что он известный сплетник и врун. Ничего доказать не сможет. Ты скажешь мужу, что это все чушь какая-то, что ты не знаешь ни меня, ни его. Ну и мотив его вранья понятен: мы с ним, в общем, никогда друзьями не были, просто решил нагадить, вот и сочинил байку. Кроме того, я тут получил хороший контракт и все вполне можно списать на интриги конкурентов… Как раз и тема сходится. – Я полез в шкаф за новой рубашкой. При ближайшем рассмотрении гавайка оказалась чрезмерно измятой.

Тут мне открылась еще одна грань проблемы, которую я как-то упустил из вида раньше. Денежки на пропаганду нравственности должен был давать один олигарх, нешуточным образом повредившийся умом на почве религии. Говорили даже, что у него в отдельном кабинете, рядом с приемной, постоянно сидел поп, с которым он советовался по разным вопросам. Короче говоря, дойди история до олигарха – финал был бы предсказуем. Он сразу потребует устранить аморального типа от его святых денег, выделенных на святое дело. И даже разбираться долго не будет.

Все это испортило мне настроение, и, натягивая свежую рубашку, я зачем-то сказал:

- Риск все равно есть - можно проверить через авиакомпанию, летала ты или нет. Посмотреть твой паспорт, в конце концов.

- С паспортом все проще. У меня заканчивается срок действия, и я сказала Борьке, что сдала его на обмен. Так что никакого паспорта у меня вроде как нет, а значит, и смотреть некуда, – Ленка улыбнулась. - Но вот авиакомпания – это самое слабое звено. Если Борька зарубится и решить пробить – все разом летит к чертям.

- Остается еще вариант посмотреть распечатку твоих телефонных переговоров, где может всплыть мой номер. – Я надел солнцезащитные очки и посмотрел на Ленку. – Во всяком случае, это докажет, что мы знакомы и общаемся.

Мы вышли из номера, и я тщательно закрыл дверь.

- Тут как раз можно выкрутиться. Допустим, я тебя знаю, подруга познакомила с тобой, и я у тебя консультировалась. Ты же у нас специалист по консультациям, а, любовничек? Короче, это как раз полная фигня. Главная засада – перелет, тут я прилипаю. Блин, так хочется прямо сейчас послать его в задницу.

- А вот этого не надо. До тех пор пока мы тут – мы уязвимы. Прилетим в город, и все станет проще. Во всяком случае, можно будет что-то предпринять. Так что еще сутки нам надо быть паиньками и подыгрывать этой сволочи. Ну и в городе выиграть время, пока не заметем следы. Где его телефон, кстати?

- У меня в сумочке. А что?

- Если мы будем ему подыгрывать, лучше телефон вернуть.

- Почему? – Ленка остановилась и посмотрела на меня.

- Потому что, если он захочет нас сдать, он с любого телефона может позвонить. А если мы ему подыграем – он сам станет нашим соучастником.

- Логично, любовничек.

- Но это при условии, если он захочет с нами поиграть в пресловутый порочный круг и сексуальное рабство. Если он решит нас воспитывать – ситуация останется тревожной.

Лена корчила унылую мордочку. Мы вошли на крытую веранду, где подавались завтраки.

16.

Гриша уже был там. Он сидел за столиком в углу и, увидев нас, неуклюже замахал руками.

Мы подошли ближе. Перед ним стояла чашка с йогуртом и мюсли, тарелка с тостами, масло и два стакана отвратительных концентратных «соков».

- Сейчас мы возьмем себе что-нибудь и придем! – Ленка положила сумку на стул и пошла к шведскому столу. Я последовал за ней.

Быстренько набрав всего подряд, я первым вернулся и сел напротив Гриши.

- Ну и что, какие идеи? – я решил взять на себя тягостную миссию и начать неприятный разговор.

Гриша явно заранее заготовил свою речь, может быть еще ночью. Скорее всего, он собирался сказать все сразу, поставив нас в глупое положение вопросом про телефон. Однако все пошло не так, и теперь он заметно волновался, решив действовать по ситуации.

- Давай я тебе сразу все выложу… Раз так получилось… - он замолчал на несколько секунд. – Ты же знаешь, у нас с тобой всегда были натянутые отношения. Ну, это же правда, ты всегда про меня говорил всякое говно, мне все передавали…

- Да, было такое… Врать не буду, – я решил продолжать быть паинькой и даже на секунду опустил глаза, изображая раскаяние.

- Ну вот… Конечно, то, что я вас тут застал и раскусил, – он посмотрел на меня, явно желая насладиться своим триумфом еще раз, – все это не добавляет мне ваших симпатий, но раз уж так получилось...

Я поискал глазами свою спутницу. Ленка ждала, пока повар приготовит ей омлет, Гриша перехватил мой взгляд.

- Пока Елены нет, я тебе скажу. Понимаешь, я никогда не был, ну, почти никогда… Короче, вот… Ну, в общем, я не был с женщиной… Так получилось… Шлюхами брезговал, а просто так у меня как-то не получалось… Я хочу все узнать, как и что, – он заговорил быстро, чуть заикаясь. Я почувствовал, что он с трудом импровизирует, и решил усилить его страдания:

- Что ж ты не трахнул ее, когда она пришла к тебе?

- Ну… Трахнул… Не люблю я это слово… Меня так удивила вся эта раскованность… Ее… Да и твоя. Ну, про тебя я знал, но не думал… Я всегда думал, что секс - это ритуал, это сложно, надо готовиться... Понимаешь? Женщина стесняется… Стыд… Его преодоление… запретный плод… Понимаешь? А тут… Я не ожидал… Все так грязно… Так внезапно… Мне и мерзко, и хочется… Но чтоб это не было унизительно… Не то слово… - Гриша зачмокал губами, покраснел и завертел головой.

- То есть все-таки ты хочешь трахнуть ее? Да? – Я начал механически есть салат. На все его «понимаешь?» мне хотелось ответить жестко и ехидно: все я понимаю, все с тобой понятно, задрот недоделанный! «Конечно, проще всего прикрывать свою прокисшую девственность рассуждениями о запретном плоде и романтическими воздыханиями», – думал я, но благоразумно молчал.

- Не совсем… Не только… Главное не это… - запинаясь, продолжил он. «Уже бы можно было как-то собраться с мыслями, мой маленький друг!» - язвил я мысленно.

Вроде бы общая атмосфера раскованности давала ему шанс расслабиться и все сказать. Этот метод работал почти всегда: быстро перевести нейтральный разговор на темы секса и показать собеседнику, что можно не церемониться и не стесняться. Во всяком случае, женщины в такой ситуации расслаблялись и дело быстро шло к счастливому финалу. Как поступать с мужчинами, я не знал. На его месте, дойдя до такой стадии, я бы уже точно перестал мямлить и цинично затребовал бы Ленку себе в койку, да еще и выложил бы все свои дурацкие фантазии.

- Так что ты хочешь? – я с трудом боролся с растущим во мне негодованием, но в то же время с замиранием сердца ждал, что же он все-таки скажет. «С такими, как у него, тараканами в голове можно ожидать любых предложений», - подумалось мне напоследок. Больше всего я боялся, что он уйдет в глухое морализаторство и захочет нас проучить. То есть повоспитывает в свое удовольствие и в итоге все равно сдаст, величественно отвергнув Ленкины прелести.

- Я хочу увидеть, как вы… делаете это… Нет, ну сначала сам… Попробовать. Потом еще… Посмотреть, пощупать… Рассмотреть все… Мне казалось, что в порнофильмах все не по- настоящему… Я не верю, что все так... Хочу увидеть вживую… Ну и там как пойдет.

- И… И что дальше? – я растерялся на несколько секунд, но постарался взять себя в руки.

- Дальше? Если все будет, как я хочу… То ничего не будет. Я никому ничего не скажу…

- Что не скажешь, Гриша? – Ленка уселась на стул между нами.

- Лена, Григорий не будет никому говорить, что видел нас. Я думаю, надо вернуть ему телефон, – нарочито спокойным голосом сказал я. Во всяком случае, мне показалось тогда, что голос мой звучал спокойно.

- Да ладно… пусть он будет у вас… для гарантии. - Гриша покраснел и опустил глаза.

Лена вопросительно посмотрела на меня.

- Нет-нет, надо отдать ему телефон.

Лена кивнула, залезла в сумочку и протянула ему телефон.

- Я ничего не скажу… Правда… Ну, если вы…

- Гриша, мы сделаем все, что ты захочешь! – Лена вкрадчиво посмотрела ему прямо в глаза.

Гриша отвел взгляд, а потом сказал:

- Я все-таки смущаюсь, но это пройдет…

- Расслабься, все будет хорошо… - Лена улыбнулась ему самой дружелюбной из своих улыбок.

Так началось наше сексуальное рабство.

И тут я подхожу к самому трудному в моей истории.

Описание секса - это всегда серьезная проблема для автора. Если, конечно, не ставить цель писать порнографию или пытаться всех шокировать. Описывать красиво можно только красивый секс, и это уже эротика получается. А некрасивый секс? Стоит ли вообще о нем писать?

По-хорошему, секс вообще крайне спорная материя для литературы. Как высказался некогда лорд Честерфилд, «значение любовных утех сильно переоценено: позы нелепые, удовольствие минутное, расходы огромные». Оставим на совести старого развратника затраты и сиюминутность удовольствий, тут все у всех по-разному, но вот что позы нелепы – это факт. И как эти позы описывать? И зачем? Тем более по-русски. Давно сказано, что на нашем чудесном языке говорить на такие темы можно или матом, или в медицинской терминологии. Притом непонятно, что хуже.

В былые времена мне стоило бы просто написать некую многозначительную фразу и опустить занавес до того самого момента, пока герои не сойдут с ложа любви или, как минимум, не перейдут к посткоитальным разговорам. Но на дворе 21-й век – это первое, и секс давно уже многократно и разнообразно описан в таких терминах и подробностях, на фоне которых мои писания едва ли покажутся чем-то чрезмерным.

И главное: в общем-то, рассказ мой о сексе, хотя мне и непросто в этом признаваться даже себе, - это второе. Мы живем жизнью мыслящего существа только после секса. Или до него, когда мы слишком маленькие и мозг занят познанием мира и всякими милыми детскими радостями. Недаром Иммануил Кант написал в своем дневнике чудовищную по правдивости фразу: «Наконец я стал импотентом и могу заняться философией». Потому что заниматься чем-либо кроме секса, пока половой вопрос актуален для человека, крайне сложно, если не сказать – невозможно.

Тут я главным образом говорю о мужчинах. Про женщин пусть пишут женщины, потому что рассказать, насколько далеко и глубоко все заходит у них, могут только они сами.

Для мужчины секс - это всегда больше, чем просто физиология. Это самоутверждение и миропознание. Я бы даже сказал – миросотворение. Кончая, мужчина чувствует себя создателем и господом миллиардов миров, которые вращаются и живут только потому, что он их породил, сотворил, и которые рухнут и исчезнут в небытии, как только он, творец и создатель, перестанет пребывать в том божественном состоянии, столь же скоротечном, сколь и прекрасном.

Почему я оказался в гребаной Турции, в этом отеле, с этой женщиной и в этой кошмарной ситуации? Потому что я хотел секса. Но не банального, скучного, семейного, повторяющегося и пресного. Нет, я хотел, чтобы он был ярким, острым и волнующим, чтобы к обычному комплексу физиологических и моральных ощущений добавились еще и другие, которые, как драгоценные крупицы заморских специй, превращают нехитрый набор ингредиентов в оригинальное блюдо.

Я имел не просто женщину. Это была чужая женщина. Женщина, с которой я не должен был бы спать. Мы оба переступали через мораль, и это одно уже выводило все мои ощущения на новый уровень.

Любовнице не надо врать, перед ней не надо изображать заиньку-паиньку и волноваться, не испугается ли она твоих новых идей. Любовницы конкретны и предметны. Они точно знают, чего они не хотят: они не хотят скуки, не хотят банальности, они хотят новых впечатлений и эмоций.

По большому счету, что такое жизнь, как не последовательность эмоций, самые яркие из которых и являются нашими воспоминаниями? Раньше люди жили в усложненном мире, где даже признаться себе в некоторых вещах было невозможно. Зато мы живем в такое время, когда можно честно и откровенно сказать себе: я живу для удовольствий. Я хочу получить максимальное количество эмоций, желательно приятных. Поэтому мы ломаем шеи на лыжных спусках, ныряем в акульи бездны, пьем, курим и трахаемся. Поэтому трахаемся с чужими женщинами – чтобы, куря и выпивая с ними до, после и во время запретного и такого сладкого секса, почувствовать себя совсем не так, как чувствуешь себя, целуя в лобик законную, любимую и единственную женщину после честного семейного секса. Мы хотим эмоций, и мы их получаем.

Запах и вкус чужой самки – это что-то очень древнее, из приматских еще времен, из животного восторга от обладания женщиной вожака: пока он там самоутверждается и принимает почести от подданных - убежать за кустик с его самой любимой и молодой женой и там почувствовать себя альфа-самцом и не только. Даже если он никакой не вожак, а просто другой… Другой, целующий красный зад вожака, пока мы тут, в кустиках, целуем друг друга в те уста, которые… Но это уже детали.

А что нужно самке, если рассуждать по-нашему, по-обезъянски? Может быть, ничего не нужно. Может быть, ею движет простая невостребованность? Желание получить неучтенную порцию ласк и удовольствий? Почувствовать себя свободной и хитроумной, чтобы потом, вычесывая из своего законного самца законных вошек, шептать ему на ушко: дурачок ты мой, глупенький маленький мальчик!

Мы плохо знаем мир, в котором живем. Я о мире людей, а не о Вселенной, которую мы тоже почти не знаем, если уж честно.

Известно, что в определенном возрасте ребенок вдруг осознает, что он один из многих других. Это ужасное открытие для умных людей становится первым шагом на большом пути самопознания и познания мира. Глупые так и живут всю жизнь с мыслью, что уж они-то – особенные, даже если работают охранниками в овощном ларьке.

С одной стороны, мы искренне верим, что знаем что-то о других людях. Особенно забавно все обстоит именно с сексом. Маркиз де Сад искренне полагал, что его причудливые интересы, вроде щипания пинцетом и тому подобного, разделяются всеми вокруг, просто люди себе в этом не признаются. С другой стороны, попадаются некоторые скромные люди, которые искренне полагают, что в рот берут только проститутки, анальный секс - удел гомосексуалистов, а все остальное -  и вовсе следствия тяжелого психического недомогания. Но это, конечно, крайности. Маркиз, может, потому и остался в памяти человечества, что не постеснялся вывалить свои фантазии на публику.

Обычно же люди думают: вот я какой грязный извращенец – люблю, когда девушка шлепает меня ремнем, к примеру. И живет человек, упивается собственной извращенностью, думает с замиранием сердца: знали бы люди вокруг, чем я занимаюсь! Вздрогнули бы! Между тем как его ближайшие друзья, приличнейшая семейная пара, практикуют групповые садомазохистские оргии, а благообразный друг детства вполне может оказаться раскованным трансвеститом – просто эта, вторая жизнь, обычно существует параллельно первой. Только немногие представители богемы смешивают два мира и два образа жизни в один, изумляя обывателей. На самом деле это глупо и нерационально, ну да ладно.

То, что прощаешь себе, ужасает в других. Любой человек рассуждает примерно так: нет, ну мой-то случай исключительный, я не делаю ничего плохого, у меня все прилично, даже когда я занимаюсь чем-нибудь общественно порицаемым. Потому что я особенный, я – это я, поэтому мне-то можно, но почему - они? Неужели и они тоже?

В том-то и дело, что и они тоже. И все - тоже. Потому что наше время дало миллионам людей возможность предаваться тому утонченному и разнообразному разврату, который еще недавно был доступен лишь богачам или богеме, а остальные могли только фантазировать.

Сегодня просто надо иметь выход в Интернет. И все получится.

С изменами, в общем, примерно та же самая ситуация. Люди сплошь и рядом делают это, но искренне полагают, что их половины – ангелы. Хотя все чаще и чаще по умолчанию гуляют обе стороны – это уже из личных наблюдений.

Конечно, все это явления последних десятилетий. Раньше было хуже с помещениями, ресторанами и клубами. И главное – не было Интернета. Вместе с ним появилась возможность анонимно откровенничать с людьми, знакомиться и реализовывать свои фантазии, не прибегая к услугам работников почты, телефонной станции и других посторонних. Удобно, анонимно, конфиденциально.

- Гриша, только у меня месячные… Тебя это не смутит? – Ленка затушила сигарету и с какой-то непонятной мне полуулыбкой посмотрела на нашего мучителя.

- Ну… я не знаю… Я читал, что все равно можно же… - было видно, как трудно ему даются такие взрослые темы.

- Можно, конечно, если крови не боишься… - Она встала из-за стола и, опершись на спинку стула, спросила:

- Ну и когда начнем?

- Давайте я к вам приду… И потом пойдем на пляж. Да? – Гриша явно уже все придумал, и от его решимости и оптимизма мне сделалось неуютно.

- Хорошо, заходи.

Мы молча пошли к себе. Сказать было нечего. Я поймал себя на странном равнодушии к происходящему. Немного неловко было только оттого, что отдуваться придется Ленке. А я буду при ней исполнять неблагородную роль как бы сутенера.

17.

Мы зашли в номер. Ленка задернула шторы и попросила включить кондиционер. Аппарат с противным гулом заработал. Она снова закурила, присев на краю кровати.

- У тебя не сильно бежит? – проявил я заботу, хоть прозвучало это крайне неуместно.

- Бежит как обычно… В конце концов, надолго этого козленка не хватит, потрется минут пять и кончит. Если ему не станет противно и он вообще не откажется от всей этой затеи. – Она встала и налила себе виски.

Мы закупились в беспошлинном магазине с размахом, но за прошедшие дни выпили мало. Зато в последние сутки расход алкоголя резко увеличился. Подумалось даже, что с такими темпами нам может и не хватить до отъезда.

Я налил себе и включил телевизор. Все-таки ситуация была совершенно неловкая.

- А мне что делать? Тут или как? – спросил я ее, действительно не представляя себе, как надо себя вести.

- Это уж как Гришенька скажет, любовничек… - Ленка открыла духи и растерла несколько капель за ушами и на груди.

Повисла пауза. Я столько всего передумал за последние сутки, что любая попытка осмыслить ситуацию выбрасывала меня на другой конец сознания.

…Я вспомнил, как лишался девственности. Может быть, где-то есть счастливые ребята, у которых первый раз был романтичным и приятным, но лично я таких не знал и себя к таковым отнести не могу.

Мою первую женщину мне нашел мой лучший друг. Не знаю, что это была за девушка и что их вообще связывало, но, в общем, как-то он с ней договорился.

Она пришла - чуть старше меня, рослая, широкоплечая девушка-пловчиха. Дома у друга никого из взрослых не было, и мы отправились в спальню его родителей.

Дальнейшую возню я почти не помню. Очевидно, сработал механизм вытеснения и страницы позора были безжалостно вырваны из бортового журнала моей жизни. Помню, что у меня как-то подозрительно мерзли ноги. В общем, у меня не получилось ровным счетом ничего – мой член не подавал никаких признаков жизни, несмотря на усилия моей учительницы. Добило мое либидо красное пятнышко на ее трусиках. Это уже было выше моих тогдашних сил, и я позорно капитулировал. Торопливо распрощавшись с другом и его разбитной знакомой, я выскочил из его квартиры и пешком пошел домой, на другой конец города. Будь я не таким начитанным и теоретически подкованным парнем, я бы, наверное, мог в тот день окончательно свихнуться и стать каким-нибудь маньяком – я ведь даже не пил тогда, то есть никаких возможностей расслабиться у меня не было.

Но я был умным мальчиком и довольно убедительно «залечил» свои душевные (если душа как-то связана с лишением девственности) раны. В конце концов, вопли моих товарищей по несчастью тщательно и подробно комментировались и разъяснялись во всех сексологических работах, мною читанных. Короче говоря, я решил не расстраиваться и спокойно ждать, пока оно все как-нибудь само получится. В итоге, конечно же, все получилось. Но гораздо позже.

«Интересно, встанет ли у него?» - подумал я. И мне вспомнился другой эпизод. Даже не эпизод, а сценка с одной моей девушкой, которая строго мне сказала в ответ на мой робкий вопрос о возможности секса в критические дни: «А ты что, брезгуешь?» Тут и выяснилось, что я вовсе не из брезгливых. Да, с той девушкой у меня получалось все и всегда. Не удивительно, что я так убивался, когда она решила меня бросить…

И тут пришел Гриша. Просто так, по-хозяйски. Как старый и лучший друг. Вошел в дверь, широко ее распахнув, стоило только мне повернуть ручку замка.

Секунду все молчали. Гриша глупо улыбался (улыбаться умно вообще мало кому удается, да еще в таком возрасте, но тут была действительно очень глупая улыбка).

- Мне остаться? – спросил я, отходя в сторону.

- Не знаю… Давай ты подождешь нас на пляже! – Он развязно сделал несколько шагов и сел на кровать.

Я кивнул головой, попытался поймать Ленкин взгляд, но она смотрела в телевизор. Спешно кинув в пляжную сумку наши полотенца, мешочек с кремами и книжку, я вышел из номера и отправился в сторону моря.

Впереди снова было неопределенное количество времени, которое нужно было убить, – и снова решительно никаких идей, как это сделать.

Сначала я посидел у бара и выпил несколько коктейлей. Время шло к обеду, и потому солнце жгло немилосердно. На пляже все было занято. Я рассеянно походил между рядами загорающих людей, поминутно оглядываясь в сторону корпуса.

Трех свободных лежаков нигде не было. Я вернулся к бассейну и сел в тенек, заказав себе кофе по-турецки. Ни Ленки, ни Гриши не было видно. Я машинально посмотрел на часы и с тоской обнаружил, что все мои странствия заняли всего-то минут двадцать.

«Интересно, как там у них все?» - вдруг подумал я и вспомнил наш первый секс с Леной.

С Ленкой мы еще во время виртуального общения все выяснили. Она любила анальный секс и была не чужда садомазохизму, но в умеренных формах, без намордников и кожаной фанаберии. Любила кусаться и царапаться, а еще ей нравилось иногда доминировать.

В общем, нам было интересно. Она с необычайной легкостью сбрасывала с себя все нормы и приличия, как только мы оказывались наедине (или в ситуации, когда нас не могли застичь). Но первый раз все равно запомнился ярче всего.

…Она приехала на встречу в летнем платье и открытых туфлях на высоком каблуке. Выглядела она так ярко и сексуально, что сомнений у меня не возникло: все у нас получится, и мы оба это знаем.

Начали мы с погоды, но я очень быстро перешел к комплиментам и потом сказал:

- Я смотрю на тебя и думаю: все то, что ты писала в аське, - это серьезно?

Обычно у людей возникает проблема перехода от почти анонимной виртуальной откровенности к личному общению. Не хочу хвастаться, но в какой-то момент я понял, что главное – первому перевести разговор на волнующую всех собравшихся тему.

Ленка сняла очки и посмотрела мне в глаза:

- Да, серьезно. А ты?

- И я… Тогда почему мы тут сидим до сих пор? – Я взял ее за руку.

- Не знаю… попроси счет. – Она снова надела очки и убрала руку.

Я подал знак официанту, и скоро нам принесли счет. Расплатившись, мы сели в мою машину и тут поцеловались первый раз.

- Давай быстрее… Поехали... - шепнула она мне на ухо.

В лифте мы тискались с одержимостью подростков, но без нежностей и довольно жестко.

- Давай выпьем чего-нибудь… - Ленка сказала это чуть хрипло, наверное, от волнения. Получилось очень сексуально. Я быстро достал бутылку красного вина. За окнами стоял солнечный день, и мне еще надо было поработать, но я уже понял, что все встречи придется отменить.

Мы молча выпили по бокалу вина. Она смотрела в окно.

Я вспомнил нашу переписку и решил, что пора начинать, тем более что меня уже основательно потряхивало от возбуждения. Обойдя барную стойку, я подошел к Ленке сзади и, взяв ее за грудь, сказал прямо в ухо:

- Ну что, сучка, ты так и будешь стоять? – и повернул ее лицом к себе.

Я увидел ее глаза. Секс уже начался, я улыбнулся (не уверен, что это была мужественная и хищная улыбка, наши гримасы во время секса стоит оставить без обсуждения), положил руку ей на голову и опустил ее вниз.

Дальше все понеслось по нарастающей, и я помнил лишь череду стоп-кадров и своих ощущений. Вот она стоит на коленях и сосет мой член, а я одной рукой мну ее грудь, а второй держу за затылок. Я смотрю на нее сверху вниз и вижу ее ножки и выгнутую спину.

- Сними платье, я хочу видеть тебя голой…

Она отрывается, сбрасывает платье и снова начинает сосать, и на этот раз на ней только тонкие белые стринги и туфли. Она чавкает, а я обзываю ее самыми грязными словами, которые только могу вспомнить.

- Ты хочешь, чтоб я кончил тебе в рот, сука? – хриплю я и, взяв ее за подбородок, смотрю ей в глаза.

- Я хочу, чтоб ты трахнул меня в жопу! – говорит она, и у меня срывает крышу.

Я сдираю с нее трусики, опрокидываю ее на спину и задираю ноги.

- Тебе будет больно… - шепчу я, опомнившись.

- Я потерплю, давай… - Она закусывает губу, и я вхожу в нее. Презерватив со смазкой, и все проходит не так тяжело, как я думал, если я вообще способен был тогда думать.

И вот я нависаю над ней, снова и снова врываясь внутрь. Она стонет, и иногда мне кажется, что это боль, но это не боль, это что-то совсем другое.

Я начинаю двигаться на максимальной скорости. Я смотрю то на ее лицо, но на груди, то ниже.

- Кончать в тебя? Или как? – хриплю я, опускаясь на нее.

- На лицо… - это почти приказ, я достаю член и, сняв презерватив, сажусь над ней, мастурбируя.

Секс – это во многом запахи. И я запомнил этот пряный запах – летнего города, ее духов, ее пота, ее тела.

Потом я целовал ее липкое лицо, лаская грудь и живот. Лена лежала молча, тяжело дыша.

Мы покурили, и она сказала, что, наверное, пойдет. «Наверное, иди!» - я выдал ей свежее полотенце, Ленка искупалась и убежала, попросив ее не провожать. Я допил вино, посмотрел на часы и, приняв ванну, все-таки прогулялся до офиса. Мне казалось, что больше я никогда ее не увижу. Но она появилась в аське, и… мы начали встречаться. Регулярно.

Все это было очень личным, только моим и ее. Иногда я представлял ее с другим мужчиной, которой бы брал ее на моих глазах или вместе со мной, у нее фантазии иногда доходили до суворовского училища – но это были просто фантазии. Мы оба это понимали и не пытались расширить нашу компанию.

Иногда мы даже ночевали вместе. Не знаю, как она там объяснялась с Борей, но, в общем, меня это мало интересовало. Для себя я называл такие вечера «оргиями»: мы напивались до полного свинства, после чего развлекались нашей любимой ролевой игрой «пьяный отморозок насилует похотливую сучку». В общем, я бы не хотел, чтобы кто-то это видел. Между прочим, для меня совместная ночевка - это очень высокая степень близости. Это точно интимнее собственно секса. Трахнуть можно кого угодно, а вот просыпаться стоит только с проверенными людьми, иначе быть беде. Так вот, Ленка оказалась проверенным человеком, и с ней я не боялся иногда и просыпаться. Впрочем, очень и очень редко.

«Вот и допросыпались!» - подумал я, подводя черту под мемуарами. Между тем, судя по часам, все это мысленное путешествие в прошлое заняло совсем немного времени.

Покурив нарочито медленно, я решил отвлечься чтением. Увы, взятая с собой курортная беллетристика не занимала меня ничуть, и скоро я перестал себя обманывать и бросил неуместную книжку в сумку. Все мысли, от которых я пытался отгородиться чтением, быстро и целиком заняли мое сознание.

На первый план вышла самая неприятная из них: а ведь все эти сексуальные жертвоприношения едва ли что-то могут изменить. Если этот козел захочет нас сдать, его личное участие в оргиях никакой роли играть не будет – он скажет, что ничего не было, а наши показания, в случае гипотетического разбирательства, ничего значить не будут. Хуже всего, что Гриша может просто разболтать всем вокруг о своих приключениях без всякого практического умысла, а там уже все понесется под гору – дойдет до Бориса, и элементарная пробивка даст ему полную картину падения нравов и воцарившейся в окружающем мире бездуховности.

Что делать? Проклятый вопрос снова и снова вставал передо мной, и мне стало страшно. Захотелось заломить руки и обратиться к небесам с риторическим восклицанием «За что?!». Впрочем, по религиозной логике, ответ был очевиден и ясен: за все хорошее! Даже подумалось, что читать в такой ситуации стоило разве что молитвы, причем какие-то особенно мрачные, вроде «Покаянного канона». Как там? «И яко свиния лежит во калу, тако и я греху служу…» Натуралистично, что сказать. Особенно про лежание «во калу». Да, история знала и такие случаи, как говорится.

В общем, молиться было глупо, ибо с точки зрения небес все и так было понятно: преступление и наказание, грех и воздаяние, все логично, как по книжке. И даже решение проблемы было вполне понятным: покаяться перед Богом, Ленкой, Гришей и ее мужем. Вот только практически все это ничего не меняло.

Я не чувствовал, что виноват. Никакого чувства греха у меня не было. Только первобытное желание выжить и выбраться из этой ситуации. Поэтому все лицемерные покаяния и многословные заклинания на церковнославянском все равно не могли бы меня ни от чего спасти. Выход надо было искать в материальном мире, и тратить силы на самобичевание не имело смысла.

Между прочим, в памяти всплыла еще одна сценка из истории наших с Леной отношений. Это была Пасха, о чем ни я, ни она даже и не вспомнили. Боря был в очередной командировке, и поздно вечером Ленка приехала ко мне. Тогда мы превзошли сами себя. Помню, что в тот момент, когда во всем городе забили колокола, я как-то особенно бурно кончил, – это совпадение внешнего и внутреннего звона в ушах осталось в памяти. Нет, мы не специально все это делали в пасхальную ночь. Просто так получилось - у нее и у меня был свободный вечер (а в отношениях с замужними женщинами свободный вечер – это дар судьбы, который надо ценить). У нас романтически вечер, а у кого-то праздник, и что с того?  Не отменять же долгожданные развлечения ради равнодушной нам обоим религии?  Ничего, конечно, но уж точно не стоит после такого обращаться в небесную канцелярию с просьбой спасти от возмездия. Мне даже стало неловко перед несуществующим богом, а скорее всего – перед собой. Потому что все это кощунство даже сейчас не показалось мне таковым.

Время шло медленно. Я снова и снова гонял по кругу все мысли последних суток и даже впал в некий транс.

18.

Очнулся я от усилившейся жары. Солнце было прямо у меня над головой, и зонтик уже не спасал от него. Я оглянулся. Прошло довольно много времени, и это не была иллюзия: в ресторане все было готово к обеду, и самые нетерпеливые постояльцы уже толпились у входа, ожидая разрешения начать трапезу.

Я набрался смелости и пошел к номеру. Было слышно, как работает телевизор. Я постучался.

- Кто там? – Дверь открыла Ленка.

- Он еще здесь? – Я вошел и увидел Гришу, который сидел на кровати и курил.

- Да, здесь… - Лена закрыла дверь и прошла в душ.

- Там уже обед готов… Вот, пришел вас позвать. – Я поставил сумку на пол, не зная, куда лучше смотреть, чтобы не видеть голого Гришу.

- Я бы поел с удовольствием! - Гриша встал, потянулся за своими шортами и стал надевать их. Я снова увидел человека-паука на его пояснице.

Ленка принимала душ, и я подумал, что тоже с удовольствием искупался бы. Жара стояла необычайная, и даже кондиционер ничего не менял к лучшему.

- Ну вот, сейчас и пойдем… Только искупаюсь! – Я снял рубашку и зашел в ванную комнату. Ленка уже выключила воду и вытиралась.

-Дай я искупаюсь, - бодро и отчетливо сказал я. Ленка переступила через бортик ванны и села на опущенную крышку унитаза.

Я снял шорты и включил воду. Почему-то я решил, что Гриша соберется и уйдет. Вместо этого он встал на пороге и победоносно оглядел нас. Судя по характерной мимике, он хотел что-то сказать, но потом передумал. Мы все молчали, и это была довольно глупая сцена. Очередная глупая сцена в нашей глупой истории, что уж тут говорить.

Я пытался представить себе, что было в этой комнате, но почему-то ничего в голову не приходило. Было только ощущение общей неуместности всего происходящего, и это меня нервировало. Почему они не делают это в номере Гриши? В конце концов, от меня никакого участия не требовалось, и почему бы не оставить меня тут одного, и почему бы им вообще не оставить меня в покое? Мне было некомфортно, и я снова почувствовал в себе растущее раздражение к Лене. Наверное, впервые за долгое время я увидел ее по-другому, такой, какой она была на самом деле, без покрова моих сексуальных впечатлений: не очень правильное лицо, чуть неровные зубы, небольшая грудь, нечеткая талия, плосковатая задница…

Я почувствовал себя предателем. В конце концов, я не мог так просто взять и уйти, хотя бы потому, что уходить было некуда, да и изменить это ничего не могло. Надо было дотерпеть, дожить до возращения и там уже разбираться с мыслями и чувствами. Решать, как жить дальше.

Я выключил душ и стал вытираться, Гриша в это время орудовал пультом, переключая каналы и что-то говоря, - вроде бы пересказывал какой-то фильм, которого я, как обычно, не видел.

Ленка не спеша и даже демонстративно поменяла тампон и накинула сарафан. Под аккомпанемент Гришиных разглагольствований мы дошли до ресторана и уселись за стол. Я сходил к шкафу с винами и принес две бутылки красного турецкого пойла, одну из которых тут же и распечатал. Весь опыт русского человека подсказывал мне один выход: в кризисной ситуации надо напиваться и ждать, пока она сама себя исчерпает. Очень глупый рецепт, если кто еще не знает.

Гриша между тем вошел в роль героя-любовника и в меру своих скудных способностей развлекал Лену светской беседой. Она иногда отвечала, без особого энтузиазма, но поддерживая собеседника. Разговор шел о двух вещах, которые я не любил и не понимал и которые преследовали меня всю мою интеллектуальную жизнь, – об авторском кино и джазе. Гриша, похоже, считал себя большим специалистом в обеих этих сферах и сыпал именами.

Я пил вино, ходил за едой и даже что-то иногда говорил, но на самом деле все время был в ступоре. Что я, где я, почему и зачем? Хоть это и звучит банально, происходящее напоминало нудный сон, который видишь перед самым пробуждением, – уже начиная понимать, что концы не сходятся с концами потому, что это просто сон, который вот-вот прервется. Но описать свое внутреннее состояние фразой «все это казалось мне сном» я не могу. Мысль о том, что окружающий меня абсурд реален, как стержень пронзала все мое сознание. Не сон, не бред, а самое отвратительное, что может случиться с человеком, – реальность.

Вино кончилось. Мне было лень идти за ним, и я, покачав над столом пустой бутылкой, обратил на себя внимание официанта. Он с явным неудовольствием принес нам новую бутылку, и мы тут же разлили ее по бокалам. Лена оживилась и что-то рассказывала Грише, обильно пересыпая речь неизвестными мне фамилиями. Я откинулся на спинку стула и снова провалился в свое сознание.

В городе меня ждала история с Дашей, которую надо как-то завершать, притом завершать аккуратно. Кроме того, была еще давняя любовница Лариса. С ней тоже надо было что-то решать, потому что она уже откровенно клянчила деньги, и чем реже мы встречались, тем дороже она мне обходилась. Кроме того, и это самое неприятное, она считала меня своим другом, а потому я был в курсе всех ее бесконечных ссор с супругом - ленивым идиотом, работавшим где-то охранником, проблем с вечно болеющим ребенком и всего остального, что наполняло ее не слишком счастливую жизнь. Мы были вместе уже лет шесть, один раз дело дошло до аборта. Да и по поводу ее ребенка у нее была не очень красивая теория: я вполне мог быть его отцом. Впрочем, она активно на этом не настаивала, а я чем дальше, тем больше думал, что это была неловкая и робкая попытка склонить меня к женитьбе старым крестьянским способом. Попытка не удалась, признаться во вранье ей было неудобно, а мне по своим причинам проще было не ставить человека в неудобное положение.

Вспомнив все это, я с некоторым даже облегчением вернулся в реальность.

- Ну что, идем за сладеньким? – Гриша был весел и оживлен.

- Пойдем… - Я встал и поплелся к прилавку с жирными турецкими десертами.

- Ты какой-то вялый! – Он явно желал пообщаться, а я вдруг осознал, что заметно шатаюсь от алкоголя. Не удивительно: из трех бутылок полторы, если не две, пришлись на меня.

- Перепил… Как у вас все прошло? – неожиданно для себя я задал вопрос, который меня действительно волновал. На мгновенье мне показалось, что я сделал что-то неправильное, но Гриша только и ждал всплеска моего любопытства.

- О, все было супер… Она мне так хорошо сосала! Я даже не думал, что это может быть так здорово.

- Да, она умеет… Она отличная шлюха, – меня понесло, и я снова ляпнул что-то слишком откровенное.

- Именно шлюха! – Гриша посмотрел на меня с восторгом. – Обалденная шлюха! Она и в жопу дает?

- Дает… - Я снова почувствовал себя сутенером, цинично нахваливающим свой товар.

- Надо попробовать. – Он положил себе на тарелку кусок торта, и я машинально сделал то же самое.

- Попробуй… - поддержал я его энтузиазм.

- Ну вот, она сосала, и я понял, что скоро кончу. И сказал ей это… - Натуралистические подробности меня расстроили, но я сдержался от выражения неудовольствия и только что-то промычал.

Мы уже подходили к столу, поэтому Гриша скороговоркой завершил бесстыжий отчет:

- Потом она раздвинула ноги, я вставил и кончил. Какой кайф! – сказал он с такой интонацией, будто репетировал эту фразу всю свою жизнь.

Ленка затушила сигарету и посмотрела на нас.

«Все-таки она классная!» - подумал я и улыбнулся ей.

Она тоже улыбнулась, очень быстро мне и потом широко и долго – Грише.

Спектакль продолжался.

Тут со всей пьяной откровенностью я признался себе, что Ленка в каком-то смысле близка к идеалу любовницы. Потому что идеальная любовница – это сука и шлюха. Бесстыжая, бессовестная, похотливая, циничная, доступная и продажная. Но цена должна быть высока. Потому что дешевые шлюхи – это на один брезгливый раз. А такие вот особи – они навсегда, или, во всяком случае, от них остается больше всего воспоминаний.

Это бесит, но парализует. Возбуждает и убивает. «После тебя я трахнулась с другим», - говорит она между делом. И даже не обидно. И одновременно обидно до слез.

Она говорит – кончи мне туда, и ты кончаешь вопреки всем своим принципам и предупреждениям ВОЗ. Она говорит – хочу, и ты все делаешь. Пока все это безумие не кончится. Хуже всего, когда оно не кончается, когда ты женишься на ней и живешь с ней годами, все прощая и злясь только на себя.

Она уходит в пятницу вечером и приходит под утро. И ты ни о чем ее не спрашиваешь, хоть и не знаешь, куда себя деть всю ночь. Она говорит, что «была с подругами», но тебе все ясно. И ты целуешь ее ноги и шею и берешь ее через ее вялое сопротивление. Тебе противно и дивно хорошо, потому что ты трахаешь шлюху, потому что ты трахаешь суку, грязную, бесстыжую, циничную, прекрасную…

Такие женщины изменяют без поводов. Точнее, поводов может быть множество и они не важны. Потому что она вот такая вот. Такие не рожают детей или мало ими интересуются. Они много курят и пьют, у них далеко не идеальная фигура, и вообще в ретроспективе сложно понять, что в них такого притягательного. Да, бывают такие женщины, к несчастью. Долгое время мне казалось, что только с ними и стоит иметь дело, но в описываемый период я уже начал потихоньку сомневаться в этом тезисе.

Лена, конечно, была совсем не такой, во всяком случае когда мы встретились. Но какой-то отблеск всего этого в ней был, и, несомненно, именно это и не дало мне в свое время спокойно пройти мимо.

Между тем пекло немилосердно. Небо было идеально чистым, и солнце просто выжигало все живое. В общем, никаких вариантов, кроме как пойти в номер, и в голову не приходило. Вот только в чей номер?

Увы, кое у кого на этот счет имелись вполне определенные идеи.

- Пойдемте к вам, продолжим! Да? – со щенячьим оптимизмом выдал Гриша и быстро посмотрел на Ленку и на меня.

- Втроем? – Лена, похоже, не ожидала, что продолжение последует прямо сейчас.

- Ну… не совсем… Просто…выпьем, там решим! – Все же было понятно, что какие-то дурацкие идеи у этого засранца в голове были. Мы покорно поплелись по знакомым коридорам.

Для начала мы действительно выпили. Я, собственно, только пригубил, потому что дальше пить было уже совершенно невозможно.

- Может, отдохнем пару часиков? А то жара такая… - робко предложил я, скорее для порядка, чем с какой-то практической целью. У Гриши, похоже, эта идея не вызвала никакого восторга, но Ленка неожиданно меня поддержала.

- Да, Гриша, мне надо отдохнуть… Все-таки у меня… Давай как жара спадет?

- Хорошо… Я к вам приду позже, – с легким неудовольствием сказал он и неспешно вышел из комнаты.

- Пойдешь в душ? – осведомился я, стаскивая с себя мокрую от пота рубашку.

- Иди первый. – Лена сняла с себя сарафан и плюхнулась на кровать.

Я зашел в ванную комнату, долго настраивал воду, потом наконец залез в ванну и встал под душ. Вода была прохладная, и через несколько секунд голова слегка прояснилась.

Вспомнив первую половину дня, я даже удивился, сколько всего произошло и как медленно тянется время. Главное, что уезжать мы должны были уже завтра. Оставалось меньше суток до развязки. Или до завершения этого мучительного этапа. И начала нового, еще более мучительного, как мне все отчетливее начинало казаться.

С такими примерно мыслями я вышел из душа и, слегка промокнув льющуюся с меня воду, вернулся в комнату.

Лена задумчиво разглядывала ногти на ногах. Все-таки ноги у нее красивые, это невозможно было не замечать даже сейчас. Я сел рядом.

- Твоя очередь, красавица! – Мне хотелось, чтобы голос мой прозвучал бодро, но в итоге получилось как-то излишне театрально.

- Сейчас пойду… - Она неспешно встала.

- Что все-таки было? – Я пошел за ней, хотя размеры номера вполне позволяли вести разговор и на расстоянии.

- А сам как думаешь? – Она встала под душ спиной ко мне.

- Никак не думаю, если честно… - соврал я, потому что именно в этот момент я пытался себе представить их вместе.

- Плохо, что никак не думаешь. Все было мучительно и неприятно. Долго говорили, все эти его бесконечные глупости, какие-то намеки дебильные, чушь всякая… Потом он начал меня лапать и, в общем, перешли к делу… Сначала вроде все пошло хорошо, потом у него все упало. Он расстроился. Выпили. Опять поговорили. Он давай меня везде лапать, пытаясь руками там что-то себе… В общем, я поняла, что мальчик на грани срыва… Взяла все в свои руки… И в рот... Более-менее стало все получаться, он все-таки успел надеть презерватив, хотя, сволочь такая, порывался без него сунуться… Собственно, потому так и мучились долго… Только начинал надевать – все падало. Короче, в итоге я ртом на него надела, легла, он пошоркался немного и кончил… Ха… Потом заставил подмыться и еще пытался языком что-то изобразить… Все спрашивал, хорошо ли мне… Такая вот история любви. Доволен, рыцарь? – Она даже не обернулась, так и стояла спиной.

- А сама ты как? – Я чувствовал в ее словах раздражение и попытался быть заботливым. Получилось что-то не то, потому что она вспылила.

- Сама?! Ты издеваешься, что ли? Совсем мозги спеклись, да? – Она обернулась, и, увидев ее глаза, я понял, насколько плохо ей было. – Сама! Сама я кончала и кончала от такого неземного удовольствия! Плакать мне хотелось, вот что. Рыдать. Домой мне хотелось очень, к Боре и к сыну, понятно тебе? Чего мне стоило не разрыдаться - тебе, козлу, и не понять никогда, ясно?

«Вот нам сейчас только поругаться между собой – и ситуация станет совершенно невыносимой!» - подумал я и сделал шаг к ней навстречу.

- Лена, прости. Просто я не знаю уже, что надо говорить, а что - нет. Что делать и чего не делать. Прости, я виноват…

Я обнял ее. Это были очень грустные объятия. Она плакала, а я молча гладил ее по голове и целовал в лоб.

Наконец она успокоилась.

- Уйди, я сейчас вытрусь и выйду, – тихо сказала Лена. Я вышел в гостиную и осторожно прикрыл дверь.

19.

Время тянулось медленно. Гриши не было.

- Может, позвонить ему? – засуетился я.

- Вот еще. Я, например, совсем не соскучилась… - Ленка взяла плавки и надела их.

- Ты хочешь на пляж пойти? – удивился я, хотя, в общем, действительно было непонятно, что я так беспокоюсь за Гришу и почему бы не сходить, в самом деле, на пляж.

- Конечно. Ты если хочешь, сиди тут и жди нашего господина, а я пойду на пляж, покупаюсь немножко напоследок.

- Я тоже пойду! – Мгновенно у меня в голове прояснилось и тоже захотелось на пляж, к морю. – В любом случае его нету, может, лег поспать или еще что. Напишем ему записку, чтобы не начал истерить…

Пока Ленка собирала пляжную сумку, я написал на выцветшей бумажке с отельным бланком несколько слов. Мы вышли из номера, прикрепив записку на двери.

На пляже было пусто, большинство отдыхающих предпочитали проводить послеобеденное время в номерах. Мы заняли два лежака под зонтиком и пошли в воду.

Можно сказать, что на несколько часов нам удалось забыться, мы купались, загорали и вообще вели себя так, как будто ничего не случилось.

Я несколько раз ходил за пивом и закусками. Все было замечательно, но я постоянно оглядывался в сторону отеля. Гриши не было, и я начал беспокоиться. Ленка между тем никаких признаков беспокойства не показывала, и это меня до некоторой степени расслабляло.

Гриша появился около пяти вечера, когда на пляж уже вернулась часть публики, очевидно ценившая мягкое вечернее солнце.

- А меня сморило что-то… Лег на кровать и заснул, даже не помню, как быстро… Вот только встал… И сразу к вам… - объяснил он, по-подростковому стесняясь.

Мы ответили одобрительными междометиями.

Гриша подтащил соседний лежак и снял рубашку.

- Пойду я тоже искупаюсь, кто со мной? – уже вполне бодро спросил он.

- Да мы уже перекупались… - сказала Ленка чуть извиняющимся голосом.

- А я схожу! – заявил Гриша и пошел плескаться.

Расслабленность сразу прошла, и снова навалились тревожные мысли. Вечер обещал быть насыщенным.

- Он резво настроен, я смотрю… - как можно более спокойно произнес я.

- Да ну его в пень… Надоел… - вяло отозвалась Лена и закрыла лицо панамой.

Я заволновался. Еще в тот момент, когда она предложила взять и уйти из номера на пляж, я почувствовал, что Лена решила тянуть время.

Такая тактика показалась мне опасной, но мог ли я осуждать ее и требовать, чтобы она и дальше отдавалась этому негодяю по его первому требованию? С другой стороны, никакого другого выхода из ситуации я тогда не видел, и Ленкино нежелание продолжать сексуальные экзерсисы меня откровенно напрягало.

Могу сказать, что это были самые тяжелые и унизительные часы моей жизни. Я чувствовал себя паскудно: мерзким негодным трусом, который не может предложить окружающему миру ничего, кроме своей женщины. Если учесть, что женщина была вовсе и не моя, более того, это была женщина, которая в последнюю очередь хотела получить от нашей связи неприятности, то мое поведение и мою роль в этой истории можно описать только самыми недобрыми выражениями. Получалось, что я прячусь за ней, понуждая отыграть эту нудную порнографическую сцену, да еще и без какой-либо гарантии, что все это не напрасно. С другой стороны, что делать, если никаких других вариантов, как тогда казалось, не было.

Гриша, бодро пофыркивая, вышел из воды.

- Ну как, продолжим? Перед ужином? – После этих слов он сделал некий жест, столь непристойный и похабный, что мне даже стало неудобно.

Мы с Леной стремительно переглянулись.

- Н-е-е-т… Давай после ужина, я что-то на солнце разморилась совсем. - Ленка выглянула из-под панамы и сделала подобающую ситуации мордочку, очень убедительно изобразив утомленность солнцем.

- После ужина… - Было видно, что мягкий, но вполне категоричный отказ несколько расстроил и даже удивил Гришу.

Я напрягся, готовясь поддержать Ленку и параллельно думая, к чему может привести наш спонтанный бунт. Гриша явно находился в замешательстве и не знал, как на все это реагировать.

- Ну, давайте после ужина… Раз так… - неожиданно быстро сдался он.

- Вот и славно! – вмешался я. – Выпьем… Выпьете… На дискотеку пойдем!

Я путался в числах, не очень четко осознавая, должен ли я участвовать в совместных развлечениях или мне в какой-то момент надо будет снова исчезнуть и где-то посидеть, пока они будут это делать. Тут я эгоистично подумал, что лучше всего отправить их к нему в номер, потому что, если вечеринка затянется надолго, мне особо нечем будет себя занять, да и вообще непонятно, где можно будет проторчать все это время?

Однако у Гриши, как оказалось, сомнений и тревог было гораздо меньше.

- Да, это интересно! Давайте поужинаем, напьемся и устроим вечеринку! Это будет круто, точно! – обрадовался он, и я подумал, что, может, лучше и посидеть несколько часов в холле, чем попасть на его дурацкую вечеринку.

Но делать было нечего, я закивал головой, мямля: «Конечно, конечно!».

Мы еще некоторое время посидели на пляже, а потом стали собираться.

Гриша покрутился вокруг нас, пока сначала я, а потом Лена неспешно складывали свои вещи, потом махнул рукой, попрощался до ужина и умчался в отель.

- Ну и что ты думаешь про эту его вечеринку? – поинтересовался я, когда мы наконец отправились в номер.

- Думаю, ты тоже будешь в ней участвовать, любовничек. – Лена закурила, и я, глядя на ее лицо, вдруг увидел легкие и почти незаметные морщинки вокруг глаз. Морщинки, которые со временем станут заметнее, сделают ее старой, некрасивой… Мне даже стало стыдно за то, что я так явно увидел ее нескорую старость, и я попытался забыть это свое видение.

Мы молча дошли до номера, и Ленка сразу пошла в душ, а я сел в кресло.

- Интересно, какая роль отведена мне этим гадом… - произнес я задумчиво, глядя сквозь пыльное стекло на выстриженный газон под окнами. Я снова решил прощупать почву вокруг вечерних развлечений, желая узнать Ленкин взгляд на ситуацию.

- Это уж в какой Гришенька скажет, в такой и будешь... Так что будь готов ко всему, завтра нам лететь домой, и лучше его не бесить, а то он нам устроит встречу у трапа, дерьма не оберешься. – Она выключила воду и, судя по звуку, принялась сушить волосы.

- Незавидная мне роль выпала в нашем семейном порно, – коряво пошутил я.

- Уж какая есть, любовничек! – Было непонятно, шутила ли она тоже или это была мрачная констатация фактов.

Стянув с себя почти высохшие на солнце шорты, я зашел в ванную и встал под душ. Ленка мазала лицо кремом и что-то напевала.

- Значит, предлагаешь расслабиться и постараться получить удовольствие? – продолжил я обсуждение предстоящей оргии.

- Дурацкий анекдот, мужской и совершенно неумный… Вот при случае убедишься, какое может быть удовольствие, если не хочешь, а надо!

От ее серьезности мне стало невесело, поэтому я решил свернуть разговор. Но Ленка вернулась к теме сама через несколько минут тишины:

- Я думаю, надо тянуть время. Лишний раз под него ложиться я не хочу, завтра уже будем в городе. Поэтому сегодня надо до последнего оттягивать момент, пить, веселится, авось он отрубится раньше, чем потащит меня в койку.

- Мысль верная. А если он начнет злиться? Мне кажется, он и так немного напрягся, что по первому свистку ты не пошла с ним, - поделился я малодушными сомнениями.

- Если начнет, будем зайчиками, вариантов нет… - Она подошла к шкафу и принялась выбирать вечерний туалет. – В любом случае, программа вечера такая: за ужином пьем, потом идем курить кальян и пить, потом пьем и смотрим анимацию, участвуем в конкурсах, потом на дискотеку и там уже пляшем до упаду. Думаю, он вырубится.

- Хорошая программа, - поддержал я.

- Главное, ты будь в форме, чтоб и пил, и в сознании был! – строго наказала мне Лена, и я, шуточно отдав честь, щелкнул пятками.

Мы неспешно оделись и даже некоторое время посидели на балконе, выпив «для храбрости», как выразилась Ленка, немного виски.

В итоге на ужин мы пришли тогда, когда Гриша уже доедал салат. Он сидел на том же месте, где и в обед, и поминутно оглядывался по сторонам, очевидно выискивая нас. Чтобы продлить его мучения, мы сделали небольшой крюк и подошли к столу с другой стороны террасы, так что он нас заметил в самый последний момент.

Между прочим, лицо у него было довольно напряженное. Похоже, он очень нервничал из-за нашего самоуправства, и это мне совсем не понравилось.

Тем не менее, увидев нас, он моментально перестал хмуриться, нелепо вскочил из-за стола, стал подставлять кресло Лене, многословно хваля ее внешний вид, – а оделась она действительно очень смело: в полупрозрачный обтягивающий топ, шортики и туфли на шпильках. С другой стороны, так же выглядело большинство русских девушек за столиками, что явно вводило в транс немногочисленных пожилых европейцев, пялившихся на них мутными от пива глазками. Короче говоря, мы выглядели типичной русской компанией на отдыхе – почти раздетая красивая девушка и я, коротко остриженный парень в мятой футболке и неопределенного вида шортах. Гриша, впрочем, вносил некую оригинальность в наше общество, потому что одет он был в выглаженную белую рубашку со стразами и белые же шорты. Но на европейского человека он все равно не был похож, так что и втроем мы являли собой довольно гармоничную группу.  Ощущение нашей аутентичности еще более усилилось, когда Ленка принялась громко требовать вина. Немецкая пара с детьми, занимавшая соседний стол, неодобрительно поджала губы.

Но нам было не до приличий. Лена заявила, что сегодня мы будем праздновать завершение нашего замечательного отдыха, а потому будет много алкоголя и грязных танцев.

Последний пункт вечерней программы взволновал Гришу, и он попытался выяснить, кто и где будет их танцевать, но Лена только послала ему воздушный поцелуй и коснулась его ноги своей.

Я начал рассказывать какие-то бородатые анекдоты, Гриша подключился. Ленка сначала только смеялась, но потом, после того как вторая бутылка вина была распита, тоже попыталась рассказать что-то смешное, но получилось как-то не очень.

Гриша между тем явно не хотел напиваться и говорил об этом прямым текстом. Меня это раздражало, но, с другой стороны, он был прав – его уже обломали днем, и ему не терпелось хотя бы вечером получить свое.

Ленка сориентировалась и многозначительно пообещала ему вечером «показать кое-что». Короче говоря, от этого ужина у меня мало что осталось в памяти, кроме тревоги и дискомфорта.

Лена же вошла в роль веселящейся русской дуры и после ужина потащила нас в бар, где призывала всех пить ракию. Я, поморщившись, принял в себя немного этой гадости, Гриша же вежливо отказался. Ленка мужественно выпила свою стопку и потребовала кальян.

На территории отеля почему-то не подавали кальяны, мы вышли в город, побродили по жарким вечерним переулкам вокруг отеля и, заглянув в несколько довольно однотипных заведений, сели наконец на подушке бара, название которого я не помню.

- Я обожаю кальян, а ты, Гриша? – Ленка не стала ждать ответа и принялась рассказывать какую-то дурацкую историю про своих подруг, которые в Египте на почве курения кальяна с дурью поимели довольно пикантные приключения.

Гриша вяло протестовал против кальяна, ненавязчиво, как ему казалось, зондируя почву для возвращения в отель. От его зудящего нетерпения мне сделалось неуютно. Ленка тоже почувствовала напряженность момента и для разрядки села Грише на колени. Она несколько раз влажно и глубоко поцеловала его и вроде бы даже залезла рукой ему в шорты. От такого натиска Гриша расслабился и прекратил свои попытки на какое-то время.

20.

Накурившись кальяна до одури, мы пошли обратно в отель. Гриша не выдержал и начал выпивать вместе с нами, отчего его настроение сразу улучшилось. Ленка с детским восторгом анонсировала какие-то неведомые чудеса анимации, якобы прославившие наш дурацкий отель в среде отдыхающих, и мы всей компанией отправились в довольно убогого вида амфитеатр, где вечерами сомлевшую публику развлекали бригады аниматоров.

Представление только начиналось, но всем сразу стало ясно, кто будет весь вечер на манеже. Как только ведущий объявил первый конкурс, Ленка сразу подняла руку. Кроме нее энтузиазм проявила еще одна женщина – пышнотелая дама лет сорока пяти в аляповатом балахоне. Обе женщины вышли на сцену. Последовала процедура знакомства, после чего турецкий аниматор представил звезд будущего шоу немногочисленной публике:

- Елена Россия и Тереза Польска!

Польская женщина Тереза была тоже с компанией – еще одной дамой и двумя кавалерами, один из которых смотрел на нее восхищенными глазами и постоянно что-то ей кричал с воодушевлением и страстью. По ходу представления и мне, и Грише, и сопровождающим пани Терезу соотечественникам пришлось помогать своим женщинам, участвуя в качестве массовки во всяких идиотских мероприятиях. В итоге весь вечер мы и поляки развлекали остальную публику, и, судя по постоянному ржанию, не так плохо нам это удавалось. Во всяком случае, я не помню, чтобы даже в детском саду принимал участие в таком большом количестве вздорных и нелепых конкурсов. В перерывах между нашим бенефисом выступали невыразительные турецкие певцы и украинские танцовщицы, а я бегал в бар, принося всей нашей компании ром с колой.

Гриша вошел в раж и постоянно проявлял энтузиазм, может быть пытаясь показать свою удаль или что-то еще Лене. Апофеозом его номера стало исполнение «Калинки-малинки». Поддавшись льстивым призывам ведущего, он даже согласился вторично огласить амфитеатр своим козлиным блеянием, чем вызвал оторопь у поредевшей к тому времени публики. Ленка активно ему хлопала и кричала «бис!», и я вслед за ней занимался тем же.

К концу вечера, видя, что мы уже пьяные, турок-ведущий стал недвусмысленно клеить Лену, и она даже на какое-то время сделала вид, что ей это нравится. Под конец программы они вдвоем что-то пели на сцене и он как бы невзначай обнимал ее за талию.

Гриша, уже в изрядном подпитии, смотрел на эту сцену с кривой недоброй улыбкой, которую я для себя обозначил как козлиную.

- Вот шлюха… Ведь ей нравится… Почему так?

- А что такого, она красивая, всем нравится… - я сказал это без всякой цели, скорее из чувства противоречия.

- Вот, а потом русских девушек все считают шлюхами! – с интонациями старого ворчуна вдруг выдал он.

- Русские девушки – они глубоко несчастные, – меня вдруг пробило на болтовню. – Они ведь не от хорошей жизни отрываются с чурками в России, ну и тут, и в Египте.

- А отчего? – удивился Гриша, и я увидел перед собой благодарного слушателя.

- Ну как… У нас ведь в России до сих пор многие живут по идиотским «понятиям». Ну, например, западло нормальному пацану сделать девушке лейк. Причем не только среди урок и отсидевших граждан, а и среди простого быдла. Вот не может он – и все тут. А эти граждане – могут. И ухаживать могут, и слова красивые говорить, и не пить до усера, как мы…

Про пьянство я, конечно, зря ляпнул, но Гриша не обратил на это внимания.

- А ты откуда знаешь? – спросил он, не отрывая взгляд от Ленки.

- Рассказывали знакомые девушки… Ты вот в баню ходишь с мужиками – вот и спроси их, многие из них такое делают? – посоветовал я.

- А что, реально – западло? – спросил он вдруг с тревогой в голосе и посмотрел на меня. Я смешался, не зная, что ответить в такой ситуации и надо ли что-то говорить.

- Не, ну если ты считаешь для себя важным всю эту бычатину, то, конечно, «лучше выпить водки литер, чем лизать соленый клитор»! – процитировал я откуда-то услышанную мудрость, решив уточнить подробности позже. А потом мне вспомнилась совершенно анекдотичная история, и я ее рассказал. Суть ее в том, что некий богатый и властный мужчина встречался с юной, но искушенной девушкой. И все у них было хорошо, но девушка упорно намекала ему, что хотела бы, чтобы и он поработал языком, он же отказывался под разными соусами. Как-то раз они хорошенько выпили и грехопадение состоялось – мужчина все-таки оказал своей даме требуемые услуги. Вроде бы у него даже неплохо и получилось, но смешно не это. На следующий день у бедного неофита случилось раскаяние, и он буквально засыпал бедную девушку коряво написанными сообщениями на тему «Как я теперь пацанам в глаза смотреть буду».

Гриша выслушал историю с пьяной улыбкой, а потом выдал:

- А мне понравилось… Вкусно…

Не зная, как ответить на такое натуралистическое признание, я предложил еще выпить. В это время к столику подошла Ленка.

- Что-то Ахмед совсем охамел, пойдемте отсюда, - решительно сказала она.

- В номер? – как бы невзначай осведомился Гриша.

- Конечно, но сначала – грязные танцы! Дискотека!

Худшее было впереди.

Дискотека в нашем отеле случалась в специально отведенном зале, под той самой террасой, где мы обычно ужинали. До этого дня мы в зале ни разу не были, находя себе другие, более интересные развлечения. Короче говоря, как оно там внутри – ни я, ни Ленка не знали.

Внутри же все было плохо. Под грохот турецкой эстрады в зале танцевали пьяные женщины раннего бальзаковского возраста и несколько детей.

Непонятно было, как Ленка собирается тянуть время в таком убогом месте, но она явно была в ударе. Сначала мы все заказали по коктейлю.

- И что, будут грязные танцы? – робко спросил Гриша.

- Сейчас все будет! – Ленка отпила большой глоток из своего стакана, поставила его на стойку и пошла к диджею.

К возмущению теток, турецкая эстрада кончилась и пошла какая-то другая музыка, в которой я разбирался не больше, чем в турецкой эстраде, но заметно более жесткая по ритму. Ленка стала танцевать.

Танец был действительно очень грязным, особенно когда она подошла вплотную к Грише и, стоя прямо перед ним, проделала несколько зажигательных движений тазом. Даже я был покорен увиденным, а про него и говорить не стоит.

Потом мы выпили еще по коктейлю и пустились в пляс.

Хореографическая ценность нашего выступления, конечно, была равна нулю, если не отрицательным величинам. Но это при сторонней и взрослой оценке. С точки зрения моего тогдашнего внутреннего состояния могу сказать, что в своих конвульсивных движениях мне виделось что-то шаманское. Хотелось призвать на помощь каких-нибудь добрых духов, чтобы весь этот ужас побыстрее закончился.

Танцевали мы довольно долго, между танцами пили ром с колой или что-то еще, потом, из уважения к нашим потугам, зазвучала бесконечная русская попса. Все было бы ничего, время уверенно шло к часу ночи, и мы все уже были в изрядном подпитии. Тут турецкий диджей решил сделать нам приятное и потому принялся, один за одним, ставить медленные танцы.

Гриша решительно взялся за Лену, и я, сидя у бара, вынужден был наблюдать это изнурительное облапывание красивой девушки некрасивым юношей. В середине третьего медленного танца Гриша взял Лену за руку и решительно повел ее к выходу, крикнув мне хриплым пьяным голосом:

- Пойдем в номер! Там продолжим!

Я покорно пошел следом. Гриша был пьян, и я тоже. Про состояние Лены мне было трудно судить, пока я не оказался с ней лицом к лицу, когда открывал дверь. Она тоже была пьяная и явно не совсем адекватно воспринимала окружающий мир.

- Заходите, гости дорогие! - сказал я и машинально включил свет.

- Раздевайся! – Гриша подтолкнул Лену к кровати и принялся расстегивать свою белую рубашку. На свету было видно, что она была чем-то заляпана и залита.

Ленка беспрекословно подчинилась и, проделав несколько неловких движений, сняла с себя топик. Гриша, уже успевший сбросить шорты и даже аккуратно выложить из кармана свой телефон, подскочил к ней и, повалив на кровать, принялся довольно грубо ласкать ей грудь, активно шаря руками в шортах и по ногам. Только сейчас я понял, что никогда раньше не видел всего этого со стороны и вживую. И не сказал бы, что зрелище меня сильно возбудило. Вся эта возня длилась довольно долго, потом он стащил с нее шорты вместе с трусиками и встал над ней, держа рукой свой член.

- Ты тоже раздевайся! – приказал он.

Я снял майку и шорты, все время глядя на Ленку. Она лежала закрыв глаза, полуулыбаясь чему-то и шевеля губами.

- Может, свет выключим? – предложил я.

- Нет, я хочу все видеть! – Похоже, у Гриши в голове был готовый сценарий, и мне осталось лишь подчиниться.

- И что мне делать? – задал я самый дурацкий вопрос.

- Сядь сюда и смотри, как я буду трахать твою девушку! – ответил он и накинулся на Ленку.

Это было какое-то хищное и животное действие – он раздвинул ее ноги,  кое-как пристроился между ними, с минуту подергался, что-то бормоча, потом встал на колени над Ленкиным лицом и приказал ей открыть рот.

Было видно, что с эрекцией у него все плохо, что было совсем неудивительно, учитывая степень нашего алкогольного опьянения.

- Ты шлюха, скажи, шлюха? – пытал он Ленку, освободив ей рот и снова взявшись за ее грудь.

- Да… шлюха… - до судорог знакомым мне голосом признавалась она.

- Сейчас я буду тебя трахать, слышишь? Ты хочешь, чтоб я тебя трахнул, да? – не унимался Гриша и снова попытался войти в нее.

- Да, трахни меня, сделай это… - отвечала Лена, и мне казалось, что я смотрю репетицию перед съемками любительского порнофильма.

Возня продолжалась. Похоже, что-то у Гриши шло не так.

- Я хочу, чтоб ты ее трахнул! – тяжело дыша, сказал он мне.

21.

Я прекрасно понимал, что в такой нелепой ситуации не смогу ни начать, ни кончить. Стресс и алкоголь в итоге давали жалкий и беспомощный ноль.

- Я хочу, чтоб ты ее трахнул, слышишь! – срывающимся голосом проговорил Гриша, вытирая струящийся по лбу пот. Он тяжело дышал, и говорить ему было трудно.

- У меня не стоит… - в подтверждение своих слов я меланхолично опустил взгляд вниз, в очередной раз увидев свое хозяйство.

- Это ее проблемы… - сказал Гриша и, обращаясь уже к Ленке, продолжил:

- Иди сделай так, чтоб он смог.

«Кто-то слишком много читает порнографические рассказы!» - подумал я.

Ленка, до того времени лежавшая на спине с широко раздвинутыми ногами, обернулась ко мне. Это был потрясающий по животности ракурс: я видел ее лицо, грудь, разметанные волосы, расставленные ноги и между ними – две зияющие дыры, одну розовую и другую темную. Она приподнялась, потом проползла по кровати и села передо мной. Медленно отпила из горла виски и посмотрела мне в глаза:

- Ну что ты, не хочешь меня, да? Брезгуешь своей шлюхой? – Непонятно было, ирония это, алкоголь или она уже была вся в этой новой неприятной игре.

Удивительно, что мы столько раз разыгрывали эту ситуацию и даже фантазировали о сексе в присутствии постороннего, но в жизни все получилось совсем не так сексуально и возбуждающе. Это как настоящее изнасилование и игра в него. Ничего общего, если вдуматься.

- Сделай что-нибудь… - тихо сказал я. И погладил ее по волосам, а потом по скулам.

Она стала трогать меня руками, а потом взяла мой член в рот.

Это был мучительный и долгий минет. Изматывающий и бесперспективный. Я старался хоть чем-то зацепиться за ситуацию, как-то привязать к убогой реальности гигабайты хранившейся в моем мозгу порнографии – визуальной, текстовой, смысловой. Это помогало иногда, но в тот момент я будто летел вниз – как в аквапарке, в скользкой трубе, где не за что зацепиться…

Гриша подошел ближе и с детским любопытством смотрел на разыгрываемый для него спектакль. Я старался не смотреть на него, разглядывая Ленино лицо, ее губы и лоб. Потом вообще закрыл глаза и попытался сконцентрироваться. Получалось плохо – мне было жалко и ее, и себя…

Она сменила позу и теперь стояла на четвереньках, красиво прогнув спину.

Гриша обошел Лену и сел сзади, начав руками трогать ее. Почему-то даже сейчас я не хочу и не могу написать слово «ласкать», а тогда оно мне и подавно не приходило в голову. Я чувствовал себя анатомическим пособием. Слава богу, меня он руками не трогал, но все равно ощущение было такое: будто мы, два голых взрослых человека, стоим перед толпой любознательных агрессивных малолеток, которые пытливо разглядывают и ощупывают нас. Ощупывают, прежде чем забить до смерти битами, просто так, ради прикола.

- Жаль, что твой муж не видит тебя сейчас! – Гриша звонко шлепнул Лену по заднице и с удивительно искренней интонацией произнес: - Грязная шлюха!

В этот момент меня переклинило. Не сразу, но я понял, что все получится. К сожалению.

Я никогда не говорил ей такого. Для меня это было табу. После всех наших разговоров я сделал вывод, что вся конструкция ее сознания держалась на том, что ее семейная и внесемейная жизнь никак и нигде не пересекались. Жена и мать – отдельно. Развратная и похотливая любовница – отдельно. Между тем я-то точно знал, что именно это предательское чувство цепляло меня сильнее и глубже всех извращений и ролевых игр. Древнее и животное чувство, более древнее, чем человечество, и более хищное, чем просто похоть. Вздорное, глупое и опасное желание спать с чужой женой. Желание драть чужую самку. Жестоко и грубо. На глазах поверженного и униженного врага. Снова и снова, глубоко и долго, чтобы слышать, как кричит она и ее мужчина. Чувствовать себя первым самцом в стае и последним подонком человеческого общества. Пиратом, насилующим беззащитных девственниц, рыцарем, врывающимся в султанский гарем, наемником, развлекающимся с монашкой в оскверненном алтаре.

Нет, ее муж вовсе не был мне врагом. Я вообще не испытывал к нему никаких негативных эмоций и уж точно не хотел ему зла. Но здесь заработали такие мощные архетипы, что сознание померкло.

- Ляг на спину! – прохрипел я и подтолкнул Лену.

Она какими-то животными движениями взобралась на койку, то ли рыдая, то ли постанывая. Потом я понял, что она уже была слишком пьяна, чтоб адекватно воспринимать чьи-то слова. Но тогда мне было все равно.

Я привычными движениями разложил ее.

Она лежала передо мной, с разметанными волосами, раздвинутыми ногами и стоящими сосками. Рот ее был полуоткрыт, и она что-то тихо говорила.

Я стал целовать ее губы, шею, грудь, кусать соски, параллельно мастурбируя.

Мне вдруг захотелось целовать ее там, между ног, даже несмотря на месячные и то, что недавно там был другой мужчина. Скорее даже, все это только делало коктейль еще более пряным и пьянящим.

- Ну, трахни ее, давай! – Гриша был рядом, и это немного сбило меня с волны.

- Да, возьми меня, слышишь? Возьми после него, давай! – она то ли играла, то ли искренне пыталась помочь мне, то ли просто была уже где-то в себе.

Я мастурбировал, глядя на лежащее передо мной в полумраке тело. Господи, я так хорошо его знал, каждую складку и каждую родинку, знал его запах и вкус – но сейчас все это было каким-то другим, новым и тревожным.

Понимая, что, наверное, ничего уже не получится, я тем не менее надел презерватив и вошел в нее, навалившись и схватив руками за ягодицы.

- Да, да, давай! – стонала она, и я вспомнил одну проститутку, которую когда-то от скуки вызвал домой. Девица откровенно отрабатывала деньги, при этом стонала почти так же. Все это могло показаться наигранным, но, скорее всего, Ленка была слишком возбуждена и слишком пьяна, чтобы что-то играть. Я снова почувствовал подъем и, чтоб не сбиться, попытался вспомнить все самое возбуждающее и грязное, что когда-либо видел.

Несколько минут длилась звериная скачка, сопровождаемая моим сопением и ее стонами.

Я уже точно знал, что кончу.

Еще несколько секунд – и это случилось.

Я даже простонал что-то не очень театральное, но вполне искреннее.

И сразу вернулся в реальный мир, где по лбу тек в глаза липкий пот и хотелось только одного – чтобы меня оставили в покое.

- Ты кончил? – спросил Гриша, не прекращая мастурбировать.

- Да… - Я вновь почувствовал всю унизительную неловкость положения.

- Слезь с нее! – услышал я голос Гриши и тут же слез. Это было облегчение.

- А ты встань раком, шлюха! – Он уже натянул на себя презерватив и, как только Лена приняла заданное положение, вошел в неё.

- Я буду трахать тебя, а ты соси ему! – властным голосом командовал наш тиран.

Я встал на колени перед ее лицом, и она принялась механически сосать мне. Принудительный секс после секса – это отдельная пытка, вот что я тогда подумал.

Никаких эмоций у меня в голове уже не было. Я чувствовал себя актером-любителем из массовки дешевого порно, пытающимся сыграть десятый дубль одной, уже осточертевшей сцены, и отчетливо понимающим, что карьеры в этом бизнесе ему все равно не сделать.

- Иди… Отойди… - он сбивающимся голосом крикнул это мне, и я равнодушно отошел и сел в кресло.

Гриша накрутил Ленины волосы на кулак и остервенело драл ее.

«Когда же он кончит?» - думал я, созерцая отвратительную картину, открывавшуюся мне.

Что думала в это время Лена - я не знал и никогда потом ее об этом не спрашивал.

Я оперся рукой о тумбочку и почувствовал пластиковый корпус телефона.

Это был Гришин телефон, тот самый, со сверхчувствительным объективом и большой памятью. Не до конца понимая, что и зачем делаю, я взял его в руки, перебирая меню, нашел видеосъемку и направил объектив на кровать.

Сцена разворачивалась прямо передо мной. Гриша стоял вполоборота к камере, держал Лену за волосы и трахал ее.

- Ты грязная тварь, поняла… Ты шлюха, поняла… Шлюха! – Гриша вошел в раж, я хотел остановить запись, но, к счастью, не успел. Потому что в этот момент он сказал самые важные слова того вечера:

- Твой муж придурок, жаль, что он не видит, как я трахаю его пьяную женушку!

Ленка уже ничего не соображала и только поскуливала, в такт мотая головой. Я нажал на зум, крупным планом снял ее лицо, потом лицо Гриши и выключил камеру. От напряжения я совершенно протрезвел и выполнял все манипуляции с телефоном с удивительной четкостью - сохранил ролик в память телефона, а потом, не теряя ни минуты, отправил его на свой номер. Мой телефон пискнул где-то в кармане валяющихся у кровати шорт.

«Надо бы проверить!» - подумал я и пошел за шортами.

- Да, да, да-а-а! – Гриша наконец кончил.

Ленка упала лицом на измятую кровать.

Гриша тяжело дыша откинулся назад.

- Дай мне воды… Горло пересохло! – задыхаясь, попросил он.

- И мне! – Ленка подняла голову спустя несколько секунд. – Что-то мне так плохо…

Я проворно надел шорты и подошел к холодильнику. Мне мучительно хотелось проверить, в каком виде ролик пришел ко мне на телефон. Но на всякий случай я решил потерпеть, открыл холодильник и передал бутылки с водой Ленке и Грише.

Гриша хотел что-то сказать, но тут Ленка начала блевать.

Я схватил мусорное ведро, к счастью пустое, и подставил его к кровати.

Гриша не стал скрывать своего отвращения к происходящему, а потому судорожно собрался и убежал. Телефон остался лежать на тумбочке.

Не обращая внимания на Ленку, я достал из кармана свой телефон. Открыл сообщение с Гришиного номера. Ролик пришел в том виде, в котором я его и снял.

Я пригляделся к картинке - лица были четкие и узнаваемые.

Я сел на кровать и закурил сигару.

- Что ж так херово-то… Мне так плохо… - Ленка повернула ко мне бледное лицо.

«Сказать ей сейчас?» - подумал я. И тут увидел Гришин телефон. Я подошел к тумбочке и набрал номер его комнаты.

- Да? – удивленным голосом спросил он.

- Гриша, ты у нас тут телефон забыл! – как можно более спокойным голосом сказал я, ожидая чего-то неприятного.

- Точно… Ну я сейчас зайду… Или ты принесешь? – спросил он, явно не горя желанием вновь увидеть Ленкины страдания и их последствия.

- Лене плохо, лучше ты… - не знаю, почему я так сказал. Никакого плана не было.

- Выключи свет, а то у нас тут как в операционной! – прошептала Лена и отхлебнула несколько глотков из бутылки с водой.

Я выключил свет. В этот момент в дверь постучали, и я, взяв телефон, пошел открывать.

- Ну, как там Лена? – с фальшивой озабоченностью спросил Гриша, потными руками выхватив у меня телефон.

- Плохо… - мрачно констатировал я, тем более что в этот момент, судя по звукам, ей действительно было очень плохо.

- Ну, я пойду? – сказал он.

- Иди… У тебя во сколько автобус? – зачем-то спросил я.

- В одиннадцать… А у вас? – Он положил свой телефон в карман.

- И у нас. Спокойной ночи! – сказал я.

- Ага… Спокойной. – Гриша ушел по коридору, а я закрыл дверь и повернул замок.

Ленка встала с кровати и неверной походкой удалилась в туалет.

Я оглядел номер. Везде валялась одежда, обувь, зарядки от телефонов и куча всякого хлама, который мы сюда притащили. По-хорошему, надо было все это как-то собирать, потому что утро обещало быть мучительным.

- Мне так плохо, господи… Я такая дура… Ой, мама… - Ленку снова стало тошнить.

Я вышел из туалета. В комнате, освещенной только сиянием работающего на беззвучном режиме телевизора, ощутимо пахло перегаром и человеческими выделениями. Дверь на балкон была открыта, но на улице стояла духота, и пользы от открытой двери не было никакой. Я на полную мощность включил громыхающий кондиционер и закрыл дверь.

Навалилась какая-то дикая нечеловеческая усталость. Захотелось лечь спать, свернуться калачиком и проснуться уже в следующем дне, который обещал быть не таким грустным, как прошедший.

22.

Меня разбудила знакомая по трудовым будням мелодия будильника. Доли секунды я выпутывался из какого-то липкого и бессвязного сна, потом открыл глаза и сразу забыл его. Осталось только бесформенное неприятное ощущение.

Во рту тоже было неприятно. Я сразу вспомнил весь вчерашний вечер и мучительную ночь: Ленку долго тошнило и отпустило уже ближе к утру. Я как раз ушел ополоснуть ведро и, вернувшись с ним, увидел, что она наконец заснула. Лена лежала на краю кровати в позе эмбриона. Я прикрыл ее одеялом, лег и, похоже, сразу заснул.

Я посмотрел на часы. Было шесть часов утра. Голова гудела - я совершенно не выспался, но настроение было все-таки замечательное, даже несмотря на неприятный запах и жуткую духоту в номере. Кондиционер я в итоге выключил, потому что спать под его трели было никак нельзя, а открыть балкон забыл, как и задвинуть шторы. Поэтому комнату заливало жаркое утреннее солнце, и в его лучах я снова видел летающую по комнате пыль – почему-то каждое утро я обращал на это внимание.

Я встал и пошел в туалет. В зеркале я без особого удивления увидел помятого и опухшего мужика. Кожа на лице была сухая, как будто покрытая косметической маской. На щеке и носу вскочили розовые прыщи, еще несколько мелких виднелось под щетиной. Волосы были взлохмачены. В общем, таким инфернальным красавцем я себя давненько не видел.

Тем не менее у меня была горячая вода, шампунь, новая бритва и хороший лосьон. Минут через десять я закончил бриться, отточенными за многие годы движениями выдавил прыщи, обильно протер лицо лосьоном и причесал мокрые волосы.

- Уже утро… - Ленка щурилась от яркого солнца. После тяжелой ночи она была болезненно бледной даже сквозь загар и казалась отощавшей.

- Да, вставай, надо вещи собирать! – оптимистичным голосом сказал я и включил телевизор. Комната наполнилась бодрым бубнением усатого турецкого диктора, что-то читавшего по бумажке.

- Мы сегодня улетаем? – Ленка встала и поплелась в туалет.

- Да, у нас три часа на сборы! – Я открыл балкон.

- Господи, какой ужас… Мне так плохо… А как подумаю о возвращении – просто сдохнуть хочется… - Она села на унитаз.

Тут я вспомнил, что так и не сказал ей ничего про ролик. С другой стороны, я уже не был так уверен, что он может нам помочь. Тем не менее других козырей у нас не было.

- Слушай, может быть, не все так плохо. Вчера я кое-что сделал, и, возможно, мы сможем выпутаться из ситуации.

Ленка подняла голову и посмотрела на меня.

- Ты убил его? – с надеждой спросила она.

- Нет, но, возможно, это даже лучше… - без прежнего задора продолжил я. – Хочешь выпить?

- Нет уж… Говори, что ты сделал? Ну?

Я рассказал ей про телефон и ролик на нем. Она некоторое время молчала.

- Покажи мне это… - Ленка подошла ко мне.

- На, если хочешь... - Я включил запись, отдал ей телефон и сел на кровать.

- Какой ужас… Я ничего не помню почти… И что хорошего? Блин, я теперь точно попадаю… - Она обреченно села рядом.

Надо было срочно изложить ей план спасения.

- Смотри, все не так плохо. Помнишь твой начальный план? Тогда все уперлось в то, что твои слова легко опровергнуть… Теперь у нас есть доказательства, что это он тебя трахал, понимаешь? То есть если он начнет что-то рассказывать, то он сам и окажется виноватым, понимаешь? Он может что угодно рассказывать, но это он тебя трахал! – выпалил я. Однако моя речь даже мне не показалась вдохновляющей.

- Трахал, трахал… А ты весь в белом. А я вся в дерьме… Хорошо придумал… Любовничек… – Судя по пессимистическим интонациям, ситуация выходила из-под контроля.

- Мы все в дерьме… Но послушай меня и подумай. Что он скажет Борису? Я трахал твою пьяную жену и обзывал тебя придурком? Да, ты была не у тетки, а в Турции. Да, напилась. Да, это плохо. Но то, что он воспользовался твоим состоянием и изнасиловал тебя, еще и попросил кого-то снять все это на свой телефон, – это-то никак не красит его.

- Это же твой телефон… - Она явно балансировала на грани истерики, и я боялся только того, что истерика начнется раньше, чем я договорю.

- Я снимал на его телефон, а себе скинул ролик, понимаешь? То есть можно сказать, что он еще и рассылал это всем своим знакомым. Даже если я и всплываю в этой ситуации, то только как его соучастник… Короче говоря, он теперь в том же дерьме, что и мы. Да, так себе утешение, но, я думаю, это его заткнет.

Ленка встала и пошла в душ.

Я вышел на балкон. Впервые за все дни отдыха не хотелось ни пить ни курить. Несколько минут я смотрел вдаль, снова и снова прокручивая в голове всю аргументацию. Ситуация ухудшилась, но ухудшилась для всех. Это было несомненным плюсом.

- Давай все сначала… - Ленка вышла из душа в новых трусиках, села на кровать и закурила сигарету. – Значит, я поехала в Турцию. Одна. Тут познакомилась с вами. Мы напились, и этот скот меня трахнул. А ты снял на телефон. По его просьбе. Так?

В ее изложении ситуация приобрела новое звучание. И я бы не сказал, что такая расстановка акцентов меня обрадовала. Но если уж смотреть правде в лицо, то только в таком виде версия могла на что-то сгодиться.

- Как-то так, да… - я не стал с ней спорить.

- Отлично… - Она выпустила дым изо рта и энергично затушила сигарету. – А этот ублюдок в курсе?

- Нет, я ему ничего не сказал. Если он не залез в свой телефон, то он, скорее всего, пребывает в полном неведении…

- Ха, значит, его ждет сюрприз… Давай собирать вещи. Или сначала позавтракаем? Я бы выпила кофе. – Она пришла в себя окончательно, и я тоже почувствовал себя значительно бодрее.

- Пойду закажу завтрак в номер, а ты укладывай вещи. – Я снял трубку и с обычной путаницей в курортном английском заказал-таки кофе, омлет и соки.

- А когда мы с этим козлом будем говорить? – Лена уже собирала вещи и методично складывала в свою сумку. Я тоже принялся бродить по номеру, подбирая свою одежду, книги и прочие мелочи. Паковать вещи я никогда не умел, а потому просто сбрасывал их в рюкзак, отчего тот очень быстро превратился в бесформенный куль.

Между тем вопрос был очень своевременный.

- Может, в порту? Или в самолете? – предположил я.

- Там будет суета и много народу... - справедливо заметила она.

- Да, надо как-то без свидетелей… - поддакнул я.

Мы некоторое время собирались в тишине.

Принесли завтрак. Было 9 утра. Вещи почти все были собраны. Мы прервались на трапезу.

Я поел с большим аппетитом, а Ленка ограничилась соком и кофе. До отъезда оставалось два часа.

- Давай сходим к нему… И все скажем. – Ленка явно была решительно настроена.

- А что скажем? Есть идеи? – Я на самом деле с большим трудом представлял себе начало разговора.

- Скажем, что мы в одном дерьме и, если он вякнет – ему будет хуже всех. Я бы ему еще по морде дала, если честно. – Она снова закурила.

- Почему бы и нет… Все равно надо как-то его привести в чувство… - Я не был уверен, что это лучший вариант, но ничего другого не смог придумать.

- Сейчас докурю – и пойдем. – Она вышла на балкон.

Потом мы вышли из номера и молча пошли по пустым коридорам.

Гриша, похоже, еще спал, потому что очень долго не отзывался, и только когда Лена стала пинать в дверь ногой, наконец откликнулся и открыл замок.

- Вы что, с ума сошли, идиоты? Я сплю… Вы что, с утра решили продолжить? Ну вы маньяки… - Он был заспанный и оттого показался мне еще более мерзким и жалким, чем обычно.

Спал он в трусах, и это спасло меня от необходимости в очередной раз созерцать его сомнительные прелести.

- Что это вообще за утренние явления, а? Вы чего? - спросил он, когда мы зашли в комнату. Действительно, наше поведение трудно было как-то рационально объяснить, и Гриша истолковал все по-своему.

- Пришли, значит, мои верные рабы! Потревожили сон господина! Лена, ты любишь по утрам делать минеты? - Он улыбнулся, сделал еще шаг назад и сел в кресло.

Ленка подошла к нему и, ничего не говоря, со всей силы ударила по лицу. Очевидно, именно такого финала разговора Гриша не ожидал. Он глупо хлопал непромытыми со сна глазами, а по пухлой щеке расползалось красное пятно.

- С ума сошла? – выдохнул он и потрогал себя рукой за щеку.

Лена еще несколько раз ударила его по лицу. Со стороны это избиение выглядело довольно странно, я стоял рядом и не знал, препятствовать рукоприкладству или присоединиться к нему.

- Я все скажу Боре! – выдал он свой козырь, затравленно глядя то на меня, то на Лену. Неуверенно прикрывая лицо руками, он неловко вжимался в кресло.

- А теперь послушай меня, урод! – она встала перед ним. – Все поменялось, понял? Ты рта своего поганого не посмеешь открыть.

- Ты чего, сдурела, что ли? Филя, скажи ей, что с ней… - Гриша, судя по всему, даже примерно не мог предположить, что могло так радикально изменить ситуацию.

Я с трудом подавил в себе желание со всей силы заехать ему по морде, но уже кулаком. Я даже на мгновение вообразил себе, как прыснет из его идиотского носа кровь, но все-таки сдержался.

Повисла пауза. Гриша попытался встать с кресла, но тут я подошел к нему и толкнул обратно.

- Значит, слушай меня, ублюдок. В городе ты будешь молчать, понял? Потому что если кто и подставился, то только ты.

Очевидно, моя мимика внушила ему еще большие опасения в нашей вменяемости.

- Я? Да вы с ума сошли… Вы идиоты, что ли? – он окончательно испугался и еще больше съежился в потертом пыльном кресле. Скорее всего, в это мгновение он искренне боялся, что мы действительно повредились умом.

- Да все проще, Гриша. Возьми свой телефон. Там у тебя есть раздел – видеоролики. Посмотри, там есть кое-что интересное для тебя, говно. – Ленка встала рядом со мной, и мы оба смотрели на него сверху.

- Телефон у кровати лежит… - робко сообщил он.

Лена, не говоря ни слова, подала ему телефон. Что-то бормоча, он начал в нем рыться. На лице его была удивленно-брезгливая полуулыбка, но было видно, что парень напуган нашим поведением.

- И что тут? Это, что ли, ну и что тут? – он нажал воспроизведение и уставился в экран.

Картинка сопровождалась звуковыми эффектами, которые уже второй раз за это утро неприятно меня удивили своей реалистичностью.

- Ты серьезно думаешь, что после такого видео Боря будет тебя слушать, говнюк? – Ленка не захотела больше держать красивую паузу и разродилась целой тирадой.

- Ты можешь все что угодно говорить про меня, про него, про себя, но вот есть это чертово кино, где ты меня трахаешь и еще мужа моего обзываешь, понял? И после такого видео у Бори крышу сорвет. Всем будет херово, но тебя-то точно убьют, понял? В лес тебя – и все, и конец, понял, чмо? И никто не найдет, понял ты или нет?

Гриша не понял. Он продолжал криво улыбаться и тихо сказал:

- Так я сейчас сотру эту фигню и все… - и принялся тыкать на кнопки.

- Да ради бога. Но ты ведь уже успел разослать это кино своим друзьям, – тут мне захотелось добить его, – например мне. И у меня в телефоне хранится сообщение от тебя с этим очаровательным видео.

Тут Гришу наконец осенило. Он посмотрел на меня, и в его глазах уже не было ни издевки, ни удивления, а только страх и растерянность.

- И что? И что вы скажете? – тихо проговорил он.

- Мы? Мы ничего не скажем. Но если вдруг ты начнешь говорить лишнее – тебе конец, понял? А теперь сотри ролик. Давай.

Он послушно нажал на кнопки.

- И из памяти сообщений убери! – Ленка заглянула к нему через плечо. – Убирай!

Он покорно выполнил команду.

- Ну вот и славно. Ты теперь понял, что надо молчать, сволочь? – спросил я голосом, который бы должен был быть спокойным и мужественным, но оказался хриплым и срывающимся. Меня разрывало от ярости и хотелось просто бить его, долго и старательно.

- Понял или нет, отвечай, гондон! – повторил я с явной угрозой и для пущей убедительности взял его руками за челюсть.

- Понял… Отпусти… Не надо… - Он попытался убрать мою руку.

- Ты прекращай командовать… - Тут я не выдержал и ударил его по лицу. Не сильно, но ощутимо.

- Не бейте, а! Я буду кричать… - Гриша попытался встать, но я толкнул его обратно в кресло.

- Ты обещал молчать? Вот и молчи. Привыкай, дерьмо! И больше никогда мне не попадайся, понял?

Я отошел в сторону. В этот момент Ленка плюнула Грише в лицо и снова со всей силы ударила его.

- Убила бы тебя, тварь, вот проcто убила бы! – буквально прошипела она. Гриша сжался, не зная, чего ожидать дальше.

- Не надо, пойдем отсюда, а тот тут воняет, как в свинарнике. - Я осторожно взял Лену за руку и повел к двери.

Гриша тоже встал и проводил нас растерянным взглядом. Мне запомнилось его красное лицо с очевидными следами нашего насилия.

- Думаешь, будет молчать? – спросила Ленка, когда дверь закрылась.

- Очень на это надеюсь.

23.

До прихода автобуса мы просидели в баре. От нервов нас потряхивало, мы молчали. Говорить было не о чем. Нас снова тяготило общество друг друга. Хотелось как-то завершить эту эпопею и разбежаться, каждый в свою жизнь. Мне подумалось, что мы как собачки в замке – больно, стыдно, неудобно и очень хочется, чтобы все это быстрее закончилось.

Ленка по телефону разговаривала со своей мамой и, судя по сюсюканью, с ребенком. Ее телефон был отключен, поэтому она звонила домой с моего аппарата. Впервые за все время мне показалось, что как-то она слишком долго болтает, и я даже углубился в подсчеты возможных расходов на роуминг, но потом устыдился. Деньги в любом случае были смешные, а вот мерзкое желание не быть с ней ни сейчас, ни потом – это было подло и противно.

Между тем Гриши не было видно. Я начал беспокоиться, прокручивая в голове всевозможные варианты его поведения – кому он может позвонить, что сказать и чем все это чревато. Все это, если уж прямо, было ерундой, поэтому оставалось просто дождаться его появления и последующих событий.

В итоге он появился ровно за десять минут до обещанного гидом приезда автобуса, когда я уже серьезно собирался отправиться на его поиски.

Гриша тащил на себе огромную сумку, удивив меня напоследок несопоставимостью размеров своего багажа и кратковременностью отдыха.

- У него сумка больше, чем у тебя! – нервно пошутил я.

- Что тебе не нравится в моей сумке? – как-то слишком резко ответила Лена.

«Осталось только поругаться напоследок», - подумал я, но вслух ничего не сказал.

Увидев нас, Гриша быстро прошел через холл на крыльцо и встал там. По стечению обстоятельств, именно там сейчас было жарче всего, но сменить свою дислокацию он не решился – так все время и простоял на улице, под палящими лучами солнца. Автобус задержался минут на двадцать, и к моменту посадки Гриша был весь в поту. Я как-то особенно четко запомнил распаренную солнцем кожу со стекающими по ней струйками, когда проходил по автобусу мимо него.

Во избежание нежелательных встреч (мы уже откровенно дули на воду, обжегшись на молоке) решили сразу сесть порознь. Наверное, со стороны мы выглядели как поссорившаяся на курорте парочка, но особого внимания на нас никто не обратил. Ленка села у окна недалеко от передней двери, и скоро рядом с ней примостились две энергичные тетушки. Я же сел на самое заднее сиденье, чтобы видеть весь салон. Гриша вошел первым и сидел у самого выхода. За все время пути он ни разу не обернулся, а я постоянно сверлил взглядом его затылок, непонятно чего ожидая.

Путь до аэропорта занял гораздо больше времени, чем я рассчитывал. Мы довольно долго кружили по окрестным дорогам, собирая других туристов, а я все время думал, что мог бы сообразить насчет такси, но было уже поздно.

Аэропорт встретил нас кондиционированной прохладой и очередью на регистрацию. Здесь мы тоже встали порознь, как и ехали. Гриша и тут оказался едва ли не первым. Ленка зарегистрировалась вместе с загорелыми шумными тетками. Я стоял в самом хвосте очереди, напряженно глядя на Гришу и Лену.

Лена ни разу не оглянулась. Гриша оглянулся один раз, сразу увидел меня и моментально отвернулся. Я видел, как он кому-то отправил сообщение, это меня напугало, но я успокоил себя мыслью, что сейчас уже ничего не поделаешь.

Наконец, дошла очередь и до меня. Турецкий пограничник устало поставил мне в паспорт штамп, и я пошел гулять по магазинам. Времени до отлета оставалось навалом. Обойдя все, я немного успокоился. Я даже хотел, поправ конспирацию, подойти к Лене и предложить ей посторожить вещи, чтобы и она смогла развлечь себя покупками. Но все-таки не сделал этого и очень быстро убедился, что не зря, – среди тысяч туристов все-таки нашлись знакомые люди - университетский приятель и его новая жена.

Остаток времени я провел, слушая их рассказ о поездке на какие-то неведомые мне водопады. Молодожены были так трогательно счастливы, что мне даже стало завидно. Я что-то мямлил в ответ и с грустью поглядывал на скамейку напротив, где сидела Лена.

Мысли меня посетили неожиданные. Я вспоминал девушек, с которыми в разное время имел какие-то более-менее приличные отношения. И думал: а может, стоило на ком-нибудь из них жениться? Познакомиться, уговорить, увлечь, обмануть, полюбить, заманить – все что угодно. Начать жить вместе, постепенно привыкнуть к ней, всерьез обсуждать свадьбу. Потом свадьба. Нет, конечно, мы оба не хотели всего этого сельского разгула, но в итоге получилось именно так, даже с дракой, но это даже и мило. Короче, чтобы в итоге все было просто и понятно – жена, дети, порядок. И никаких пустых вечеров и одиноких прогулок. Ничего такого, все чинно-благородно.

Странно, но раньше я никогда не думал об этом. Даже живя с Дашей, я только поддакивал ее свадебным планам, внутренне содрогаясь и понимая, что свадьбы никакой не будет. Наверное, это настоящее мужское взросление – когда ты перестаешь бояться свадеб и детей. Более того, начинаешь об этом думать: ведешь себя как девочка-дурочка, в каждой новой любовнице ищешь признаки той самой окончательной женщины, на которой наконец можно остановиться и зажить спокойно, без необходимости знакомиться и потом таскаться на свидания.

Я снова посмотрел на Ленку. Ноги у нее красивые, да. И вообще, интересная девушка. Но не вариант – муж, ребенок опять же. Сложно это все. Да и осадочек после всего останется.

Даша тоже не вариант, это давно понятно. Непонятно только, зачем я так долго время тянул.

Но ведь были же и другие варианты! Наверное, надо быть настырнее, если человек стоящий. Плюнуть на глупые принципы и хоть один раз довести дело до конца. Но нет, каждый раз мне казалось, что впереди что-то другое и какая-то женщина, которой я еще не знаю. И вот я шел, шел, шел, трахал, трахал, трахал – и что? И ничего. Все то же самое, только с каждым новым годом все меньше эмоций и больше усталости. Зачем все это? Почему? Дальше все будет хуже. Характер будет портиться, и в итоге я стану ворчливым, нудным, неопрятным стариком. Пустые дни будут тянуться долго-долго, и смерть уже не покажется такой уж страшной альтернативной бесконечному одиночеству.

Молодожены окончательно потеряли ко мне интерес, я стоял в своих невеселых мыслях, когда объявили посадку. В самолете я первым делом наткнулся на Гришу. Он снова оказался на сиденье у входа, а мое место было далеко позади. Мы на мгновение встретились взглядами, и он первый отвел глаза.

«Интересно, какое он послал сообщение и кому? И что вообще будет?» - думал я, в сотый раз сочиняя разнообразные сценарии окончания неприятного путешествия. Ничего конкретного я не мог придумать, мелькали сцены с участием Гриши и его друзей, муторные объяснения, удары по лицу и все в таком духе.

Самолет традиционно пах туалетом, в соседних рядах пили и снимали пьянство на камеру, шумно отмечая завершение отдыха. Я мучился в неудобном кресле и клялся себе больше никогда-никогда не летать в Турцию, да еще и чартерными рейсами, да еще и с чужими женами. В худшем случае – со своей, ехидно пообещал я себе.

Посадка была очень тяжелая, сначала самолет долго кружил над городом, потом минут сорок не подавали трап. Наконец мы покинули провонявший потом салон, прошли паспортный контроль и отправились к выходу. Развязка была все ближе. На всякий случай я держался рядом со своим приятелем, напряженно глядя вперед. Там я видел Гришу, он шел не оглядываясь и пригнув голову.

Очередь на паспортном контроле стала самым мучительным ожиданием. Я оглянулся. Лена стояла в конце дальней очереди и нервно кусала губы.

Финальный выброс адреналина у меня случился при входе в зал прилетов. Я был внутренне готов увидеть Гришу в обществе встречающих друзей, но, к счастью своему, не увидел ни его, ни кого-либо подозрительного.

Облегчение было таким мощным и интенсивным, что мне захотелось сесть и покурить. Так я и сделал, заказав кофе в тут же расположенном кафе. Прихлебывая горькую бурду, я дождался выхода Ленки. Она нервно оглядела зал и быстро пошла на улицу. Сквозь немытое стекло я увидел, как она села в такси, и только после этого неспешно пошел ловить машину.

Так закончилась эта дурацкая поездка к морю.

Эпилог

После возвращения никакого желания видеться никто из нас, понятное дело, не испытывал. С Гришей мы и раньше не искали встреч, а с Леной… Первое время мы и с Леной совсем не общались - наверное, подсознательно все-таки ожидая развязки и справедливой кары. К счастью, ничего такого не случилось. Я еще раз убедился, что порок торжествует безнаказанно в этом лучшем из миров.

Тем не менее спустя два месяца мы снова стали осторожно переписываться, а потом даже и встретились: неприятный осадок вроде бы осел, и стало любопытно. Встретились, поговорили, даже попытались заняться сексом. Но внутри уже все поломалось, и наша попытка окончилась ничем. В какой-то момент нам обоим стало неловко. Больше мы к этому вопросу не обращались и во время последующих светских встреч за кофе даже и не вспоминали об этом инциденте - мы просто закрыли эту тему, каждый для себя.

Не знаю, как все это чувствовала Лена, но у меня возникло ощущение, будто мы заразили друг друга опасной, мучительной и совершенно неприличной болезнью, и после выздоровления, после изнурительной совместно перенесенной терапии сама мысль о близости стала вызывать только воспоминания о совместно перенесенных страданиях, унижениях и боли.

И тем не менее иногда мы встречаемся с Леной. Необсуждаемое прошлое все-таки связало нас необременительной, еле ощутимой нитью. После общих разговоров ни о чем и ритуального вопроса «Как там Гриша?», задаваемого с ироничной полуулыбкой, она обычно рассказывает мне о своих отношениях с мужем. Я не уверен, что должен все это знать, но слушаю, уже на правах друга, и даже что-то говорю в ответ, общее и необязательное.

Как ни странно, Борис разбогател. Может быть, потому, что вдруг бросил свои лидерские тренинги, а может, потому он их и бросил, что дела пошли в гору. Все бы хорошо, но по каким-то одному ему известным причинам Борис радикально изменил и свое отношение к сексу: он стал изводить Лену бесконечными экспериментами самого разнообразного свойства.

Она не смела ни в чем ему перечить, может быть, и из чувства вины, лишь провоцируя своей покорностью новые и новые опыты. Видя упоение своего супруга, Лена только грустно констатировала, что после вышеописанных событий вся эта постельная суета уже не доставляла ей такого удовольствия, как могла бы. Я жалею ее, искренне и по-дружески, не имея возможности помочь чем-либо еще и боясь, что добром это нежданное экспериментаторство не кончится ни для нее, ни для Бориса. По собственному опыту могу сказать, что сексуальные эксперименты в чем-то похожи на описываемую в книгах магическую инициацию. И переход на каждый новый уровень – это как посвящение в новую магическую степень. Каждый раз снова и снова кажется, что это – край. Дальше – только для конченых извращенцев, но потом понимаешь, что, в общем, ничего такого… Чуть больнее, чуть грязнее, чуть жестче. Но сначала, конечно, сильно вставляет. Это как сигареты или наркотики: сначала торкает с каждой затяжки, а потом сама по себе одна сигарета не значит ничего. Грустно только, что с какого-то момента все это заходит слишком далеко – туда, откуда в нормальную жизнь вернуться трудно.

Поэтому я не делюсь с ней своими опасениями. Не хочется пугать ее печальными предчувствиями. Я смотрю на нее отстраненно, я вижу морщинки вокруг ее глаз, я вижу ее нервной усталой женщиной, которая никогда больше не будет такой юной и беззаботной, какой я узнал ее когда-то. А еще я думаю, что скоро мы совсем перестанем видеться и, наверное, это не так и плохо.

После всех вышеописанных событий Гришу я видел два или три раза. Каждый раз при случайной встрече он неизменно спадал с лица и отворачивался. Надо ли говорить, что специально встреч с ним я не искал, да и он, похоже, тоже. Да и зачем бы? Воспоминания о душном номере в убогом турецком отеле, пропахшем несвежим бельем, алкоголем, табаком и нашими общими выделениями, едва ли ему менее отвратительны, чем мне. Между тем его карьера пошла куда-то совсем не туда, вроде бы его где-то побили, и, говорят, очень сильно. Подробностями я не интересовался и волновался только, не подумает ли он на меня. Судя по тому, что ни в какие органы меня не вызывали, можно сделать вывод, что не подумал. Тем не менее я после этого неприятного случая изрядно понервничал. Сначала в ожидании следователей, а потом – в ожидании, что может настать и моя очередь. Вдруг мне показалось, что это могла быть месть каким-то образом прозревшего Бориса. Но Лена категорически заверила, что такого не может быть, да и я не смог придумать источников его возможной осведомленности. Может быть, нас видел кто-то еще? Кто-то, кого мы все не знали? Впрочем, никакого развития этот сюжет не получил, я успокоился и списал все эти Гришины приключения на его излишнее любопытство и готовность соваться в чужие дела по поводу и без.

Сам же я по приезде попытался навести порядок в своей личной жизни, благо Даша продолжения романа требовать не стала и этим значительно облегчила мне задачу. После некрасивой сцены со слезами и невнятными попытками уговорить меня на какое-то продолжение, я с неожиданной твердостью и безапелляционностью избавился и от Ларисы. Так она навсегда исчезла из моей жизни вместе со своим мужем, ребенком и глупыми надеждами на какое-то наше совместное будущее.

За всем этим наступила осень. Я в очередной раз остался один, но не сильно расстроился. Свободные вечера полезно посвятить раздумьям над жизнью и происшедшими со мной вещами. В конце концов, в жизни масса всего хорошего, чтобы тратить ее на плохое. Надо просто собраться с мыслями и попытаться что-то изменить. Хотя бы бросить курить и заняться спортом.

На самом деле, только закончив эту историю, я понял, зачем начинал ее писать – чтобы попрощаться со всем этим. Только теперь я ощутил, что все это уже перестало быть актуальным и переживаемым настоящим и отныне будет просто воспоминаниями. Так случилось: все то, что я ненавидел когда-то давно, со временем стало частью моей жизни. И теперь с этим всем надо просто жить. Всегда. До самого конца. Потому что жизнь – она одна, другой не будет, это единый процесс, и утешаться стоит уже тем, что все когда-то заканчивается. И после одиночества и отчаяния иногда приходит любовь, а вместе с ней – и счастье.

Екатеринбург, 2007-2008