"Сергей Полищук. Адвокат Дайлис и другие " - читать интересную книгу автораприезжала из Н. та самая бывшая их соседка мадам Цукерман, которая когда-то
варила борщ с мылом. У нее какие-то затруднения с продажей дома, она хотела посоветоваться и привезла курицу. Да и не курицу вовсе - ципленка. Такому замечательному адвокату как он, такому специалисту, можно было бы привезти и что-нибудь получше. Но Дайлис подобного объяснения не принял. - Так вы говорите: "мадам Цукерман?" - переспросил он. - И позавчера тоже - "мадам Цукерман?" И на прошлой неделе? Он был бледен, несколько минут внимательно вглядывался в лицо старухи, потом неожиданно густо покраснел и двинулся на нее. - Хабары?! - кричал он в негодовании. - Зятки! - От волнения он потерял одну согласную, что впрочем, случалось с ним и без того, - Я - общественный судья, рассматриваю дела людей в товарищеском суде, а вы под меня у них взятки берете? Напрасно старуха пыталась ему возразить: ни у кого она взяток не берет, просто люди действительно хотят иногда его, Дайлиса, поблагодарить за его работу, только и всего, но он не желал слушать. - Мамаша, тьфу... Гражданка Белоцерковская! Или здесь, в этом доме, будут советские порядки, или вас здесь не будет, выгоню!... Выгоню геть. вон, и поезжайте назад в эту свою Хацапетовку, или как она там у вас называется, до вашей мадам Цукерман миши варить, а я - чтобы я людям не мог в глаза смотреть, чтобы свою партийную совесть менял на курей? Он задыхался. - Я думаю... Я себе, старый дурак, все время думаю: откуда у нас курица... каждый день... Каждый день чтобы у людей на обед курица? Не может честный советский человек, чтобы у него каждый день... Вор может! грязной, черной, волосатой рукой... И по привычке, по устоявшейся многолетней привычке своей еще прокурорской обличительной практики он расстегнул манжет на рукаве сорочки, и из-под него - толчками, толчками, медленно, но неуклонно прямо в физиономию похолодевшей от страха старухи... Внезапно он ойкнул и схватился за сердце. - "Мне. кажется, немножко нехорошо...". - Но даже не это. не напоминание о тяжелом сердечном недуге, не так давно им перенесенном, а то, что завтра - субботник, Всесоюзный ленинский коммунистический субботник, на котором ему предстоит изрядно потрудиться, а, стало быть перед тем нужно и отдохнуть как следует, привело его в чувство. Потому, что для него субботник, объяснил он, это - не хихань-ки-хаханьки, как для некоторых теперь молодых, которые только для того и приходят, чтобы полчаса повалять дурака, а потом выпить пару хороших рюмок водки и гупать под радиолу... И - тьфу! - обжимать баб... Словом, конфликты в семье случались самые разнообразные. И чем сложнее становились отношения трех этих людей, тем все больше и больше отдавал себя Дайлис общественной деятельности, прямо-таки погружался в нее с головой, но в то же время и хирел, и чах. И умер на субботнике. Похоронили Дайлиса в том самом выгоревшем рыжеватом пиджачке (другого у него не было), в котором последние годы жизни он ходил в консультацию, а до этого с серебрянными погонами и зеленым кантом, с впечатляющими золотыми пуговицами много лет носил его, будучи работником прокуратуры. И на кладбище его проводили всего пять или шесть человек: жена с тещей, да кто-то из |
|
|