"Сергей Полищук. Адвокат Дайлис и другие " - читать интересную книгу автора

приезжала из Н. та самая бывшая их соседка мадам Цукерман, которая когда-то
варила борщ с мылом. У нее какие-то затруднения с продажей дома, она хотела
посоветоваться и привезла курицу. Да и не курицу вовсе - ципленка. Такому
замечательному адвокату как он, такому специалисту, можно было бы привезти и
что-нибудь получше. Но Дайлис подобного объяснения не принял.
- Так вы говорите: "мадам Цукерман?" - переспросил он. - И позавчера
тоже - "мадам Цукерман?" И на прошлой неделе?
Он был бледен, несколько минут внимательно вглядывался в лицо старухи,
потом неожиданно густо покраснел и двинулся на нее.
- Хабары?! - кричал он в негодовании. - Зятки! - От волнения он потерял
одну согласную, что впрочем, случалось с ним и без того, - Я - общественный
судья, рассматриваю дела людей в товарищеском суде, а вы под меня у них
взятки берете?
Напрасно старуха пыталась ему возразить: ни у кого она взяток не берет,
просто люди действительно хотят иногда его, Дайлиса, поблагодарить за его
работу, только и всего, но он не желал слушать.
- Мамаша, тьфу... Гражданка Белоцерковская! Или здесь, в этом доме,
будут советские порядки, или вас здесь не будет, выгоню!... Выгоню геть.
вон, и поезжайте назад в эту свою Хацапетовку, или как она там у вас
называется, до вашей мадам Цукерман миши варить, а я - чтобы я людям не мог
в глаза смотреть, чтобы свою партийную совесть менял на курей?
Он задыхался.
- Я думаю... Я себе, старый дурак, все время думаю: откуда у нас
курица... каждый день... Каждый день чтобы у людей на обед курица? Не может
честный советский человек, чтобы у него каждый день... Вор может!
Расхититель государственного и общественного имущества, который своей
грязной, черной, волосатой рукой...
И по привычке, по устоявшейся многолетней привычке своей еще
прокурорской обличительной практики он расстегнул манжет на рукаве сорочки,
и из-под него - толчками, толчками, медленно, но неуклонно прямо в
физиономию похолодевшей от страха старухи...
Внезапно он ойкнул и схватился за сердце. - "Мне. кажется, немножко
нехорошо...". - Но даже не это. не напоминание о тяжелом сердечном недуге,
не так давно им перенесенном, а то, что завтра - субботник, Всесоюзный
ленинский коммунистический субботник, на котором ему предстоит изрядно
потрудиться, а, стало быть перед тем нужно и отдохнуть как следует, привело
его в чувство. Потому, что для него субботник, объяснил он, это - не
хихань-ки-хаханьки, как для некоторых теперь молодых, которые только для
того и приходят, чтобы полчаса повалять дурака, а потом выпить пару хороших
рюмок водки и гупать под радиолу... И - тьфу! - обжимать баб...
Словом, конфликты в семье случались самые разнообразные. И чем сложнее
становились отношения трех этих людей, тем все больше и больше отдавал себя
Дайлис общественной деятельности, прямо-таки погружался в нее с головой, но
в то же время и хирел, и чах.
И умер на субботнике.
Похоронили Дайлиса в том самом выгоревшем рыжеватом пиджачке (другого у
него не было), в котором последние годы жизни он ходил в консультацию, а до
этого с серебрянными погонами и зеленым кантом, с впечатляющими золотыми
пуговицами много лет носил его, будучи работником прокуратуры. И на кладбище
его проводили всего пять или шесть человек: жена с тещей, да кто-то из