"Валерий Полищук. Смысл-54 (Сборник "Поселок на краю галактики")" - читать интересную книгу автора

момент переходить к исходным данным, то вместо белореченского проекта
предстало перед ним лицо Ольги Сергеевны. А потом ни с того ни с сего
припомнилась мать, и выражение лица у нее было похожее, тревожное.
Припомнился запах ее комнаты - запах старого, обжитого дома, незнакомый
обитателям бетонных машин для житья, и полезли в голову многие другие
вещи, на внутреннем языке ни названия, ни цены не имевшие.
А дальше явился к нему глагол "откупаться", на внутреннем языке
малозначительный, но на внешнем - Михаил Петрович вдруг понял это с
леденящей ясностью - исчерпывающий его убогую жизнь до самого дна. Кому
нужна эта его иссушающая работа, если он за свои сорок два года не
порадовал, не осчастливил ни одно живое существо, не догадался даже
завести детей, если с кроткой женщиной, живущей только ради него, он
разговаривает разве что о полочках на балконе? Теоремы Швиндлера,
наверное, выдумка, баловство - все, кроме пятьдесят четвертой. Кроме
Теоремы Этики.
Рязанцев еще попытался вернуться в себя. Сделал несколько дыхательных
упражнений, которым его выучил Василий Степанович, но внутренний язык уже
не возвращался. Пришлось снова включить машину я взяться за телефонную
трубку. Он знал: Василий Степанович, к счастью, тоже работает в эту ночь
на машине.
- Вы были глубоко неправы насчет меня в смысле пятьдесят три, - глухо,
без приветствия произнес он в трубку.
- Не может быть, - всполошился приятель. - Неужели не идет?
- Не идет. И не может пойти, так сказать, в смысле пятьдесят четыре. Не
та я особь, до эволюции не дорос. И вообще - все это баловство, - Михаил
Петрович открыл в себе способность невесело усмехаться.
- Не надо отчаиваться, - засуетился Василий Степанович. - Это бывает.
Киай приходит не всегда.
- При чем тут ваш киай? На кой мне черт эти диалекты, я только начинаю
понимать русский язык, Скажите лучше, не загружена ли наша большая, -
перебил его Рязанцев.
- Сегодня свободно, - уныло ответил приятель.
- Тогда позвольте мне подключиться...
В том институте строжайше запрещали подключать к большой машине
посторонних. Рязанцев знал это, но вдруг понял, что Саркисяна подводить
нельзя. Большая могла разделаться с оптимальным вариантом за два часа.
Василий Степанович никогда не слышал, чтобы Рязанцев кого-нибудь о
чем-нибудь просил. "Черт с ним, с Калмыковым", - решил он про себя, а
вслух сказал коротко:
- Включаю.


Теперь у Михаила Петровича было два свободных часа. Он запер машинный
зал и побежал в соседний двор. Магазин был уже закрыт, но около служебного
входа возился с какими-то ящиками дюжий детина в тельняшке и с беломориной
в зубах.
- Будьте любезны сказать, - обратился к нему Рязанцев, - нельзя ли
здесь раздобыть пакет молока?
- Вот тебе на, - был ответ. - Я-то думал, ты за бутылкой.
И звучало это "ты" совсем не обидно.