"Порфирий Порфирьевич Полосухин. Записки спортсмена-воздухоплавателя и парашютиста " - читать интересную книгу автора

в первый агитационный полёт. Я был несказанно рад, узнав, что полечу на
одном из них вместе с опытным воздухоплавателем - инструктором Сергеем
Поповым и моим приятелем Александром Фоминым.
Вылетали мы вечером, в торжественной обстановке после небольшого
митинга, на котором присутствовали руководители аэрофлота и командир
агитэскадрильи известный журналист Михаил Кольцов. Не без волнения забрался
я в маленькую, сплетённую из прутьев ивы, четырёхугольную гондолу.
Сгущались сумерки. Порывистый ветер с глухим шумом налетал на оболочку
шара, свистел в туго натянутых стропах. Этот шум, шелест и хлопанье материи
напоминали мне о море. Казалось, что где-то вблизи плещут пенистые волны.
Я, пожалуй, совсем бы размечтался, но тут Попов велел мне помочь
Фомину проверить количество балласта - песка, насыпанного в небольшие
брезентовые мешки. Пока мы их пересчитывали, командир экипажа осмотрел
навигационные приборы, подписал документы о приёмке аэростата.
Стартер скомандовал:
- Выдернуть поясные!
Над нами зашуршали верёвки, продетые в особые петли на верхней части
оболочки. Верёвки, извиваясь, упали на землю. Теперь аэростат удерживали
только тесно обступившие гондолу люди. Наконец, после ряда других команд,
прозвучало:
- Дай свободу!
Гондолу отпустили, и она, сильно раскачиваясь, оторвалась от земли.
Тотчас стало неожиданно тихо. Можно было подумать, что ветер внезапно
прекратился. На самом же деле мы летели вместе с ветром. Он подхватил
воздушный шар и увлёек его в сторону от старта. Площадка оказалась далеко
внизу и быстро исчезла в темноте.
Захваченный впечатлениями, я глядел на появлявшиеся внизу
электрические огни населённых пунктов. Попов, много раз летавший над
Подмосковьем, уверенно определял их названия. Вокруг царила глубокая
тишина. И в то же время мы находились в мире разнообразных звуков.
Монотонно тикали авиационные часы. Им вторил часовой механизм,
поворачивающий барабан барографа - прибора, который автоматически
записывает изменение высоты полёта. На проплывавших под нами дорогах порою
раздавался шум автомашин. Где-то прогудел паровоз, и у меня возникло давно
знакомое ощущение пространства, которое, вероятно, испытывал всякий,
услыхав поздней ночью одинокий паровозный гудок.
Я был очень удивлён, когда Попов перегнулся через борт гондолы, сложил
рупором ладони и, не особенно напрягаясь, крикнул.
- Эй! Какая деревня?
Снизу после минутного молчания явственно послышася ответ. Вероятно,
местного жителя немало озадачил вопрос, заданный кем-то невидимым с неба. В
это время мы находились на высоте 300 метров. Оказывается, с такой высоты
можно свободно разговаривать с землёй! Этим примитивным, хотя и занятным,
способом ориентировки воздухоплаватели вскоре стали пользоваться лишь в
исключительных случаях. Мы должны были уметь определять своё
местонахождение по всем правилам штурманской науки. Тот же, кто прибегал к
крикам для восстановления потерянной ориентировки, становился предметом
довольно ядовитых шуток. У нас даже появился по этому поводу доморощенный
анекдот. Один пилот якобы поднялся вечером в тихую погоду с окраины Москвы
и пробыл на аэростате всю ночь, не зная из-за тумана, что его почти не