"Алексей Полстовалов. Сын " - читать интересную книгу автора

реальности происходящего, как сделал бы человек с менее крепкими нервами, он
не испугался внезапно за свою жизнь, за что его никто не мог бы осудить. Со
всем этим он уже давно смирился: он стал свидетелем чудовищной метаморфозы,
и многие события, о которых упоминать здесь не время и не место, не
позволяли считать ее галлюцинацией; он уже был готов встретить смерть,
которая, так или иначе, освободила бы его из того кошмара, в который он
помимо своей воли, но, что парадоксально, именно по своей воле был втянут.
Но эти слова, а точнее, то, как эти слова были переданы в мозг Черчстона,
заставили его задать себе вопрос, который, было ли это оттого, что он
находился под влиянием Артура, или существовали некие иные причины, за время
превращения ни разу не приходил ему в голову: а была ли оправдана эта
жертва? Тем временем сын продолжал:
- Тогда открой книгу на сорок восьмой странице. Ты там найдешь один
рисунок...
- Что это такое? - перебил его отец. Иллюстрация изображала еще одно
существо, отдаленно напоминающее первое, то есть то, чем к тому времени уже
являлся Артур. Оно также имело жирное бесцветное тело, членистые ноги и тот
же безжизненный взгляд. Единственное, что отличало его от Артура, был хобот,
или какое-то его подобие, скорее, это было непропорционально вытянутое рыло,
подобия которому не найти ни в одном из животных, населяющих эту планету.
Передать отвращение, которое испытал граф, невозможно; и хотя тот мир,
который открылся ему за столь краткий срок, и который, возможно, свел бы с
ума не одного из достойнейших представителей рода сего, узнай они о его
существовании, и перестал вызывать у него ужас и отвращение, ибо он жил в
этом мире, и каждая минута его существования подтверждала реальность слов
Артура, он, словно предчувствуя развязку, почувствовал, как холод своими
цепкими когтями сжимает его душу, поэтому он сорвавшимся голосом повторил:
- Что это такое? Зачем этот рисунок...
Черчстон сам признается, что едва ли слышал свои слова, ибо его разум
был поглощен видением, которое я никогда не решусь пересказать. Образ,
представший перед его взором, был ликом далекого прошлого, о котором помнят
лишь ветра с незапамятных времен странствовавшие по Земле, и бывшие
свидетелями тех чудовищных творений, которые она неосторожно создала в пору
своей юности, и которым она опрометчиво позволила возродиться. И там, в этом
богомерзком прошлом, Черчстон кормил своего сына. Его хобот, перекачивающий
некую субстанцию в то, что разум не позволяет назвать ртом, извивался в
чудовищных конвульсиях...
- Да, Отец, это ты. Мы были многие годы назад, и мы существуем сейчас.
Мы должны завершить Метаморфозу. Ты должен стать тем, что предназначено
тебе...
...Никто не в силах постичь того, что бы было сейчас со всем
человечеством, если бы Черчстон не сделал того, что он совершил. То, какой
нежной и беспомощной оказалась бледно-серая плоть существа под безжалостными
ударами молотка, не поколебало воли графа, даже предсмертный крик сына,
который был очень, почти похож на голос Артура, еще не познавшего
Метаморфозу, не остановил его...
Здесь мне нужно было бы прекратить повествование, но, решив ни в чем не
отступать от истины, я вынужден продолжить, и хотя бы вкратце описать то,
что последовало за Уничтожением. Граф и близкий ему человек, чьего имени я
назвать не могу, похоронили тело в горах, надежно засыпав его камнями.