"Александр Полухин "Чужой орден" [H]" - читать интересную книгу автора

себе.
- Вот ты говоришь, что рыбалка - это развлечение. Так и все думают.
Потому и считают меня никчемным человеком, вроде у меня в жизни сплошное
развлечение. Мол руки у него золотые, а в голове тина хоперская, вот и
пропадает человек: ни семьи, ни двора, ни покою, ни дела настоящего нет. А
с моими руками, верно, я мог бы здорово жить. Может, теперь с районной
Доски почета глядел бы. & цеху мой портрет сколько лет под стеклом висел.
- Ты и сейчас золотой работник, - осторожно вставил я, боясь спугнуть
порыв его откровения.
- Какой теперь из меня работник, - не то с грустью, не то с отчаянием и
безнадежностью проговорил Жора. - Не могу я в цеху работать. Да и по натуре
я рыболюб, на воде и вырос. Не гожусь я летать. А вот тут, на Хопре, душе
вольно и рукам простор.
Он с минуту помолчал, словно собираясь с мыслями, и заговорил снова.
- Как-то третьего года задумал я к Добринскому повороту отправиться.
Случилось это в конце августа. Лето тогда сухое было, жарынь стояла
страшная. Подъезжаю к Котовскому перекату, и что-то мне в глаза бросилось:
за тальником на прогалине птицы крутятся. Думаю, что они там собрались?
Пристал к берегу и глазам не верю. Все годы там поляна была, летом траву
косили, а тут вдруг болото, в середине озерцо блестит и воду вроде на ветру
рябит. Подхожу ближе - батюшки мои! Мелюзга там кишмя кищит и не то, что
овсянка, а такая, что уж породу можно определить. Оказывается что же?-В
полую воду сюда рыба на бой выходила, это я давно знал. Но раньше бывало,
как вода станет в берега вбираться, так и сбежит по ручейку, и рыбешка вся
уходила. А тут случилось, Хопер весной поднял илом берег и запер воду.
Вначале озеро было, а потом пересохло. А они бедные сбились в кучу и
погибают. Что тут делать? Постоял я, посмотрел на них, прикинул в уме, с
чего начинать, и принялся за работу.
Поначалу ведер сто воды из Хопра в озерцо перетаскал,. чтобы им было чем
дышать, а потом за лопату взялся.
Больше суток спины не разгибал: канаву к Хопру рыл. Ночь тогда лунная
была, ну я и спешу. Сам, как судак, от поча просолился. Наконец разрыл
насыпь, пустил по канаве воду, а там, уже не вода, а месиво. Я опять за
ведра. И пошли мои мальки. Всех до единого спустил. Последних, которые
ослабели, ведром носил в реку. Как сейчас вижу: солнышко уже на дубки
поднялось, скоро припекать начнет, тороплюсь я, а они идут по канаве
лениво, видать последние силенки на исходе. А я что пастух над стадом, за
порядком наблюдаю, то дорогу им расчищу, то водички плесну, бегаю, как
угорелый, то вдоль канавы, то за водой.
А когда дошли до Хопра, глотнет малец настоящей водички, на миг
остановится, словно шалеет от радости, а потом как стрельнет! Откуда и
резвость взялась. А у меня от счастья слезы наворачиваются. Погляди тогда
кто со стороны - сказал бы, что человек с ума свихнулся. А я и на самом
деле ненормальным был. Вожусь с ними и разговариваю, словно с детьми. И
ликование в душе такое, будто я подвиг какой совершил. И только когда
покончил все дело, тогда почувствовал, что все суставы ломит, терпения нет,
спины не разогну и пальцы загрубели, как деревянные. Кое-как добрался до
кустов, свалился на песок и спал с обеда до полуночи, пока холод не
разбудил. Потом недели две болел. Боялся в больницу упекут, но ничего, все
обошлось, сам на ноги встал.