"Юрий Михайлович Поляков. Ветераныч (Рассказ) OCR Michael Koshelev" - читать интересную книгу автора

ячейка общества имела перед глазами более прозаические части оного тельца.
Когда же в субботу вечером все хозяйки разом на трех коммунальных кухнях
начинали стирать белье в совершенно одинаковых оцинкованных корытах, по
коридорам общежития полз такой густой туман, что ходить можно было только
ощупью. В остальные дни корыта в три ряда висели на стенах, словно щиты
предков в рыцарском замке.
Потом была война, такая долгая и кровавая, что новоиспеченный
генералиссимус на победном банкете поднял тост не за мужество, не за
героизм, но за _долготерпение_ своих подданных.
У нас, ребят, родившихся в пятидесятых, имелась некоторая подробность:
одни были детьми отцов-фронтовиков, другие - отпрысками родителей, не
поспевших на поле брани. "Так ли это важно?" - спросите вы. Отвечу: в
будни, наверное, и не очень важно, но вот в праздники, особенно 9 Мая...
В этот день, звеня медалями, во двор нашего общежития выходил дядя Коля
Калугин и, не выпуская изо рта дымящейся "беломорины", подзывал своего сына
- моего друга Мишку, клал ему на плечо искалеченную двухпалую руку, и они
отправлялись на угол пить соответственно пиво и лимонад. Это впечатляло,
тем более что мой собственный отец непростительно замешкался родиться и
опоздал к всенародной схватке с фашизмом.
Наше общежитие имело свой собственный двор, забетонированный каменной
стеной с воротами, запиравшимися на огромный засов. Все это осталось от
купца-оптовика, который интересовался политикой и даже прятал у себя под
видом дворника известного революционера-террориста.
Мы делили двор с заводской столовой, поэтому он всегда был завален
пустыми ящиками, коробками, картофельной шелухой, а в здоровенных
алюминиевых кастрюлях заветривались свежеоскобленные ребра и мослы.
Казалось, наряд милиции недавно спугнул компанию подгулявших людоедов.
Именно здесь, "на ящиках", и собирались мальчишки общежития для решения
своих серьезных проблем. Карманные деньги в ту пору водились только у
Леника, сына заместителя директора молокозавода, поэтому на роль всеобщего
эквивалента стихийно выдвигались то марки, то старинные монеты, то боевые
медали... К этим знакам воинской доблести тогда относились без надлома,
отцы охотно выдавали детям для игр, а в случае потери ограничивались
дежурными подзатыльниками.
Ходили по рукам и бесхозные медали тех, кто не дожил до того времени,
когда на смену слову "фронтовик" окончательно пришло слово "ветеран".
К нам "на ящики" нередко заглядывал и даже подсаживался комендант
общежития Семен Валерьянович Черенцов, пузатый, краснолицый дядька с
мягким, задушевным голосом, каким в радиопостановках обычно говорят
волшебники или маскирующиеся предатели Родины. В нашем общежитии Черенцова
за глаза звали "Ветераныч".
Итак, он приходил к нам "на ящики", подсаживался и некоторое время
внимательно слушал, как мы взахлеб пересказываем друг другу содержание
фильма, виденного накануне в кинотеатре "Новатор". Потом, выбрав паузу,
Ветераныч вздыхал и клал нам на плечи свои пухлые руки. На тыльных сторонах
ладоней у него были синие пороховые татуировки: на левой - окутанная
язычками пламени дата - "1941", на правой - перевитая лаврами и лентами
другая дата - "1945". Мой друг Мишка, попытавшийся однажды наколоть на руке
собственное имя и потом в течение месяца не имевший возможности сесть на
вспаханный отцовским ремнем зад, уверял, будто сделать такую, как у