"Юрий Михайлович Поляков. Ветераныч (Рассказ) OCR Michael Koshelev" - читать интересную книгу автора

себя неувядаемой славой и получили высокое звание гвардейцев, связавшее их
со славными традициями русского оружия, о которых будущий генералиссимус
внезапно вспомнил, когда немцы били по Москве чуть ли не из пушек. Для
убедительности мама заверила тетрадный листок в заводоуправлении круглой
колосистой печатью.
Но и мой друг Мишка не терял времени даром: от своего дяди он получил
монокль и подробно изложенную на бумаге историю этой вражьей стекляшки,
которая была обнаружена Мишкиным дядей-разведчиком в немецком штабе в
стакане еще теплого чая, куда монокль выпал из полковничьей глазницы в тот
самый миг, когда полковник резко вскинул брови, услышав невероятную
новость: русские перешли границу тысячелетнего рейха!
Я и мой друг Мишка шли, как говорится, ноздря в ноздрю. А в школе уже
начали подводить предварительные итоги, и становилось ясно, что не нам, не
нам достанется Ленинград с его Медным всадником, Летним садом,
разводящимися мостами и потрясающим, если верить слухам, сливочным
пломбиром...
Однажды вечером, когда я одиноко сидел "на ящиках" и горевал, точно
сестрица Аленушка, утратившая братца Иванушку, ко мне подрулил Ветераныч.
- Не прикрыли еще ваш музей? - поинтересовался он.
- Нет. А что?
- Нужны еще экспонаты?
- Нужны...
- Чего ж тогда ко мне не зайдешь?
- К вам? - искренне удивился я.
- Ко мне! Заходи! Есть одна вещица - память о фронтовом друге.
В тот же день я отправился к Ветеранычу. Никогда раньше бывать у него
мне не приходилось, хотя в остальных тридцати шести комнатах общежития я
неоднократно гостил и даже ужинал, если, случалось, родители опаздывали с
вечерней смены.
Дверь у Ветераныча была железная. Рассказывали, что раньше там
располагалась купеческая кладовая, куда галантный оптовик прятал от жены
своих приятельниц.
Оказалось, Ветераныч жил очень даже неплохо: в углу стояла деревянная
полированная кровать, а не какое-нибудь панцирно-никелированное сооружение,
напоминающее спортивный батут. Рядом пристроились трехстворчатый шкаф и
сервант с горкой. На стеклянной полочке большой хрустальный графин принимал
парад рюмок и фужеров, а в глубине, среди чашек, плутал фаянсовый Сусанин с
топором, заткнутым за красный кушак. Пол в комнате был так густо
намастичен, что подметки при ходьбе прилипали к паркету и звонко
отщелкивали. За окном, на прохладе, висела туго набитая продуктами авоська.
- Садись, красный следопыт! - пригласил меня Ветераныч.
Над столом, накрытым для вечернего чаепития, висел в рамочке небольшой,
пожелтевший фотоснимок: три молодых, коротко остриженных бойца стоят,
обнявшись, и радостно улыбаются друг другу.
- Это я! - гордо указал Ветераныч на одного из красноармейцев, самого
худенького.
И это в самом деле был он.
- А вот - Витька Кирьянов, - ткнув пальцев, пояснил Ветераныч, - дружок
мой... Пал смертью храбрых. Только пилотка осталась...
И Семен Валерьянович положил передо мной старенькую, засалившуюся на