"Глаза чужого мира" - читать интересную книгу автора (Вэнс Джек)Волшебник ФарезмГоры остались позади, темные ущелья, горные озера, скалистые вершины, где гуляло эхо, — все казалось теперь угольночерной стеной на севере. Некоторое время Кугель брел по краю невысоких округлых холмов с густыми рощицами синечерных деревьев вдоль гребня. Потом нашел едва заметную тропу, которая после долгих извивов привела его на юг и наконец вывела на просторную темную равнину. В полумиле справа поднималась линия высоких утесов, немедленно привлекших внимание Кугеля и пронзивших его мучительной болью уже виденного. Он, заинтригованный, уставился на них. Когдато в прошлом ему были знакомы эти утесы. Когда? Память не давала ответа. Он устроился отдохнуть на невысокой, покрытой лишайником скале, но тут Фиркс потерял терпение и подбодрил его очередным спазмом. Кугель вскочил на ноги, стеная от усталости и потрясая кулаком в сторону югозапада, где предположительно находился Олмери. — Юкуону, Юкуону! Если бы я смог отплатить тебе хотя бы за десятую долю моих обид! Он направился по тропе, под холмы, которые навевали смутные воспоминания. Далеко внизу простиралась равнина, заполняя три четверти горизонта красками, очень похожими на цвета покрытой лишайником скалы, только что покинутой Кугелем: черные заплаты лесов, серая россыпь камней там, где руины заполняли целую долину, невзрачные полосы серозеленого, серокоричневого, свинцовый проблеск двух широких рек, исчезающих в дымке у горизонта. После короткого отдыха у Кугеля занемели все суставы. Он прихрамывал, и дорожный мешок натирал ему бедро. Но мучительнее был голод, сжимающий внутренности. Еще один зуб против Юкуону! Правда, Смеющийся маг снабдил Кугеля амулетом, превращающим несъедобные субстанции, такие как трава, дерево, земля и тому подобное, в питательную пасту. К несчастью — таков язвительный юмор Юкуону, — паста сохраняла вкус исходного вещества, и за время перехода через горы Кугель не пробовал практически ничего, кроме молочая, белокрыльника, стручков акации, дубовых прутьев и дубильных орешков. Кугель ел по минимуму, его длинная худощавая фигура стала изможденной, скулы выступали как жабры, черные брови, некогда выгибавшиеся столь самодовольно, теперь лежали плоско и безжизненно. Дада, Юкуону должен за многое ответить! И Кугель обсуждал сам с собой, какой именно будет его месть, если когданибудь он отыщет путь назад, в Олмери. Тропа свернула вниз, на широкую каменистую равнину, где ветер вытесал тысячи гротескных фигур. При осмотре местности Кугелю показалось, что он видит среди природных форм некую закономерность. Он приостановился и оценивающе потер длинный подбородок. Рисунок улавливался с большим трудом — по правде сказать, он был настолько трудноуловимым, что Кугель задумался, не является ли картинка порождением его собственных фантазий. Подойдя поближе, путник различил новые сложные детали: извивы, ответвления, завитки, диски, седловины, скрученные сферы, складки и изгибы, веретена, остроконечные копьеобразные выступы — самая трудоемкая, кропотливая и замысловатая резьба по камню, какую только можно было представить. Вне всякого сомнения, создали красоту отнюдь не случайные усилия стихий. Кугель озадаченно нахмурился. Он пошел дальше и мгновение спустя услышал голоса и звяканье инструментов. А вскоре наткнулся на группу рабочих, человек пятьдесят, рост которых колебался от трех дюймов до двенадцати футов. Кугель осторожно, крадучись, приблизился. Но работники не стали обращать на незнакомца внимание, продолжая долбить, высверливать, процарапывать, зондировать и полировать с преданностью и рвением. Кугель наблюдал за ними несколько минут, потом подошел к мастеру, человеку трех футов ростом, который сверялся с разложенными перед ним планами, сравнивая их с ведущимися работами при помощи хитроумного оптического устройства. Он, казалось, замечал все сразу, выкрикивая инструкции, отчитывая, предостерегая от ошибок, наставляя менее искусных в обращении с инструментами. Для пояснения замечаний он использовал невероятно удлиняющийся указательный палец, который вытягивался на тридцать футов, когда надо было постучать по участку скалы или быстро нацарапать схему. Мастер отступил назад на пару шагов, временно удовлетворенный работой, и Кугель шагнул к нему. — Чем вы занимаетесь? — Работа такая, как видишь, — ответил мастер пронзительным и звучным голосом. — Из природных скал высекаем определенные фигуры по требованию волшебника Фарезма… Эй! Эй! — Крик адресовался человеку ростом на три фута выше Кугеля, бьющему по камню заостренной колотушкой. — Думай, когда работаешь! Указательный палец выстрелил вперед. — Будь очень осторожен на этом стыке, видишь, как легко тут крошится камень. Нанеси здесь удар шестой степени интенсивности по вертикали с помощью полусильной хватки. А затем — удар четвертой степени интенсивности по направлению к паху. После используй рашпиль, чтобы убрать неровности. Когда работа снова пошла споро, он занялся изучением планов, покачивая головой и недовольно хмурясь. — Слишком медленно! Резчики работают будто в наркотическом дурмане или же проявляют ослиную тупость. Только вчера Дадио Фессадиль — вон тот, трех локтей ростом, с зеленым платком, — использовал для отверстия в бусине небольшого вывернутого четырехлистника замораживающий стержень девятнадцатого калибра. Кугель удивленно покачал головой, сожалея о столь вопиющей ошибке. — А к чему эти труды? — поинтересовался он. — Не могу сказать, — ответил мастер. — Работы идут триста и восемнадцать лет, но за это время Фарезм ни разу не объяснил мотивов. Но он проводит осмотр каждый день и сразу указывает на ошибки. Тут начальник отвернулся, чтобы проконсультироваться с человеком, едва доходившим Кугелю до колена. Тот высказывал сомнения насчет глубины некоего завитка. Мастер, справившись в указателе, разрешил проблему. Потом снова обратился к Кугелю, на этот раз откровенно оценивая его. — Ты кажешься проницательным и ловким человеком. Не хочешь наняться на работу? Нам не хватает нескольких резчиков категории поллоктя или, если ты предпочитаешь занятие, требующее большего проявления силы, нам как раз бы пригодился ученик камнедробильщика ростом шестнадцать локтей. Твой рост легко приспособить в обоих направлениях, а перспективы для продвижения и тут и там одинаковы. Как видишь, я отношусь к категории четырех локтей. И достиг положения наносящего удары за один год, создающего формы — за три, помощника щебенщика — за десять и уже девятнадцать лет служу главным щебенщиком. Мой предшественник происходил из категории двух локтей, а до него главный щебенщик был ростом десять локтей. Он продолжал перечислять преимущества работы, которые включали в себя питание, кров, отборные наркотики, привилегии нимфария, оклад от десяти терций вдень и прочие блага, в том числе услуги Фарезма как гадальщика и изгоняющего бесов. — Кроме того, Фарезм содержит на свои средства академию, где все могут обогатить свой разум. Я, например, обучаюсь идентификации насекомых, геральдике королей древнего Гомаза, пению в унисон, практической каталепсии и ортодоксальной доктрине. Нет более щедрого хозяина, чем волшебник Фарезм! Кугель подавил улыбку при виде энтузиазма главного щебенщика. Однако в животе бурчало от голода, и он не стал сразу отвергать предложение. — Я никогда раньше не думал о подобной карьере, — вкрадчиво заявил он. — Ты перечислил преимущества, о которых я и не помышлял. — Это так. О них знают немногие. — Я не могу сразу сказать «да» или «нет». Это ответственное решение, и я полагаю, мне следует обдумать его всесторонне. Главный щебенщик согласно кивнул. — Мы поощряем осмотрительность у наших работников, ведь каждый удар должен достигать желаемого эффекта. Для того чтобы исправить неточность размером с толщину ногтя, приходится убирать целый блок и вставлять новый в гнездо от старого, после чего все начинается заново. А пока работа не достигнет той же стадии, что была раньше, всем рабочим отказывается в привилегиях нимфария. Следовательно, мы не хотим, чтобы к группе присоединялись неблагоразумные или порывистые новички. Фиркс, внезапно встревожившись, что Кугель опять норовит задержаться, выразил протест самым жутким образом. Кугель, схватившись за живот, отошел в сторону и на глазах недоумевающего главного щебенщика завел жаркий спор с Фирксом. — Как идти дальше без пищи? Ответом Фиркса было колющее движение шипов. — Невозможно! — воскликнул Кугель. — Амулета Юкуону теоретически достаточно, но я больше не могу переваривать молочай. Помни, если я упаду мертвым прямо на дороге, ты никогда не встретишься со своим братом в бочке Юкуону! Фиркс убедился в справедливости аргумента и неохотно успокоился. Кугель вернулся к кафедре, но главный щебенщик в это время отвлекся на кусок большого турмалина, препятствующий изгибу некой сложной спирали. Наконец Кугелю удалось завладеть его вниманием. — Пока я взвешиваю предложение о найме на работу и противоречивые преимущества уменьшения и удлинения, мне понадобится ложе, на котором я мог бы прилечь. Я желаю также испробовать описанные тобой привилегии. — Твоя осторожность похвальна, — заявил главный щебенщик. — Люди в наше время имеют обыкновение с ходу соглашаться на действия, а позже сожалеть о содеянном. Все было не так в дни моей юности, когда преобладали умеренность и рассудительность. Я устрою тебе допуск на жилую территорию, где ты сможешь убедиться в истинности всего, сказанного мною. Ты обнаружишь, что Фарезм строг, но справедлив, и только у тех, кто обтесывает камень без всякой охоты, есть причины для жалоб. Но смотри! Вот и сам волшебник. Фарезм прибыл для ежедневного осмотра! Вверх по тропе поднимался человек внушительного роста в просторных белых одеждах. Выражение его лица хранило благодушие, волосы походили на желтый пух, глаза обращались к небу, словно он предавался созерцанию чегото несказанно возвышенного. Его руки были степенно сложены на груди, а передвигался он, даже не шевеля ногами. Рабочие, сняв шапки и кланяясь в унисон, нараспев произнесли уважительное приветствие, на которое Фарезм ответил наклоном головы. Завидев Кугеля, приостановился, быстро оглядел работу, которая была завершена к этому времени, а потом неторопливо заскользил к главному. — Все сделано с приемлемой точностью, — сказал он главному щебенщику. — Помоему, полировка на нижней стороне наружной проекции пятьдесят шестьшестнадцать не совсем ровная, и я разглядел крошечный скол на вторичной опояске девятнадцатого выступа. Ни одно из этих обстоятельств не имеет большого значения, и я не стану выражать порицание. — Недостатки будут устранены, а на неосторожных работников наложено взыскание — по меньшей мере! — с гневом и страстью воскликнул главный щебенщик. — А сейчас я хочу представить тебе возможное пополнение нашей рабочей силы. Он заявляет, что у него нет опыта по данной части, и размышляет, присоединяться ли к нашей группе. Если он вступит в наши ряды, его ждет обычный срок в качестве собирателя мусора, до того ему доверят заточку инструментов и предварительную раскопку. — Да, это соответствовало бы обычной практике. Однако… Фарезм легко скользнул вперед, взял левую руку Кугеля и принялся изучать его ногти. Его благодушное лицо стало задумчивым. — Я вижу противоречия четырех видов. Тем не менее очевидно, что лучше всего твои способности проявятся гденибудь в другом месте, а не в обработке камня и придании ему формы. Я советую тебе поискать другое, более подходящее занятие. — Хорошо сказано! — вскричал главный щебенщик. — Волшебник Фарезм демонстрирует непогрешимый альтруизм! Для того чтобы не отстать от него, я беру назад свое предложение о найме на работу! Поскольку теперь бессмысленно было бы устраиваться на ложе или проверять соответствующие привилегии. Кугель скорчил кислую гримасу. — Такое поверхностное гадание вполне может быть неточным. Главный щебенщик вытянул указательный палец на тридцать футов вверх в знак оскорбления и протеста, но Фарезм мирно кивнул дерзкому путнику. — Верно, и я намерен провести более подробное гадание, хотя процесс займет от шести до восьми часов. — Так долго? — изумленно спросил Кугель. — Это необходимый минимум. Прежде всего тебе придется обмотаться с ног до головы внутренностями свежеубитых сов, потом погрузиться в теплую ванну, содержащую некоторое количество тайных органических субстанций. После необходимо сжечь мизинец твоей левой ноги и расширить нос так, чтобы в него мог пролезть жукисследователь, который изучит пути, ведущие к сосредоточению твоих чувств. Кугель, раздираемый сомнениями, пощипал себя за подбородок. — Я человек осторожный и должен поразмыслить над тем, стоит ли предпринимать подобное гадание. Следовательно, мне потребуется несколько дней покоя и созерцательной дремы. Жилая территория для твоих рабочих и прилегающий к ней нимфарий, повидимому, предоставляют условия. Следовательно… — учтиво поклонился Кугель. Фарезм снисходительно покачал головой. — Осторожность, как и любая другая добродетель, не терпит крайностей. Гадание должно начаться немедленно. Кугель попытался еще поспорить, но Фарезм остался непреклонен и вскоре заскользил прочь вниз по тропе. Кугель безутешно отошел в сторону, чтобы обдумать парочку уловок. Солнце приближалось к зениту, и рабочие рассуждали, какие блюда им подадут на обед. Наконец главный щебенщик подал знак. Все положили инструменты и собрались вокруг повозки, которая привезла пищу. Кугель шутливо крикнул, что он может поддаться на уговоры и разделить с ними трапезу, но главный щебенщик не хотел и слышать об этом. — Как и во всех других действиях Фарезма, здесь должна преобладать точность. Если пятьдесят четыре человека поглотят пищу, предназначенную для пятидесяти трех, приключится неслыханное отклонение от правил, — покачал он головой. Кугель не смог придумать уместного ответа и сидел в молчании, пока резчики камня жевали пироги с мясом, сыр и соленую рыбу. Никто не обращал на него внимания, за исключением одного человечка в четверть локтя ростом, чья щедрость намного превышала его рост и который хотел было оставить Кугелю немного еды. Но Кугель ответил, что он вовсе не голоден, и, поднявшись на ноги, побрел прочь через стройку, надеясь отыскать чтонибудь съедобное. Он рыскал тут и там, но сборщики мусора убрали все, до последней крошки. Так и не утолив голод, Кугель добрался до центра работ, где заметил на одном резном диске странное распластанное существо: студенистый шар, в котором плавали светящиеся частицы. Из них выходило множество прозрачных трубок или щупалец, истончающихся к концу и сходящих на нет. Кугель нагнулся, чтобы осмотреть существо, пульсирующее в медленном внутреннем ритме. Потыкал в него пальцем, и из места соприкосновения кругами появились маленькие яркие искорки. Кугель вытащил из одежды булавку и ткнул ею в одно из щупалец. Оно запульсировало жалобным светом, а золотистые крапинки исчезли, потом снова вернулись. Заинтригованный более, чем когда бы то ни было, Кугель придвинулся поближе и начал экспериментировать, тыча то туда, то сюда и с величайшей заинтересованностью наблюдая за сердитыми искрами и вспышками. Потом ему в голову пришла новая мысль. Существо проявляло качества, напоминающие как о кишечнополостных, так и об иглокожих. Наземная голотурия? Моллюск, лишенный раковины? И что самое важное, съедобно ли оно? Кугель вынул свой амулет и приложил его к центральному шару и к каждому щупальцу. Он не услышал ни звона, ни гудения, существо было неядовитым. Он вытащил нож и попытался отрезать одно из щупалец, но обнаружил, что оно оказалось слишком упругим и жестким. Неподалеку стояла жаровня, в которой поддерживался огонь для выковывания и заточки инструментов. Кугель поднял существо за два щупальца, перенес его к жаровне и пристроил на огонь. Он осторожно попробовал его, и, когда ему показалось, что оно достаточно зажарилось, Кугель попытался его съесть. В конце концов, после многочисленных и унизительных усилий, Кугель запихал его целиком себе в рот, обнаружив при этом, что существо не имело ни вкуса, ни сколько бы то ни было заметной питательности. Камнерезы возвращались к своей работе. Кугель бросил многозначительный взгляд на мастера и направился вниз по тропе. Недалеко стояло жилище волшебника Фарезма, длинное низкое здание из переплавленного камня, над ним поднималось восемь куполов странной формы из меди, слюды и яркосинего стекла. Сам Фарезм праздно сидел перед жилищем, обозревая долину с безмятежным и всеохватывающим великодушием. Он поднял руку в спокойном приветствии. — Я желаю тебе приятных путешествий и успеха во всех будущих начинаниях. — Я, естественно, ценю твои чувства, — с некоторой горечью ответил Кугель. — Однако ты мог бы оказать мне более существенную услугу, разделив со мной свою полуденную трапезу. Мирное благодушие Фарезма осталось неизменным. — Сие явилось бы актом ошибочного альтруизма. Чересчур обильная щедрость развращает. Кугель горько рассмеялся. — Я человек железных принципов и не стану жаловаться, хотя за неимением лучшей пищи был вынужден проглотить огромное прозрачное насекомое, которое нашел в центре твоего скального орнамента. Фарезм резко повернулся к нему с напряженным выражением на лице. — Ты говоришь, большое прозрачное насекомое? — Насекомое, грибок, моллюск — кто знает? Оно не похоже ни на одно существо, которое я видел до сих пор, а его вкус даже после тщательного прожаривания на жаровне был совершенно неразборчивым. Фарезм взмыл на семь футов в воздух, чтобы обратить всю силу взгляда вниз, на Кугеля. — Опиши это существо во всех деталях! — хрипло потребовал он. Недоумевая по поводу строгости Фарезма, Кугель повиновался. — По цвету это было чтото студенистопрозрачное, переливающееся бесчисленными золотистыми крапинками. Они мерцали и пульсировали, если существо было потревожено. Щупальца, казалось, становились все более тонкими и исчезали, а не просто оканчивались. Существо выказывало определенную мрачную решимость, и переваривание его оказалось затруднительным. Фарезм схватился за голову, впиваясь пальцами в желтый пушок своих волос, закатил глаза вверх и испустил трагический вопль. — Ах! Пятьсот лет трудился я, чтобы заманить бесценное существо, отчаиваясь, сомневаясь, размышляя по ночам, однако не оставляя надежды, что мои расчеты точны, а великий талисман действен. И теперь, когда оно наконец появилось, ты нападаешь на него, чтобы удовлетворить свою отвратительную прожорливость! Кугель, слегка обескураженный гневом Фарезма, стал уверять, что у него не имелось дурных намерений. Но Фарезма невозможно было успокоить. Он указал на то, что Кугель нарушил границы чужих владений и, следовательно, лишился права заявлять о своей невиновности. — Самое твое существование — это зло, которое усугубляется тем, что ты довел сей неприятный факт до моего сведения. Благодушие побудило меня к снисходительности, что, как я вижу теперь, стало серьезной ошибкой. — В таком случае, — с достоинством заявил Кугель, — я немедленно избавлю тебя от своего присутствия. Желаю тебе удачи на остаток дня, а теперь — прощай. — Не так быстро, — бросил холодно Фарезм. — Совершенное зло требует противодействия, способного восстановить в силе закон равновесия. Если бы я разорвал тебя на мельчайшие частицы, то возмещение составило бы одну десятимиллионную долю от преступления. Поэтому требуется более суровое возмездие. — Я понимаю, что был совершен проступок и последствия его значительны, но вспомни, что мое участие по сути своей случайно! Я категорически провозглашаю, вопервых, свою полнейшую невиновность, вовторых, отсутствие преступных намерений и, втретьих, приношу самые искренние извинения. А теперь, поскольку мне необходимо пройти еще много лиг, я… — в отчаянии залепетал Кугель. Фарезм остановил его повелительным жестом. Кугель умолк. — Ты не можешь осознать бедствие, которое навлек на меня. Как я уже мимоходом упоминал, появление этого существа было кульминацией моих титанических усилий. Я определил его природу, проштудировав сорок две тысячи книг, каждая из которых написана шифром: задача, потребовавшая для исполнения сотню лет. В течение еще ста лет я разрабатывал узор, способный притянуть это существо к себе, и подготавливал точные инструкции. Потом я собрал камнерезов и в течение трех сотен лет придавал узору осязаемую форму. Поскольку подобное определяет категорию подобного, варианты и взаимозависимости создают условия для суперпревращения всех областей, качеств и интервалов в кристаллотороидальный вихрь и потенциируют проубиквитарное выпадение. Сегодня произошло сцепление событий, «существо», как ты его называешь, сомкнулось само в себе, а ты, по своей глупости и злобе, сожрал его. Кугель с оттенком высокомерия в голосе указал на то, что «глупость и злоба», о которых упоминал волшебник, не что иное, как обыкновенный голод. — И чем тебе так дорого это существо? В любой рыбацкой сети можно найти кучу других, столь же уродливых. Фарезм выпрямился в полный рост и свирепо глянул сверху вниз на Кугеля. — Это «существо», — сказал он скрежещущим голосом, — всеобщая сущность. Центральный шар — это все пространство, увиденное с изнанки. Трубки — вихревые переходы в различные эпохи, и просто невозможно предположить, какие ужасные процессы ты вызвал своими толчками и тыканьем, поджариванием и жеванием! — А как насчет последствий переваривания? — осторожно спросил Кугель. — Останутся ли различные компоненты пространства, времени и существования теми же самыми, пройдя по всей длине моего пищеварительного тракта? — Пф! Подобное представление бессодержательно. Достаточно сказать, что ты нанес ущерб и вызвал серьезное напряжение онтологической ткани. Отсюда неумолимо следует, что ты обязан восстановить равновесие. Кугель протянул к нему руки. — А вдруг произошла ошибка? Что, если это «существо» было всего лишь псевдосущностью? И неужели нельзя предположить, что его удастся приманить сюда еще раз? — Первые две теории абсолютно несостоятельны. Что же касается последней, должен сознаться, что некоторые отчаянные средства приходят мне в голову. Фарезм сделал знак, и ноги Кугеля приросли к земле. — Я должен пойти к себе в гадальню и осознать значимость этих горестных событий во всей полноте. Вернусь, когда придет время. — К этому времени я ослабею от голода, — беспокойно сказал Кугель. — И ведь действительно, корка хлеба и кусочек сыра могли бы предотвратить все эти события, за которые ты меня теперь упрекаешь. — Молчать! — прогремел Фарезм. — Не забывай, твое наказание еще не определено. Верх бесстыдства и безрассудства — угрожать человеку, который и так борется с собой, чтобы сохранить разумное спокойствие! — Позволь мне сказать хотя бы пару слов, — ответил Кугель. — Если ты вернешься после своего гадания и обнаружишь меня здесь на траве мертвым и иссохшим, выйдет, что ты зря потратил время на определение моего наказания. — В возвращении жизненной силы нет ничего сложного, — сказал Фарезм. — В твой приговор вполне может войти целый ряд смертей. Он направился было к своей гадальне, но потом вернулся. — Идем. Легче накормить, чем потом возвращаться за тобой на дорогу. Ноги Кугеля вновь обрели свободу, и он последовал за Фарезмом через широкую арку в гадальню. В просторной комнате со скошенными серыми стенами, освещенной трехцветными многогранниками, Кугель поглощал пищу, которую сотворил Фарезм. А сам волшебник в это время уединился в рабочей комнате, где занялся гаданиями. По мере того как шло время, Кугель начал беспокоиться и три раза подходил к арочному входу. Каждый раз его задерживало явление, которое показалось сначала в облике вурдалака, потом как зигзагообразная вспышка энергии и, наконец, как два десятка сверкающих пурпурных ос. Обескураженный, Кугель подошел к лавке и стал ждать, подперев ладонями подбородок. Фарезм наконец появился снова. Его одежды были помятыми, а легкий желтый пушок волос вздыбился и торчал множеством маленьких иголочек. Кугель медленно поднялся на ноги. — Я установил местонахождение всеобщей сущности, — изрек Фарезм голосом, подобным ударам гонга. — Освободившись в возмущении из твоего желудка, она удалилась на миллион лет в прошлое. Кугель с торжественным видом покачал головой. — Не отчаивайся! Возможно, существо решит снова заглянуть сюда. — Кончай болтать! Необходимо вернуть всеобщую сущность. Идем. Кугель неохотно последовал за Фарезмом в небольшую комнату со стенами, облицованными голубой плиткой, и потолком в виде высокого купола из синего и оранжевого стекла. Фарезм указал на черный диск в центре пола. — Встань туда. Кугель мрачно повиновался. — В некотором смысле я чувствую, что… — Молчать! — Фарезм шагнул вперед. — Обрати внимание на этот предмет! Он продемонстрировал сферу размером с два кулака, тонко вырезанную из слоновой кости. — Здесь ты видишь узор, который явился основой для моей великой работы. Он выражает символическое значение абсолютного ничто, к которому должна притягиваться всеобщая сущность, согласно второму закону круптороидального подобия Крэтинджея. Ты знаком с этим законом? — Не во всех деталях, — сказал Кугель. — Но каковы твои намерения? Губы Фарезма шевельнулись в холодной усмешке. — Я собираюсь испробовать одно из наиболее действенных заклинаний, которые когдалибо были созданы; заклинание столь капризное, жестокое и чреватое последствиями, что Фандааль, старший волшебник Великого Мотолама, запретил его использование. Если я смогу обуздать его, ты перенесешься на миллион лет в прошлое. И останешься там, пока не выполнишь свою миссию, после чего сможешь вернуться. Кугель быстро сошел с черного диска. — Я не тот человек, который пригоден для выполнения миссии, какой бы она ни была. Я настоятельно рекомендую тебе послать когонибудь другого! Фарезм проигнорировал его увещевание. — Миссия, естественно, состоит в том, чтобы ввести символ в контакт со всеобщей сущностью. Он достал клубок перепутанных серых нитей. — Для того чтобы облегчить твои поиски, я наделю тебя этим инструментом, который соотносит все возможные вокабулы с каждой мыслимой системой значений. Он сунул переплетение нитей в ухо Кугеля, где клубок тут же соединился с нервом, ответственным за слух. — Теперь, — сказал Фарезм, — тебе достаточно послушать незнакомый язык в течение трех минут, чтобы свободно изъясняться на нем. И еще один предмет, необходимый для успеха предприятия, — кольцо. Обрати внимание на камень: если ты приблизишься к всеобщей сущности на расстояние лиги, огоньки, вспыхивающие внутри камня, укажут тебе путь. Все ясно? Кугель нехотя кивнул. — Стоит подумать о другом. Предположим, твои расчеты неточны и сущность вернулась в прошлое только на девятьсот тысяч лет, что тогда? Я проживу всю свою жизнь в той, возможно варварской, эпохе? — сварливо спросил Кугель. Фарезм недовольно нахмурился. — В подобной ситуации возможна ошибка в десять процентов. Моя система вычислений редко дает отклонение больше чем на один процент. Кугель занялся подсчетами, но тут Фарезм указал ему на черный диск. — Назад! И не смей сходить с него! Кугель, обливаясь потом, с подгибающимися коленями, вернулся на указанное ему место. Фарезм отошел в дальний конец комнаты, где ступил внутрь кольца, свернутого из золотых трубочек, которые взметнулись вверх по спирали. Он взял со стола четыре черных диска и принялся жонглировать ими с такой фантастической ловкостью, что они слились у Кугеля в глазах в одно неясное пятно. Наконец Фарезм отбросил диски прочь, они повисли в воздухе, вращаясь, кружась и постепенно перемещаясь по направлению к Кугелю. Потом Фарезм взял белую трубку, плотно прижал ее к губам и проговорил волшебные слова. Трубка раздулась и превратилась в огромный шар. Фарезм закрутил конец, громогласно прокричал заклинание, швырнул шар на вращающиеся диски, и все взорвалось. Кугеля чтото закружило, схватило, дернуло, потом сжало. Среди слепящих огней и искаженных образов несчастный перенесся за пределы своего сознания. Кугель очнулся в сиянии золотистооранжевого солнечного света, яркогопреяркого. Он лежал на спине и глядел в небо, теплое и синее, более светлое и мягкое, чем небо цвета индиго, привычное с детства. Он ощупал свои руки и ноги и, не обнаружив повреждений, сначала сел, потом медленно поднялся, моргая от непривычно яркого света. Топография почти не изменилась. Горы к северу были более высокими и более суровыми, и Кугель не мог определить путь, по которому пришел (или, точнее, по которому придет). На месте Фарезмовой стройки находился невысокий лес перистых зеленых деревьев, на которых висели грозди красных ягод. Долина была такой же, как и раньше, хотя реки текли по другим руслам, а вдали виднелись три больших города. Воздух, поднимающийся из долины, доносил до Кугеля странный терпкий запах, смешанный с древними испарениями, исходящими от праха и плесени. Кугелю показалось, что вокруг царит почти ощутимая, странная печаль. По правде говоря, он подумал, что слышит музыку, медленную жалобную мелодию, такую печальную, что на глаза наворачивались слезы. Он попытался отыскать источник музыки, но она тут же умолкла и только тогда, когда он перестал вслушиваться, вернулась снова. Кугель в первый раз посмотрел на утесы, поднимающиеся на западе, и теперь они казались знакомыми еще сильнее, чем когдалибо. Он озадаченно подергал себя за подбородок. Этот раз был на миллион лет раньше того, второго, случая, когда он видел эти утесы, следовательно, по определению, должен считаться первым. С другой стороны, логику времени нельзя было оспорить, и с этой точки зрения данный пейзаж предшествовал тому, другому. «Парадокс, — подумал Кугель, — настоящая загадка!» Какая же встреча послужила фоном для пронизывающего ощущения, которое он испытал в обоих случаях? Кугель оставил эту тему как бесплодную, его глаз уловил какоето движение. Он снова взглянул вверх вдоль стены утесов, и воздух внезапно наполнился музыкой, которую он слышал раньше, музыкой тоски и возвышенного отчаяния. Кугель застыл в изумлении. Большое крылатое существо в белых одеждах летело на огромной высоте вдоль стены утесов. Его крылья были длинными, из черного хитина, покрытого серой перепонкой. Кугель благоговейно наблюдал за тем, как существо спикировало в пещеру высоко на лицевой поверхности утеса. Прозвучал гонг. Кугель не смог разобрать, с какой стороны. Обертоны заставили воздух содрогнуться, а когда затихли, неведомая музыка стала почти слышимой. Вдали, над равниной, появилось одно из крылатых существ, несущее человеческую фигуру, пол и возраст которой Кугель не мог определить. Существо зависло в воздухе рядом с утесом и уронило свою ношу. Кугелю показалось, что он слышит слабый крик, а музыка оставалась печальной, величественной, звучной. Тело медленно падало с большой высоты и наконец ударилось об основание утеса. Крылатое существо, избавившись от своего груза, скользнуло к карнизу у вершины утеса. Там оно сложило крылья и встало, почти как человек, глядя вниз, на долину. Кугель отпрянул за скалу. Заметили ли его? Он глубоко вздохнул. Этот печальный золотистый мир прошлого был ему не по душе. Чем скорее он сможет покинуть его, тем лучше. Путешественник осмотрел кольцо, которым снабдил его Фарезм, но блестящий камень напоминал матовое стекло, и в нем не было тех мечущихся искорок, которые ведут ко всеобщей сущности. Этогото Кугель и боялся. Фарезм ошибся в расчетах, и Кугель никогда не сможет вернуться в свое собственное время. Звук хлопающих крыльев заставил Кугеля взглянуть в небо, он отскочил и, как мог, укрылся за скалой. Горестная музыка разрослась и утихла со вздохом, когда в лучах заходящего солнца крылатое существо зависло рядом с утесом и уронило свою жертву. Потом оно, сильно хлопая крыльями, приземлилось на карнизе и вошло в пещеру. Кугель поднялся на ноги и, пригибаясь, побежал вниз по тропе сквозь янтарные сумерки. Вскоре тропа нырнула в небольшую рощу, и здесь Кугель остановился, чтобы перевести дыхание, а потом продолжил путь более осмотрительно. Он пересек полоску возделанной земли, где стояла пустая хижина. Кугель подумал было о ней как об укрытии на ночь, но ему показалось, что изнутри за ним наблюдает какаято темная фигура, и он прошел мимо. Тропа вела прочь от утесов, через холмистые низины, и незадолго до того, как сумерки уступили место ночи, Кугель набрел на деревню, раскинувшуюся на берегу пруда. Путник приободрился, увидев признаки умелого хозяйствования и достатка. В парке рядом с прудом стоял павильон, предназначенный, вероятно, для музыкальных представлений и выступлений мимов или декламаторов. Парк окружали небольшие узкие домики с высокими фронтонами, коньки домов украшались декоративными зубцами. Напротив пруда стояло более крупное здание с нарядным фасадом, здесь дерево перемежалось пластинками эмали красного, синего и желтого цветов. Три высоких фронтона служили зданию крышей, центральный конек поддерживал панель со сложным резным узором, в то время как на боковых были установлены ряды маленьких круглых синих светильников. Перед зданием стояла просторная беседка, укрывающая под своей сенью лавки, столы и свободное пространство. Все это освещали красные и зеленые фонарики. Здесь отдыхали жители городка, вдыхая благовония и потягивая вино, в то время как юноши и девушки, выделывали па эксцентричного танца под аккомпанемент волынок и концертино. Осмелев при виде этой мирной сцены, Кугель подошел к беседке. Жители деревни принадлежали к типу, который никогда не встречался Кугелю раньше, — невысокого роста, с крупными головами и длинными беспокойными руками. Их кожа имела сочный тыквеннооранжевый цвет, глаза и зубы были черны. Волосы, тоже черные, у мужчин гладко свисали, заканчиваясь бахромой из синих бусинок, а женщины накручивали их на белые кольца и крючки. Челюсти и скулы этих людей были тяжелыми, длинные, широко расставленные глаза чуть навыкате. Лица же отличались богатой мимикой. Мужчины носили черные юбки с оборками и коричневые кафтаны, их головные уборы состояли из широкого черного диска, черного цилиндра и еще одного диска поменьше размером, к которому крепился позолоченный шар. На женщинах красовались черные штаны и коричневые жакеты с эмалевыми дисками у пупка, а на каждой ягодице крепился искусственный хвост из зеленых или красных перьев. Кугель шагнул в круг света. Все разговоры немедленно прекратились. Носы застыли в неподвижности, глаза уставились на пришельца, уши любопытно зашевелились. Кугель улыбнулся направо и налево, помахал руками в галантном всеохватывающем приветствии и сел за пустой столик. За некоторыми столами послышалось изумленное перешептывание, слишком тихое, чтобы достичь ушей Кугеля. Вскоре один из пожилых горожан поднялся и, подойдя к столику Кугеля, проговорил чтото. Слов Кугель не разобрал, потому что изза недостаточного объема информации Фарезмово приспособление не смогло определить смысл фраз. Кугель вежливо улыбнулся и широко развел руки жестом, выражающим доброжелательную беспомощность. Старец заговорил снова, несколько более резким голосом, и снова Кугель показал, что не способен понять его. Старец резко и неодобрительно дернул ушами и отвернулся. Кугель подал знак хозяину, указал на вино и хлеб на ближайшем столе и обозначил свое желание, чтобы ему принесли то же самое. Хозяин высказал вопрос, который, при всей его невразумительности, Кугель смог истолковать. Он вытащил золотую монету, и хозяин, удовлетворенный, повернулся прочь. За столиками возобновились разговоры, и довольно скоро звуки обрели для Кугеля смысл. Наевшись и напившись, он поднялся на ноги и подошел к столу того старца, который первым заговорил с ним. Кугель уважительно поклонился. — Позволишь ли ты присоединиться к твоему столику? — Конечно, если таково твое желание. Садись. — Старец указал ему место. — Из твоего поведения я заключил, что ты не только глух и нем, но еще и страдаешь умственной отсталостью. Теперь ясно, по крайней мере, что ты можешь слышать и говорить. — Заверяю тебя в своей разумности, — заявил Кугель. — Поскольку я прибыл издалека и незнаком с вашими обычаями, то подумал, что лучше понаблюдать несколько минут, дабы нечаянно не нарушить правил приличия. — Хитроумно, но необычно, — последовал комментарий старца. — Правда, подобное поведение не вступает в открытое противоречие с нормой. Могу я осведомиться, какая нужда привела тебя в Фарван? Кугель глянул на свое кольцо. Камень был матовым и безжизненным: сущность явно была гдето в другом месте. — Земля, где я родился, страшно невежественна. Я путешествую с целью узнать обычаи и манеры более цивилизованного народа. — Неужели! — Старец некоторое время обдумывал этот ответ, потом кивнул со знанием дела. — Твои одежды и черты лица принадлежат к незнакомому мне типу. Где находится твоя земля? — Она лежит в столь отдаленном краю, — сказал Кугель, — что до этого момента я даже не знал о существовании страны Фарван. Старец удивленно прижал уши. — Что? Славный Фарван — ты о нем не знаешь? Великие города Импергос, Таруве. Реверйанд — не слышал о них? А как насчет знаменитого Семберса? Без сомнения, слава Семберса должна была дойти до тебя! Они изгнали звездных пиратов, подвели море к стране Платформ, роскошь дворца Падары не поддается описанию! Кугель печально покачал головой. — Даже слухи об этом необычайном великолепии не дошли до моих ушей. Старец мрачно дернул носом. — Я ни в чем не сомневаюсь, — торопливо продолжил Кугель. — По правде говоря, признаюсь в своем невежестве. Но хочу все знать, поскольку мне, возможно, придется надолго задержаться в этих краях. Я видал крылатых существ, что обитают на утесе, кто они? Старец указал на небо. — Если бы у тебя были глаза бородатой неясыти, ты мог бы заметить темную луну, которая вращается вокруг Земли и которую нельзя увидеть, за исключением тех случаев, когда она отбрасывает тень на солнце. Крылатые существа — обитатели темного мира, и их первичная природа неизвестна. Они служат великому богу Елисеа. Когда мужчине или женщине приходит время умереть, крылатые существа узнают об этом по полному отчаяния сигналу от богини судьбы умирающего. Вслед за этим они слетают к несчастному и переносят его в свои пещеры, которые на самом деле представляют собой волшебный проход в благословенную страну Биссом. Кугель откинулся назад, и его черные брови поднялись несколько насмешливой дугой. — Да неужели. И голос его показался старцу недостаточно серьезным. — Не может быть никаких сомнений в истинности фактов. Ортодоксальная религия ведет свое происхождение от этой аксиомы, которая берется за основание, и обе системы взаимно усиливаются, следовательно, каждая из них подтверждается вдвойне. Кугель нахмурился. — Но можно ли утверждать, что крылатые существа последовательны и аккуратны в выборе жертвы? Старец с досадой побарабанил пальцами по столу. — Сия доктрина неопровержима, ибо те, кого забирают крылатые существа, никогда не выживают, даже если с виду пышут здоровьем. Я признаю, что падение на скалы способствует смерти, но это милосердие Елисеа, считающего скорую смерть более приемлемой, чем продолжение болезни, которая может оказаться мучительной. Эта система целиком и полностью направлена во благо. Крылатые существа призывают к себе только умирающих и проводят их сквозь утес в благословенную землю Биссом. Время от времени какойнибудь еретик начинает доказывать обратное, и в таком случае… Но ты наверняка разделяешь ортодоксальное мнение? — Всем сердцем, — заверил Кугель. — Правильность догматов вашей веры очевидна. И сделал большой глоток вина. В тот момент, когда он ставил кубок на стол, в воздухе послышался тихий шепот музыки, бесконечно нежное, бесконечно печальное созвучие. Все, кто сидел в беседке, умолкли, хотя Кугель не был уверен, что он действительно слышал музыку. Старец чуть ссутулился, подался вперед и отхлебнул из своего кубка. Только после этого взглянул вверх. — Крылатые существа пролетают над нами. Кугель задумчиво потянул себя за подбородок. — А как защититься от крылатых существ? Вопрос выглядел неуместным. Старец свирепо взглянул на своего собеседника. — Если человек должен умереть, появляются крылатые существа. Если нет, то ему нечего опасаться. Кугель несколько раз кивнул. — Ты рассеял мое недоумение. Завтра — поскольку по всем признакам и ты, и я находимся в отличном здравии — давай поднимемся на холм и прогуляемся рядом с утесом. — Нет, — сказал старец, — атмосфера на такой высоте пагубна для здоровья. Мы, скорее всего, надышимся ядовитых испарений. — Я все прекрасно понял, — кивнул Кугель. — Может, оставим эту зловещую тему? Ведь мы пока живы и до некоторой степени укрыты лозами, обвивающими беседку. Давай есть и пить и наблюдать за весельем. Молодежь очень ловко пляшет. Старец осушил свой кубок и поднялся на ноги. — Ты можешь делать, что тебе захочется. Что же касается меня, мне пора совершать ритуальное уничижение, поскольку данный акт является неотъемлемой частью нашей веры. — Я вскоре тоже совершу нечто подобное, — заверил Кугель. — Желаю тебе получить удовольствие от обряда. Старец покинул беседку, и Кугель остался в одиночестве. Вскоре несколько молодых людей, ведомые любопытством, подошли к нему, и Кугель еще раз объяснил свое присутствие, хотя на этот раз сделал меньшее ударение на варварской грубости своей родины, потому что к группе присоединилось несколько девушек и Кугель разгорелся при виде экзотического цвета их кожи, волос и живости поведения. Было подано много вина, и Кугель поддался на уговоры и попробовал станцевать местный танец, отличающийся множеством прыжков, и успех сопутствовал ему. Его удачливость привела к близкому контакту с одной особенно соблазнительной девушкой, которая заявила, что ее зовут Зиамль Враз. Когда танец окончился, она обняла Кугеля за талию, отвела назад к столику и уселась к нему на колени. Эта фамильярность не вызвала явного неодобрения среди остальных членов группы, и Кугель осмелел еще больше. — Я еще не договорился о ночлеге. Возможно, мне стоит сделать это, прежде чем придет ночь. Девушка подала знак хозяину. — Ты оставил комнату для остролицего чужеземца? — Естественно! Он отвел Кугеля в приятную комнатку на первом этаже, где были мягкое ложе, комод, коврик и лампа. На одной стене висел гобелен, вытканный в пурпурных и черных тонах. На другой — изображение необычайно уродливого ребенка, который, казалось, был заточен или какимто образом помещен в прозрачный шар. Комната Кугелю понравилась, он объявил об этом хозяину и вернулся в беседку, где гуляющие начали понемногу расходиться. Девушка по имени Зиамль Враз все еще оставалась там и приветствовала Кугеля с теплотой, которая избавила его от последних остатков осторожности. Выпив еще кубок вина, он наклонился к ее уху. — Возможно, я слишком тороплив, возможно, я слишком поощряю свое тщеславие, возможно, я вступаю в противоречие с общепринятыми в этой деревне правилами приличия, но есть ли какиенибудь причины, по которым мы не можем удалиться в мою комнату и там поразвлечься? — Абсолютно никаких, — сверкнула глазами девушка. — Я не замужем и могу вести себя, как хочу, потому что таков наш обычай. — Замечательно, — сказал Кугель. — Хочешь ли ты пойти впереди меня или потихоньку последуешь сзади? — Мы пойдем вместе. Нет никакой необходимости таиться! Они вместе прошли в комнату и предались плотским утехам, после которых совершенно выдохшийся Кугель провалился в объятия сна, поскольку день выдался чересчур утомительным. Посреди ночи Кугель проснулся и обнаружил, что Зиамль Враз нет в комнате, — факт, который по причине сонного состояния не вызвал у него особого огорчения, и он снова вернулся ко сну. Его разбудил стук гневно распахнутой двери. Кугель сел на ложе и увидел, что солнце еще не встало и что делегация, возглавляемая вчерашним старцем, разглядывала его с ужасом и отвращением. Старец указал на него во мраке длинным трепещущим пальцем. — Мне казалось, что я обнаружил еретические идеи. Теперь это известно точно! Обратите внимание: он спит, не покрывая голову, без благочестивого бальзама на подбородке. Девушка Зиамль Враз сообщила, что ни разу за время их уединения этот негодяй не воззвал к Елисеа! — Вне всякого сомнения, еретичество! — заявили остальные члены делегации. — Чего еще можно ожидать от чужестранца? — презрительно вопросил старец. — Посмотрите! Даже сейчас он отказывается сделать священный знак. — Я не знаю никакого священного знака! — запротестовал Кугель. — Я ничего не знаю о ваших обрядах! Это простое неведение! — Я не могу поверить, — сказал старец. — Не далее как прошлой ночью я обрисовал тебе природу ортодоксальной доктрины. — Ситуация плачевна, — сказал ктото из членов делегации голосом, полным зловещей меланхолии. — Ересь существует только изза разложения доли правильности. — Неизлечимое и роковое омертвение, — заявил другой не менее горестным тоном. — Увы, — вздохнул тот, что стоял у двери. — Несчастный! — Идем! — воскликнул старец. — Мы должны разобраться с этим немедленно. — Не беспокойтесь, — сказал Кугель. — Позвольте мне одеться, и я уйду из вашей деревни, чтобы никогда больше не возвращаться. — Чтобы распространять в других местах свою презренную доктрину? Ни в коем случае! Тут Кугеля схватили и голым выволокли из комнаты. Потом его провели через парк к павильону в центре. Несколько человек из группы соорудили на платформе павильона загородку из жердей и в эту загородку впихнули Кугеля. — Что вы делаете? — закричал тот. — Я не желаю участвовать в ваших обрядах! Никто не обратил на него внимания, и он стоял, выглядывая наружу через щели клетки, пока несколько жителей деревни надували горячим воздухом большой воздушный шар из зеленой бумаги, к которому снизу были прицеплены три зеленых фонарика. На западе засветились бледные отблески зари. Жители деревни, завершив приготовления, отошли к границам парка. Кугель попытался вылезти из клетки, но жерди были такого диаметра и вбиты на таком расстоянии, что ему не удалось ни за что ухватиться. Небо посветлело. Высоко вверху горели зеленые фонарики. Кугель, скукоженный от утренней прохлады, шагал взад и вперед по своей клетке. Вдруг он застыл на месте — сверху донеслась музыка. Она становилась все громче, доходя, казалось, до порога слышимости. Высоко в небе появилось крылатое существо. Его белые одежды тянулись за ним и хлопали по ветру. Оно устремилось вниз, и суставы Кугеля ослабели и обмякли. Крылатое существо зависло над Кугелевой загородкой, ринулось вниз, окутало своими белыми одеждами и попыталось поднять его в воздух. Но Кугель ухватился за одну из жердей загородки, и существо лишь напрасно хлопало крыльями. Жердь затрещала, захрипела, треснула. Кугель вырвался из удушающих складок плаща и с истерической силой дернул за жердь, та с треском раскололась. Пленник схватил один из обломков и ткнул им в крылатое существо. Острый кол пронзил белый плащ, существо ударило Кугеля крылом. Тот уцепился за одно хитиновое ребро и могучим усилием вывернул его назад, так что оно треснуло и сломалось. Разорванное крыло повисло. Крылатое существо в ужасе запрыгало вдоль деревни, волоча за собой сломанное крыло. Кугель бежал сзади, обрабатывая летуна подхваченной на ходу дубинкой. Он мельком заметил, что жители деревни пялятся на него с благоговейным ужасом. Их рты были широко разинуты, они, должно быть, кричали, но Кугель не слышал ни звука. Крылатое существо запрыгало вверх по тропе по направлению к утесу. Кугель заработал дубинкой изо всех сил. Золотое солнце поднялось за дальними горами. Крылатое существо внезапно повернулось лицом к Кугелю, и тот почувствовал на себе свирепый взгляд, хотя лицо, если это было лицом, скрывал капюшон плаща. Кугель, тяжело дыша, в замешательстве отступил, и тут ему пришло в голову, что, если другие нападут на него с воздуха, он окажется беззащитным. Так что он выкрикнул в адрес существа ругательство и повернул назад к деревне. Все скрылись. Деревня была пуста. Кугель громко расхохотался. Он зашел на постоялый двор, надел свою одежду и пристегнул меч. Потом вышел в пивной зал и, заглянув в кассу, обнаружил там некоторое количество монет, которые переложил в свой кошелек, где уже лежало костяное изображение абсолютного ничто. После этого Кугель решил удалиться, пока поблизости нет никого, кто мог бы его задержать. Его внимание привлекло мерцание: кольцо на пальце сверкало дюжинами мечущихся искорок, и все указывали на тропу, ведущую наверх, к утесам. Кугель устало потряс головой, потом снова проверил мелькающие огоньки. Вне всякого сомнения, они вели назад — туда, откуда он пришел. Расчеты Фарезма всетаки оказались точными. Кугелю следовало действовать решительно, пока сущность снова не сбежала из пределов досягаемости. Он задержался только для того, чтобы найти топор, и заспешил вверх по тропе, следуя за мерцающими на кольце искорками. Недалеко от того места, где он оставил крылатое существо, Кугель увидел его снова — теперь летун сидел на камне у дороги, низко надвинув капюшон налицо. Кугель поднял камень и швырнул его в крылатое создание, которое внезапно рассыпалось в пыль, оставив только груду белых одежд в знак того, что оно всетаки существовало. Путник отправился вверх по дороге. Он старался придерживаться тех укрытий, которые предоставляла тропа, но это ему не помогло. Над головой появились крылатые существа. Они ринулись вниз, хлопая крыльями. Кугель энергично заработал топором, ударяя по крыльям. Твари поднялись повыше и закружились над ним. Кугель сверился с кольцом и двинулся дальше вверх по тропе. Крылатые висели над самой головой. Кольцо так и искрилось от интенсивности передаваемого сообщения — сущность оказалась здесь, она преспокойно сидела себе на камне! Кугель подавил возбужденный крик, подступивший к горлу. Он вытащил костяной символ, подбежал ближе и приложил его к желеобразному центральному шару. Как и утверждал Фарезм, соединение было мгновенным. Кугель почувствовал, как одновременно с установлением контакта рассеивается заклинание, привязывавшее его к древним временам. Внезапное снижение, удар огромных крыльев! Кугель был сбит с ног, окутан белой тканью, а поскольку одна его рука сжимала абсолютное ничто, он не мог действовать топором. Но тут топор вырвали из рук. Кугель выпустил символ, схватился за скалу, дрыгнул ногами, какимто образом высвободился и прыгнул за топором. Крылатое существо подхватило символ, с которым была сцеплена всеобщая сущность, и унесло добычу ввысь, к пещере у вершины утесов. Кугеля растягивали могучие силы, вращающие его одновременно во всех направлениях. В ушах раздался рев, в глазах затрепетали фиолетовые огни, и он упал на миллион лет в будущее. Он пришел в себя в комнате, отделанной голубыми плитками. На губах чувствовался резкий вкус ароматического ликера. Склонившийся над ним Фарезм похлопал его по щеке и влил ему в рот еще немного жидкости. — Очнись. Где сущность? Как ты вернулся? Кугель оттолкнул колдуна в сторону и, приподнявшись, сел на своем ложе. — Всеобщая сущность! — взревел Фарезм. — Где она? Где мой талисман? — Я объясню, — сказал Кугель хриплым голосом. — Она была у меня в руках, а потом ее вырвало крылатое существо, служащее великому богу Елисеа. — Расскажи, расскажи мне! Кугель описал обстоятельства, приведшие сначала к обнаружению, а потом к потере того, что искал Фарезм. По мере того как Кугель говорил, лицо Фарезма становилось влажным от горя, а плечи опускались. Наконец он вывел Кугеля наружу, в тусклый красный свет угасающего дня. Вместе они внимательно осмотрели утесы, которые теперь возвышались над ними унылой и безжизненной стеной. — В какую пещеру полетело то существо? — спросил Фарезм. — Покажи, если можешь! Кугель ткнул пальцем. — В ту, или, по крайней мере, так мне кажется. Все было в смещении, повсюду мелькали крылья и белые одежды… — Оставайся здесь. Фарезм вошел в свою рабочую комнату и вскоре вернулся. — Я помогу тебе. — Он подал Кугелю холодный белый огонек, закованный в серебряную цепочку. — Приготовься. Волшебник бросил к ногам Кугеля небольшой шарик. Из него вырвался смерч и с головокружительной скоростью понес Кугеля наверх, к тому осыпающемуся карнизу, на который он указал Фарезму. Неподалеку был темный вход в пещеру. Кугель обратил пламя туда. Он увидел пыльный проход шириной в три шага. Проход вел в глубь утеса, слегка изгибаясь в сторону. Там, казалось, не было никаких признаков жизни. Держа лампу перед собой, Кугель медленно двигался по проходу. Сердце колотилось от страха перед чемто, чего Кугель не мог определить. Он застыл на месте — музыка? Воспоминания о музыке? Прислушался, но не услышал ничего. Когда Кугель попытался сделать шаг вперед, страх сковал ему ноги. Он высоко поднял фонарь и вгляделся. Куда вел проход? В пыльную пещеру? Страну демонов? Благословенную землю Биссом? Кугель медленно шел вперед. Все его чувства напряглись до предела. На горизонтальном выступе скалы он заметил высохший коричневый сфероид — талисман, который он брал с собой в прошлое. Всеобщая сущность давно высвободилась и удалилась. Кугель осторожно поднял талисман, хрупкий от времени в миллион лет, и вернулся на карниз. Смерч по команде Фарезма доставил Кугеля обратно на землю. С ужасом думая о гневе волшебника, Кугель протянул ему иссохший талисман. Фарезм взял его большим и указательным пальцами. — И это все? — Больше там ничего не было. Фарезм уронил сферу. Она ударилась о землю и мгновенно рассыпалась в прах. Фарезм посмотрел на Кугеля, глубоко вздохнул, потом отвернулся с жестом невыразимого разочарования и зашагал назад, к своей гадальне. Кугель с облегчением спустился вниз по тропе мимо рабочих, стоящих озабоченной группой и ожидающих приказаний. Они угрюмо глазели на него, а человечек ростом в два локтя швырнул в него камнем. Кугель пожал плечами и продолжал идти по тропе на юг. Вскоре он прошел мимо места, где раньше стояла деревня. Теперь это была пустошь, заросшая корявыми старыми деревьями. Пруд исчез, земля стала твердой и сухой. Внизу, в долине, виднелись какието руины, но они не отмечали местоположение древних городов Импергоса, Таруве и Реверйанда, давно уже стертых из людской памяти. Кугель шел на юг. Позади него утесы таяли в дымке, а вскоре и вовсе исчезли из виду. |
||
|