"Станислав Пономарев. Стрелы Перуна ("Русь богатырская" #2) " - читать интересную книгу автора

делом заниматься. Детишек, чать, пятеро. А вдруг убьют? Да и не божье энто
дело - кровь лить. Мне жито растить надобно, как то боги наши велят.
Мгновенно над судным местом повисла зловещая тишина. Показалось, снег,
падающий хлопьями, обрел вдруг каменный вес и стал колотить по земле гулко и
тяжело: а может, это кровь стучала в висках. Таких слов ни великий князь
Киевский, ни бояре, ни воеводы, что окружили помост, давно не слыхивали. Все
взоры устремились к Святославу.
Но князь не казался разгневанным, спросил смерда ровным голосом:
- Так яз тоже разбойник?
- Яз о том и не мыслю.
- Кто ж боле меня крови льет?
- Гриди да боляре твои... - пытался схитрить смерд.
- Та-ак! - мрачно глянул на него Святослав. - Ну, чать, сам выбирал.
Иди, пытай железо. Правду покажешь - живи. Не стерпишь - голова с плеч!
Мужик, чуть косолапя, пошел к костру...
В десяти шагах, у идола Перунова, стояли волхвы. Обвиняемый, чтобы
доказать свою правду, должен был достать из огня раскаленный брус металла,
шагом донести его до кумира и положить железо в жертвенную чашу. В чаше
лежала сухая трава: если она загоралась - обвиняемый оправдывался; если
нет - вина его считалась доказанной. Ну а там - казнь по воле великого
князя...
Бортя, подойдя к костру, обернулся вдруг и обратился к Святославу:
- Дозволь, князь, шуйцей[29] железо взять.
- Пошто? - удивился тот.
- А-а... Калечен буду. Дак лучше десницу сберечь... - Потом пояснил: -
Налетит козарин аль печенег, несподручно отбиваться... Да и с рогатиной
супротив медведя как управиться?
Князь подумал:
- Ну что ж... Дозволяю.
Бортя по знаку волхва засучил левый рукав кафтана, прошептал:
- О, Велес, бог наш милосердный, помоги мне... - и решительно сунул
руку в огонь. Выпрямился, чуть качнулся: все увидели в вытянутой руке его
дымящийся обрубок железа. Смерд шел к идолу, казалось, спокойно, и за
дальностью не было видно, как побелело его лицо, как подкашивались ноги.
Но запах горелого мяса достиг всех!
Бортя скрежетал зубами, задыхался от боли, но шел к своей правде, держа
муку свою в заскорузлой от непосильного труда руке. Хлопья снега, не долетая
до бруска, с шипением превращались в пар.
- Как же надобно верить в правду свою, штоб боль этакую терпеть, -
вздыхали в толпе.
- Да то смердова правда! - громко откликнулся кто-то. - А она самая
тяжкая на земле и на вечные муки обозначена!
Мечники рыскали глазами по толпе. Но шел густой снег и разглядеть
кого-либо было трудно.
Тиун, оправившись от удара, смотрел на своего врага и злорадствовал. Он
уверил себя в том, что если смерд и донесет огонь до руки Перуновой, то
трава все равно не воспламенится: с утра в чашу набралась изрядная горка
снега.
Бортя был в двух шагах от кумира, когда полыхнул нежданный порыв ветра.
Горку снега сдуло с чаши. Еще мгновение - смерд опустил туда металл.