"Чесменский бой" - читать интересную книгу автора (Шигин Владимир Виленович)

Глава четвертая

Немало понервничал великий адмирал, наблюдая с берега за ходом сражения. Успокоился, лишь узнав, что Гассан-бей выбрался живым из этого ада. Потери его флот понес большие, но ведь на все воля Аллаха! Сегодня он гневается, а завтра будет милостив.

Сидя во дворце чесменского правителя, диктовал Един-паша письмо султану: «Мой повелитель! Пишу тебе из бухты Чешме. С начала плавания Аллах послал нам великую удачу. Неверные бежали от нас, как собаки бегут от царя пустыни льва. Мы нашли их у острова Хио, и огонь сражения разгорелся со страшной силой. Я дрался с их главным кораблем. Пламя битвы пылало подобно дьявольскому извержению горы Каф. Адмирал их, будучи не в силах сопротивляться и боясь плена, решил сжечь свой корабль. По определению высочайшего Бога, мой корабль не мог от него отойти и тоже запылал. Употребив тысячу стараний, я едва спасся от смерти…»

Капудан-паша довольно потер руки. Султану незачем знать, где находился его великий адмирал во время сражения.

Теперь надо было послушать своего помощника: как посоветует он поступить дальше?

– Несите ко мне достославного Джезаирли! – велел Един-паша.

Гассан-бея доставили на носилках. Не имея сил подняться, алжирец лишь зло сверкал глазами.

– Ай-ай-ай! – запричитал, глядя на обвязанного разноцветными тряпками разбойника, капудан-паша. – Как несправедлив твой рок, о храбрейший из храбрых!

Гассан-бей морщился, нестерпимо болела рука, пронзенная проклятым московитом. Великий адмирал меж тем продолжал:

– Аллах еще не определил победы, и чаша весов еще не склонилась ни в одну из сторон. Что думаешь делать дальше, о досточтимый? Гассан-бей разлепил искусанные губы:

– Великий адмирал! Надлежит скорее плыть из тесной Чешменской бухты в Стамбул. Гяуры устали в сегодняшнем сражении, они растеряны и потрясены. Им не хватит сил остановить нас!

Капудан-паша сразу загрустил: покидать Чесменскую бухту ему очень не хотелось. Вслух он сказал так:

– Нет, мой храбрец! Уйти от московита нам не удастся. Он уже маячит на своих шакальих ладьях у входа, пытаясь пробраться внутрь бухты, но тщетны его мечты! Я поставлю пушки по берегам, а бухту перегорожу самыми сильными кораблями. Долго торчать московит здесь не сможет. Еды и питья у него мало, а когда поплывет он за ними, мы и покинем неприступную Чешму! Джезаирли устало откинулся на подушки:

– Я любимая тварь Аллаха, и я выполню любое твое повеление!

Един-паша махнул рукой – беседа окончена. Телохранители подняли носилки и унесли любимого «Льва султана».

Несмотря на страшные боли, Гассан-бей нашел в себе силы и вместе с Ахмет-агой расставил в бухте корабли так, чтобы удобнее было отбить любое нападение гяуров. Сам Джезаирли возглавил первую линию кораблей, второй патрон-паша – тыловую. Ахмет-ага на галерах-катыргах спрятался за мысом, чтобы нанести удар в спину неверным, если они дерзнут прорваться в бухту.

Великий адмирал воздвигал тем временем береговые батареи на южном и северном мысах, торопясь успеть к следующему утру. Когда стемнело, он собрал у себя правителей кораблей:

– Аллах покарал нас вчера за гордыню. Но завтра он вознесет нас за смирение и покорность судьбе. Месть же наша неверным будет ужасна!

Русская эскадра расположилась в десятке кабельтовых от входа в Чесменскую бухту. В проливе остался лишь стороживший сгоревшие днища «Евстафия» и «Реал-Мустафы» пакетбот «Почтальон».

Корабли приводились в порядок. На наиболее поврежденных «Трех Святителях» и «Трех Иерархах» матросы накладывал фиши на поврежденные мачты, обтягивали перебитые ванты. Уже к вечеру 24 июня Хметевский с Грейгом доложили, что готовы идти в бой!

В разведку был определен «Гром». Ему предстояло подойти вплотную к бухте, выяснить расположение неприятеля и беспокоить его метанием бомб. Нелегкому заданию команда бомбардирского корабля радовалась несказанно!

Отважно забравшись почти в самую бухту, «Гром» принялся швырять в турок бомбы да каркасы.

– Веем понемногу! – смеялись, таская за уши к мортирам чугунные шары, матросы. – Чтобы без обиды! Эй, лови, Абдулка!

А чтобы басурманы никакой диверсии против бомбардирского корабля не учинили, мористее встал линейный корабль «Святослав», как дядька к расшалившемуся малышу для присмотра.

Турки пытались поначалу отпугнуть «Гром» пушечным огнем, но ядра их падали не долетая. Тогда в надежде, что надоедливый московит с наступлением темноты отвяжется, они прекратили стрельбу. «Гром» же продолжал бомбардировать неприятельский флот с великой удачей. От напряженного огня проседали свинцовые поддоны мортир…

Вместе с бомбардирским кораблем отправился в поиск и Самуил Грейг. Бригадиру было поручено осмотреть бухту и доложить свои соображения на капитанском совете. Раздвинув тубусы зрительной трубы, Грейг внимательно разглядывал бухту. В предметном стекле явственно виднелись страшные повреждения на неприятельских кораблях. Ближе к вечеру из бухты выскочила одинокая шлюпка и, уклонившись от ядер, причалила к «Грому». На ней оказались бежавшие из неволи мальтийцы. Рыцарей Мальтийского ордена допрашивал Грейг. Все увиденное и услышанное бригадир тут же записывал в книжечку…

На флагманском «Три Иерарха» результатов рекогносцировки с нетерпением ожидал Спиридов. Перед адмиралом на шканцах стояли юные гардемарины, отличившиеся в минувшей баталии.

– Благодарствую вас за верность в службе! И жалую каждому мундир белый да чин мичманский! – поздравил он их. – Ура! – кричали гардемарины. – Виват Екатерина!

Спиридов поспевал всюду. Приметив хозяйским глазом якорные буйки от якорей, обрубленных турецкими кораблями, распорядился «для удовольствия кораблей те якоря поднимать». Самолично вникал во все капитанские заботы, помогая где советом, а где и приказом. А вернулся Грейг – сразу же засел с ним за составление диспозиции к новому сражению.

Граф Орлов меж тем в дела Спиридова не вмешивался, объезжал корабли, ободрял команды. В пятом часу пополудни в адмиральском салоне «Трех Иерархов» был собран совет капитанов. Понимая всю важность происходящего, явились на него даже раненые Круз и Хметевский. Полупьяный Федька Орлов все цеплялся к удрученному гибелью своего корабля Крузу:

– Полно тебе убиваться, батюшка! Дадим мы тебе новый кораблик и людишек справных наберем. У нашей матушки-государыни всего вдосталь!

Придвинув к себе зеекарту, Спиридов пригласил собравшихся: – Господа, прошу к столу!

Сгрудившись вокруг него, капитаны с интересом вглядывались в очертания дотоле неведомой им бухты и крепости под названием Сезми. Адмирал неторопливо водил по карте остро отточенным богемским карандашом.

– Ширина сей бухты при входе триста семьдесят сажен, глубина не более четырехсот. Посудите сами, какая там у басурман сейчас толчея.

– Набились, как сельди в бочку! – хмыкнул заглядывавший в карту из-за чужих плеч Клокачев.

– Как набились, так и повычерпаем! – прибавил стоявший рядом Хметевский. Все невольно рассмеялись: – Лишь бы черпак побольше! Адмирал продолжал:

– Гассан-бей поступил вполне разумно, выстроив против входа в бухту плотную стенку из сильнейших кораблей. Он прав. Мы не можем ввести в бухту более трех своих судов, остальным там места нет. Поэтому будем жечь турок брандерами.

– Здорово! – подал голос дотоле молчавший Круз. – Еще в 1676 году в италийском порту Палермо французы таким манером спалили стоявшие у берега голландский и гишпанский флоты!

После недолгого обсуждения в действующий отряд были определены корабли «Европа», «Не тронь меня», «Саратов», «Ростислав», фрегаты «Надежда», «Африка». Бомбардирский «Гром» уже бился вовсю…

Командиром отряда был назначен Грейг, а брейд-вымпел свой ему было велено держать на «Ростиславе». Там же решил находиться в сражении и Спиридов.

Подготовка брандеров была поручена цейхмейстеру Ганнибалу.

Завершил адмирал Спиридов совет словами пророческими:

– Предвижу я по знанию моему морского искусства, что сие их убежище будет и гробом их, а день сегодняшний станет лишь днем предтечи*.

В команды брандерные кликнули охотников. Офицерам была обещана перемена в чинах, матросам – денежное вознаграждение. От желающих отбоя не было.

В отношении брандерных капитанов Алексей Орлов распорядился так: каждому из флагманов выбрать по одному достойному кандидату. Сам главнокомандующий отобрал для капитанства мичмана князя Гагарина. Контр-адмирал Эльфинстон определил своего соотечественника со «Святослава» капитан-лейтенанта Дугдаля. Самуил Грейг остановил свой выбор на капитан-лейтенанте Томасе Макензи. Спиридов же пребывал в затруднении: достойных было более чем достаточно. Выручил его Ганнибал:

– Рекомендую на сию должность командира мортирной батареи «Грома» Дмитрия Ильина. Кроме храбрости и присутствия духа, сему лейтенанту присуща находчивость.

– Ильин? – поморщил лоб адмирал. – Что ж, офицер неплох, зови!

Вскоре доставленный с «Грома» лейтенант Ильин предстал перед Спиридовым. – Пойдешь? – напрямую спросил тот. – Пойду! – так же прямо ответил лейтенант.

– Помни устав, душа моя. Когда капитан на брандере отправится для зажигания неприятеля, то он не должен его зажечь, пока не сцепится с кораблем неприятельским!

Ильин вышел, а Спиридову почему-то вспомнился их давнишний разговор в кронштадтской портовой конторе и слова Ильина:

– Мы горячо желаем быть в полезности Отечеству в сей трудный для него час…

В отличном настроении пребывал и контр-адмирал Эльфинстон. Гибель «Евстафия», а вместе с ним и всех хранившихся в корабельной канцелярии обличительных бумаг резко упрочила его позиции. Особенно же приятна была гибель флаг-капитана Плещеева, знавшего слишком много из того, чего знать никому было нельзя*.

Расторопный Ганнибал тем временем отобрал из бывших при эскадре судов четыре наиболее крупные и ходкие шебеки. Греки – хозяева судов – от денег отказались наотрез:

– Как же мы будем с вас золото брать, когда вы проливаете за нас кровь свою!

Брандер, определенный под команду Дмитрию Ильину, снаряжался у борта «Трех Святителей». Две встречи предстояли там командиру мортирной батареи. Первая – с Евграфом Извековым, вторая – с младшим братом Дементария – Варвацием.

Поведал Дмитрий в разговоре с хозяином определенной в брандер полушебеки о своей дружбе с Дементарием Константиновым, спросил, не слышал ли тот что-нибудь о его судьбе. Показал подаренный перед расставанием кинжал. Хозяин полушебеки Варваций долго молча рассматривал тусклое лезвие с восьмиконечным православным крестом, затем поцеловал его.

– Я помню этот кинжал еще с мальчишеских лет. Пусть он принесет тебе удачу!

Выше креста у самой рукояти было выбито неразборчиво одно лишь слово.

Наскоро обойдя судно, Ильин собрал подле себя команду. С первого же взгляда было ясно, что матросы подобрались опытные, сплошь лихие брамсельные, имеющие за плечами с добрый десяток морских кампаний. Недоверие у лейтенанта вызвал только артиллерист: уж больно молод. Засомневался Ильин, ведь сказано было цейхмейстером: набирать на брандеры самых надежных канониров. – Откуда ты? – поинтересовался.

– Со «Святителей», ваше благородие! – последовал бойкий ответ.

Ильин вопросительно поглядел на стоявшего рядом Извекова. Тот недоуменно пожал плечами:

– Митя! Сей матрос – артиллерист отменный. В давешней баталии не только палил знатно, но и проворством своим от смерти многих спас неминуемой!

– Как звать-то тебя? – успокоившись, поинтересовался у матроса брандерный капитан.

– Матрос первой статьи Никонов Василий! – был ответ.

Время, отпущенное Ганнибалом на знакомство с брандером, подошло к концу, и Дмитрий Ильин, простившись с Извековым, отбыл на «Гром».

Старший же офицер «Трех Святителей» приступил к снаряжению судна. Матросы загружали трюмы тяжелыми пороховыми бочками, расставляя меж ними небольшие бочки с селитрой и смолой. Пока они раскатывали вдоль палубы длинные парусиновые шланги – сосисы, набитые горючими веществами, и обливали палубу вонючим скипидаром, другие крепили к бушприту и нокам реи железные крючья.

На кораблях зачитывался приказ главнокомандующего:

«Наше дело должно быть решительное, чтобы оный флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь, в Архипелаге, не можем мы и к дальним победам иметь свободные руки…»

Пополудни 25 июня 1770 года Спиридов с Грейгом съехали на «Ростислав». Корабли, определенные в боевой отряд, подошли и стали ближе к бухте. Остальная эскадра легла фигурой полумесяца, загнув края круто. Над Чесменской бухтой сгущались сумерки…