"Николай Кириллович Попель. Танки повернули на запад" - читать интересную книгу автора

Наш час "рвануть" пришел раньше, чем мы предполагали. К исходу второго
дня наступления пехота продвинулась на два - два с половиной километра,
незначительно вклинившись в глубоко эшелонированную вражескую оборону.
По скупым данным разведки мы знали о расползшихся во все стороны
траншеях, связанных ходами сообщения, о блиндажах, дотах и наших танках,
захваченных немцами в 1941 году и превращенных теперь в неподвижные огневые
точки. Знали о болотах, укрытых пышным снегом, о бесчисленных лесных
речушках, схваченных неверным льдом, о мачтовых соснах в два обхвата, о
пристрелянных дальнобойной артиллерией просеках. Разведсводка цитировала
письмо, найденное у убитого немецкого офицера Рудольфа Штейнера:
"Тут один может задержать сотни. Зимой в этом царстве снега, где все
простреливается из наших зарытых в землю крепостей, умелый огонь творит
чудеса. Если русские пойдут в наступление - они погибнут все до единого...
Мы будем вести войну с русскими, не показывая головы. Они увидят перед собой
только безлюдные снежные холмы, из-за которых обрушивается незримая, но тем
более страшная смерть".
Приказ о введении корпуса в бои был для нас неожиданностью: ведь
оборона еще не прорвана! Не может быть!
- Чего тут голову ломать, может - не может, - грубовато прервал меня
Катуков. - Приказ перед тобой, читай...
Позже выяснилось, что командир стрелковой дивизии умел не только
разводить "моркву", но и лгать. Он донес, что продвинулся более чем на пять
километров и дело теперь за танками. Ему впопыхах поверили и приказали
нашему корпусу: "Вперед!"
Говорят, ложь долго не живет. Но и за свой короткий век она успевает
принести достаточно зла.
Рванувшиеся вперед танки попали на минные поля. Стоило сойти с узкой
накатанной колеи, по которой гвоздила немецкая артиллерия, и - трах! Каток в
лепешку, беспомощно болтается порванная гусеница. Неподвижный танк на белом
поле - мишень, о которой мечтают гитлеровские батарейцы. "Змеи" (так
называли мы тогда длинноствольные немецкие пушки с маленькой головкой
дульного тормоза) жалили беспощадно. Не дожидаясь, пока неподвижный танк
будет расстрелян, экипаж покидает машину и - трах, трах! Рвутся
противопехотные мины.
Казалось, мы движемся не по земле, а по какому-то дьявольскому настилу,
начиненному смертоносной взрывчаткой.
И все-таки, несмотря на мины и фугасы, на "змей" и молчавшие до
появления танков доты, мы неплохо продвинулись в первые часы наступления.
Танки перепахали рощу, которая на штабных картах называлась "Круглой", смяли
артиллерийские позиции вдоль опушки и скрылись в густых облаках белой пыли,
перемешанной с выхлопными газами.
Скрылись не только из поля зрения, но и из сферы командирского
воздействия. Катуков, еще недавно радостно шагавший по блиндажу, шутивший с
радистом ("Не слыхать, фрицы из Ржева не тикают?"), придумывавший фразы
вроде "Дали немцам цимбервам" (это - верный признак хорошего настроения у
комкора), тихонько сел к окну и курил сигарету за сигаретой.
Бригады не отвечали на настойчивые вызовы. А телефон, соединявший нас
со штабом армии, не стихал: "Дайте положение частей!", "Дайте обстановку!"
- Рожу я им "положение", рожу "обстановку"?! Катуков мрачно смотрел на
радиста, с которым балагурил полчаса назад.