"Йордан Попов. Обманутая, униженная и оскорбленная (Перевод Тамары Ресиловской) " - читать интересную книгу автора

Йордан Попов

ОБМАНУТАЯ, УНИЖЕННАЯ И ОСКОРБЛЕННАЯ

Естественно, я мог бы выглядеть намного лучше. "Стрелки" на брюках
держатся только в первые несколько дней как от портного. Мой вечный кожаный
пиджак не изменился особенно за все эти годы, хотя в двух местах подкладка
здорово протерлась. Не могу сказать, что хожу гладко выбритым, так как
лезвием пользуюсь, что называется, до степени риска. Чувствую себя старым и
обрюзгшим. С работы возвращаюсь усталым, облачаюсь в пижаму и сажусь перед
телевизором. Закатываю штанины и погружаю ноги в таз с соленой водой. Со
стороны, пожалуй, картина не очень привлекательная. Но мне не для кого
стараться.
Моя супруга Камелия возвращается с работы часам к шести вечера. Если
она заходила в магазин, то принесет то же, что я купил за час-два до ее
прихода. Я купил хлеб - и она тащит буханку. Купил полкило брынзы - и она.
Думал, что компот из малины - редкость, однако ничего подобного - она купила
такой же. Единственное место, где продаются бублики, - это вокзал. Покупаю
два и прихожу домой. Первое, что я вижу на кухонном столе, - купленные ею
бублики. Что она делала на вокзале, если работает на другом конце города?
Встречала зарубежных гостей.
Все совпадения такого характера кажутся мне ужасно досадными. Она
считает это телепатией, но манера, с какой она это утверждает, не
свидетельствует о глубоком внутреннем убеждении.
Вернувшись домой, Камелия делает мне от четырех до семи замечаний. И
все - бытового характера, только чтобы лишний раз упрекнуть меня в том, что
я создаю невообразимый беспорядок. Замечания принимаю в гордом молчании.
Подобные ей люди мнят себя носителями порядка и гармонии, потому всех вокруг
обвиняют в небрежности и неряшливости. Мне хочется как-нибудь деликатно
отомстить ей за огорчения. И я выжидаю момент, когда она возьмется вытирать
пыль с книжных полок или, скажем, делать маникюр. Тогда я ставлю "Рапсодию в
блюзовых тонах" Гершвина. Уже в самом начале пластинки, когда взмывают ввысь
звуки кларнета, я блаженно прикрываю веки и расслабляюсь в кресле. Пока
звучит мелодия, я слегка раскачиваюсь в такт и краешком глаза наблюдаю за
Камелией. Когда пластинка кончится и щелкнет автоматический выключатель, я
говорю:
- А ты обратила внимание, насколько по-разному мы воспринимаем одну и
ту же мелодию, того же Гершвина? Этот стремительный взлет в начале
пронизывает меня током! Чувствую, как дух покидает мое тело и парит в
небесной синеве... При каждом синкопе я чувствую, как кровь пульсирует в
висках и перехватывает дыхание... Кажется, что подлокотники кресла начинают
жечь мне пальцы, во рту пересыхает от жажды. И нет жажды прекраснее, потому
что это жажда слияния с мелодией, когда превращаешься в нежный лейтмотив
необъятной партитуры бесконечности... А в это время ты остаешься абсолютно
равнодушной к музыкальной феерии, преспокойно красишь ногти... Наносишь лак
пласт за пластом, и рука даже не дрогнет. Твои музыкальные рецепторы
недоразвиты, и ты, пожалуй, в состоянии смолить цыпленка, когда звучит
ранний Моцарт!
Мои слова поражают ее точно в сердце. В свое время ее отец продал
полтора декара виноградника, чтобы купить ей пианино. На этом пианино