"Валерий Попов. Нарисуем" - читать интересную книгу автора

- Хватит! - донесся неприятный голос Сысоевой, замдекана. - Рабочую
жизнь ты знаешь... но писать тебе бог не дал. А без этого - сам понимаешь.
Зашелестели собираемые в пачку бумаги. Сысоева поднялась. Ежов,
вздохнув, тоже стал складывать бумаги в дряхлый портфель. Травя душу,
заскрипела форточка.
- А я вот с ним буду работать! О рабочем классе будем писать! - вдруг
произнес я. Все оцепенели. Рабочая тема, как топор, висела тогда над каждым
художественным учреждением. Не будет - вообще могут закрыть. И все это
знали. Вот так!
Ежов весело крякнул. И я понял суть его радости: хоть не бессмысленно
день прошел, хоть будет что рассказать друзьям-гениям, когда они соберутся
вечером за столом. А для писателя день без сюжета - потерянный день.
- Берешься?
- Да!
Никогда тяги к рабочему классу раньше за собой не замечал.
- Железно?
- Абсолютно.
Ежов уже по-новому поглядел на меня.
"Нет добросовестней этого Попова!" - говорила наша классная
воспитательница Марья Сергеевна, но говорила почему-то с тяжелым вздохом.
- Вдруг откуда ни возьмись... - донеслось сверху. Это "спасенный" так
прореагировал! Конечно, все, включая, я думаю, Сысоеву, знали неприличное
продолжение этой присказки. Договорит? Тогда даже я не смогу ратовать за его
зачисление... В этот раз пронесло - продолжения не последовало.
- Ну-ну! - произнес Ежов. От его сонного оцепенения не осталось и
следа. - А не горячишься? Этого я знаю! - Он смело глянул наверх. - Хомут
еще тот!
- Погодите, Валентин Иваныч, раздавать хомуты! - проскрипела Сысоева. -
Товарищ Маркелов не принят!
- Ну? - обратился к непринятому товарищу Маркелову шеф. - Ты как...
насчет этого? - в мою сторону кивнул.
- Нарисуем! - просипел тот.
- Вы слишком добры, Валентин Иваныч, но расхлебывать-то потом нам!
Расплывшиеся было черты Ежова вдруг обрели четкость и силу.
- Здесь пока что, Маргарита Львовна, окончательные решения принимаю я!
Идите, оформляйтесь! - Он махнул опухшей ладошкой цвета свекольной ботвы.
Этой рукой он написал "Балладу о солдате" и теперь ею же открывал калитку
нам!
И небеса не остались безучастны - вдруг с оглушительным грохотом
отхлопнулась форточка, и в пыльную душную аудиторию влетела косая завеса
золотого дождя... после чего форточка так же гулко захлопнулась. Хватит
пока.
Жизнь столкнула нас, как два горшка, резко поставленные в одну печь. В
темный коридор мы вышли уже вместе.
- Маркелов! - довольно неприязненно произнес он. Да-а. Вечно я попадаю
в истории - но эта, видимо, будет более вечная, чем все!
- Для друзей можно Пека! - внезапно смягчился он.
- Ну что? Сделаем? - С волнением я вглядывался в него.
- Хоп хны!
Это непереводимое хулиганское выражение вмещало многое, но однозначного