"Александр Попов. Человек с горы" - читать интересную книгу автора

- Н-да, мать, - вздохнул старик, но улыбнулся: - Сейчас так же буду
уплетать, как боров. Только подноси.


x x x


В комнате старика встретили родные запахи - так любимых им сухариков,
млевших на теплой печи, простокваши, всегда стоявшей на подоконнике и
неизменно выпиваемой им по утрам торопливо, выстиранных вечером и теперь
висевших на веревке под потолком белых полотенец. И еще чем-то неуловимым,
но знакомым пахло. Уютно было в кухне - может, уютом и пахло.
Старик медленно присел на свою табуретку с мягким ватным сиденьем и
окинул взглядом кухонку. "Все на месте, все так же!" - подумал он. И от
пришедшего в его сердце покоя он на секунду-другую сомкнул веки. Посмотрел
на Ольгу Федоровну, хлопотавшую возле печки. На столе тикали большие с
гирьками и боем часы, и старик прислушался к их неизменно спокойному, как и
сорок лет назад, ходу. И шепнул старухе, когда она склонилась к нему со
стаканом чая, бессмысленное, ненужное, но забыто-нежно прозвучавшее:
- Ишь, Олюшка, часы-то ходют. Вот ведь молодцы.
Ольга Федоровна увидела заблестевшие глаза своего старика и сказала
тоже ничего не значащее, но прозвучавшее ласково и тайно:
- А что имя, Ваня, - ходют да ходют.
И оба неожиданно подумали, что часы так же ходили и сорок лет назад,
когда они, старик и старуха, были молоды и часто говорили друг другу нежно;
если совсем не изменились часы, то, может быть, и они не изменились, а
только во сне сейчас себя видят другими - стариком и старухой?
- А скажи, Ольга, - спросил Иван Степанович, влажно и мягко сверкая
глазами, - плохо мы жизнь прожили вместе или как?
- Типун тебе на язык, - заплакала Ольга Федоровна и легонько оттолкнула
от себя Ивана Степановича, но оставила на его плече ладонь.
И заплакали они оба, не таясь друг от друга. О чем плакали? Хорошенько
не знали. О растаявшей, испарившейся в небытие лет молодости, когда так
просто чувствовалась жизнь, когда мощными рывками загребал из нее то, что
было любо и желанно, когда рвался своим здоровым молодым телом, своей
необузданной душой к тому, чего страстно желалось, когда жаждал радостей
жизни, как путник жаждал воды, и, достигая своего, сладостно утолялся, когда
просто не болел или болел так мало и пустячно, что порой радовался болезни
как возможности отдохнуть, подольше поспать, понежиться на перине? Отчего
еще могли заплакать старики? Может быть, еще оттого, что разлученные в
последние годы их души - когда душа старухи жила здесь, внизу, в
Новопашенном, а душа старика там, наверху, на горе - застыли в одиночестве
холода, как-то съежились в комочки, а сейчас в этой теплой маленькой комнате
согрелись, оттаяли, распрямились и - нечаянно ударились друг о друга. И
стало больно старикам.
- Ты, Ваня, уж не уходил бы отсюда, а?
Но молчал старик, утирая своим шершавым пальцем слезы старухи,
расползавшиеся по морщинам.
- Чего молчишь, как безъязыкий? - утирала и старуха слезы старика.
И, как обиженный ребенок, пожаловался старик старухе - мол, люди побили