"Александр Попов. Мы большая семья" - читать интересную книгу автора

говорила мама, я кидался к нему на шею. Он меня крепко обхватывал ручищами.
Я прижимался щекой к черному колючему подбородку, терся, невольно морщась от
густых запахов, и первым делом спрашивал у папки, есть ли у него для меня
подарок. В те годы деньгами он семью редко баловал, но вот игрушки и
безделушки всегда привозил, бывало, целый рюкзак или даже два. Мы, дети,
восторгались. А мама, получив от него подарок и узнав, что денег он опять не
привез или крайне мало, крутила возле папкиного виска пальцем.
- Да что деньги? Как навоз: сегодня нет, завтра воз. Без них, мать,
жить куда лучше.
Папка, конечно, понимал всю нелепость своих слов и притворялся, будто
не замечает маминого недовольства и раздражения. Улыбался и пытался обнять
ее. Но она решительно отстранялась.
- Да, лучше, товарищ Одиссей Иванович! И как я раньше не догадалась? -
говорила мама с таким выражением на лице, словно услышала от папки что-то
такое весьма и весьма умное. Устало вздыхала: - Ох, и навязался ты на мою
шею, ирод...
Я дергал папку за рукав прожженного, сыроватого пиджака, наступал
носками на его сапоги и просил пошевелить ушами. Он, уже через силу улыбаясь
и слегка косясь на ворчавшую маму, которая с каким-то неестественным
усердием хлопотала по хозяйству, шевелил загорелыми, коричневатыми ушами. Я,
брат и младшие сестры потом долго вертелись возле зеркала и пытались
пошевелить своими.


3. МАЛЕНЬКАЯ ССОРА


Через неделю после переезда в Елань утром я сидел у открытого настежь
окна и смотрел на маму и папку, работавших во дворе. Папка рубил дрова. Мама
стирала. Она долго и вяло шоркала одно и то же место выцветшей папкиной
рубашки. Мамины брови были слегка сдвинуты к переносице, бледные губы
сжаты, - она ужасно сердита. Я два дня назад случайно увидел, как папка,
покачиваясь, крадучись уходил от соседки тети Клавы. Из ее дома слышались
хмельные веселые голоса. Маме он сказал, что выпил на работе с товарищами.
Нехорошие чувства зашевелились в моем сердце; было обидно за маму. Папка не
раз пытался помириться, но безуспешно. Когда примирение было уже, казалось,
близко, он, рассердившись на что-то, стал холоден к маме и безразличен к
примирению.
"Почему, почему они такие? - размышлял я. - Им разве не хочется жить
дружно? Так ведь лучше и веселее. Взяли бы и протянули друг другу руки. Я
вчера подрался с Арапом, а через час мы уже во всю играли вместе в "цепи,
цепи кованы" и смеялись, что у обоих на одном и том же месте царапины.
Почему взрослые не могут так?"
На листе бумаги я нарисовал семь овалов. Первый самый большой,
следующие меньше и меньше. К первому подрисовал голову, усы, руки, топор,
ноги, а возле них - собаку с толстым хвостом, - папка с Байкалом. Часто
мусоля карандаш и морщась от старания, нарисовал маму. Потом сестер и
брата, - вся наша семья. Под рисунками написал: Папка, Мама, Люба, Лена,
Сережа, Настя, Сашок. "Что-то у Любы уши вышли маленькие, как у кошки, и шея
тонкая. А у Насти нос длинный, как у бабы-яги". Стиральной резинки у меня не