"Александр Попов. Двадцать минут с ангелом (Очерк)" - читать интересную книгу автора

полетит труха. Что там в журнале написал московский критик? (Читает в
журнале). "Крепко всосалась в нас зиловщина. Таракана можно дустом
вытравить, а как же с ней сладить? Мы, зиловы, готовы ко всему. Нам плевать,
что делать. Понадобится кому-нибудь в Москве новая перестройка - всегда
готовы, как говорили пионеры..." Этот московский критик ворчит, как старик,
а как будто еще молодой человек. И я, дорогой мой драматург, хочу бухтеть,
потому что мне опостылела вся эта жизнь! А может... я действительно уже
старик?"
Мужчина закрывает глаза ладонями.
"Мрак? Зачем мрак? Что там? Вход в тоннель? Хочу света, света! Может, и
ты, Александр Валентинович, - а это предполагают мно-о-о-гие! - тоже был
Зиловым? И показал в нем не кого-нибудь, а себя? Однако, как тяжело мне
дается этот сценарий всего-то двадцатиминутного фильма для школьников! Будто
проживаю в мыслях неудачливую жизнь. Я, наверное, никогда его не закончу...
Тоннель будет в жизни Вампилова потом, когда он начнет жить в страшном и
очаровательном мире - в искусстве. А пока - легкокрылое кутуликское детство
и юность..."
Садится за стол, пишет: "Виды Кутулика, по возможности приближенно к
описанию. Вот как он сам описал поселок: "В Кутулике, возможно, вы никогда
не бывали, но из окна вагона вы видели его наверняка. Если вы едете на
запад, через полчаса после Черемхова справа вы увидите гладкую, выжженную
солнцем гору, а под ней небольшое чахлое болотце; потом на горе появится
автомобильная дорога, и на той стороне дороги - березы, несколько их
мелькнет и перед самым вагонным окном, и болотце сделается узким лужком,
разрисованным руслом высыхающей речки. От дороги гора отойдет дальше,
снизится и превратится в сосновый лес, темной стеной стоящий в километре от
железной дороги. И тогда вы увидите Кутулик: на пригорке старые избы с
огородами, выше - новый забор с будкой посредине, стадион, старую школу,
выглядывающую из акаций, горстку берез и сосен, за серым забором - сад, за
ним - несколько новых деревянных домов в два этажа, потом снова два
двухэтажных дома, каменных, побеленных, возвышающихся над избами и
выделяющихся среди них своей белизной - райком и Дом культуры, потом -
чайная, одноэтажная, но тоже белая и потому хорошо видимая издалека...
Словом, райцентр с головы до пят. Райцентр, похожий на все райцентры России,
но на всю Россию все-таки один-единственный".
Горит молодая тонкая сосна, полыхает в жадном, трескучем огне
нежно-зеленая хвоя. Потом огонь исчезает, но перед глазами зрителей -
изуродованное черное дерево.
Тридцать седьмой год косил людей налево и направо. Валентин Вампилов,
отец драматурга, был арестован и расстрелян. Сначала Валентина Никитича
убьют, а после в казенной бумажке сообщат, что не по закону казнен.
Глаза юного Вампилова. Крупно, непременно крупно!
"Саша никогда не говорил об отце, разве что лишь с самыми близкими
друзьями, - писал литератор Марк Сергеев. - Но жизнь нет-нет да и напоминала
сыну незаконно погубленного человека об отце, жестоко и безжалостно. Не
оттуда ли, не от этих ли переживаний в характере Александра Вампилова такая
ранимость, такое беспощадное чувство справедливости и несправедливости?"
Проходят фотографии матери, Саши, других детей семьи.
Мать Вампилова, Анастасия Прокопьевна, была истинным другом своему
сыну. Она вспоминала: "Саша родился в 1937 году. Это был год, когда