"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Какая ты счастливая, Галка: так любить, так любить!.. Я вот за своего
Кольку выскочила, а любила ли - уж и не помню. Родила, вторым скоро
разрешусь. Теперь срослись сердцами так, что разрывай тракторами - разорвут
ли? А у тебя вона как не-е-е-ежно. Любо-о-о-овь! Уж я, сибирский валенок, о
ней и думать не смею. От офицерика-то ты все же не отворачивайся - видела я
его в подъезде с букетиком. Бравенький. Офицер - одно слово! У нас в Мальте,
сама знаешь, ежели какая выскочит за военного летчика со Среднего - так
будто не живет и не ходит она по земле, а прямо-таки летает... Предложит,
Галка, - не отказывайся! Жизнь-то одна! Поняла?
Сыграли свадьбу; родители Галины предлагали в Мальте, но она наотрез
отказалась: возможно ли там, где любила Григория, где столько напоминает о
нем! Зажили хорошо, в достатке, хотя сначала ютились в общежитии. Разницей в
три года родились Елена и Иван - здоровенькие, живые ребятишки.
Вскоре Перевезенцевы получили трехкомнатную квартиру, чуть не в центре
Иркутска, на нескончаемой, но удобной для нормальной жизни улице
Байкальской. Квартира была в небольшом старинном трехэтажном доме, с
высокими потолками, с просторным балконом, украшенным лепниной и чугунным
литьем. Летом Галина выращивала на нем цветы, и редкий прохожий не задирал
голову, любуясь ее роскошными, пышными цветниками. В квартире в любую минуту
любого времени года и пылинки невозможно было сыскать. А белье, скатерки,
занавески - все так и дышало свежестью, чистотой, радовало глаз и сердце
вышивками хозяйки. Сказать, что жили Перевезенцевы богато - нельзя, но семья
офицера в те тихие, в чем-то благодатные времена Союза бедствовать,
разумеется, не могла. Лишнюю копейку старались потратить на отдых у моря или
на Байкале. Забирались и в таежье, в Саяны, сплавлялись по горным рекам.
Бывали за границей. Галина стремилась увидеть мир и заражала азартом к
путешествиям и походам не охочего до перемены мест мужа, которому в отпусках
и по выходным милее был диван.
Муж ее легко, без видимых усилий продвигался по службе. Не мотались
Перевезенцевы по военным городкам и захолустьям огромной страны, как многие
другие офицеры со своими семьями. И сама Галина перешла из столовой в
управление ведущим специалистом. Сдавалось, что она совсем не старела, а,
напротив, молодела, набиралась каких-то неведомых для остальных молодильных
сил. Не раздобрела, не огрузнела бедрами, лишь лицом округлилась. Вся была
стройная, изящная, подвижная, а глаза как будто бы горели. Редко кто видел
Галину унылой, раздраженной - словно наверстывала она упущенное в ранней
молодости и словно намекала людям: "Ну что вы ей-богу так унылы и скучны? Ни
одной минуте не повториться! Вы меня понимаете?"
Шура приезжала в гости - тискала, теребила сестру:
- Не баба ты - куколка! Да оно и понятно: за офицером, не изработалась,
поди. Цацечка, одно слово!
Галина не обижалась на сестру:
- Кому-кому, но только не тебе, Шурка, жалобиться на судьбу: муж
работящий да здоровяк, дети вон какие - вот оно наше женское счастье.
И они обе начинали друг перед дружкой нахваливать своих мужей, и как бы
открывали обе, что мужья их столь хороши, что не надо и лучше.
Но стряслось чудовищное - Галина застала Данилу с другой, прямо у себя
дома, когда ребятишки были в саду, а она сама вернулась пораньше с работы.
Застала среди своих занавесок и наволочек, среди так лелеемой ею домашней
обстановки. Увидела - и это точно сразило ее и как бы облило липкой,