"Александр Попов. Надо как-то жить (Повесть)" - читать интересную книгу автора - Чего ты, Саша? - обеспокоилась Вера Матвеевна, с трудом сдерживая в
себе радость отъезда. - Сердце? Супруг со склоненной головой влез в "Жигуленок" и больше не взглянул на Байкал. - Дитя дитем, - обиделась Вера Матвеевна, своим дородным телом разваливаясь на сиденье и грубовато-плотно прижимая супруга к противоположной дверке, хотя обоим можно было сидеть свободнее, не касаясь друг друга. Почувствовала у своего бедра что-то невыносимо-твердое. - Ты что, камень с собой взял? - Не твое дело. - Сувенирчика захотел? На память о седом Байкале? Что же такой махонький камушек выбрал? Кажется, всего килограммчика на три потянет. Прихвати лучше вон тот - он тонны две весом и красавец из себя. Во будет память - большая да прекрасная! Муж отмалчивался, сопел. Пот капал с его густых генсековских бровей. Камень, плоский, голубоватый, глянцево отполированный волнами, переложил на свои колени, чуть не рывком освободив его из-под бедра супруги. На вопрошающий взгляд Ларисы Федоровны важно сказал, поглаживая камень: - Как застывшая байкальская вода. - Да, необычный камень, - согласилась Лариса Федоровна, сдерживая улыбку: не обидеть бы деверя. - Ой, Лариса, беда мне с моим мужиком: кто-то рыбу тащит с Байкала, а он - камень... Не в самолет ли ты с ним полезешь? - В космический корабль. - И шуруй с этим бесценным камушком хоть к черту на кулички в своем - И пошурую! - Ребята, да не ругайтесь вы, - вмешалась в перебранку Лариса Федоровна, сидевшая рядом с мужем спереди. - Попрощайтесь-ка лучше с Байкалом: в кои-то веки свидитесь с ним. Михаил Ильич не встревал в разговор. С притворной сосредоточенностью крутил облезлую баранку. Врывавшийся в оконце ветер путал его и без того встопорщенные волосы. В ночь перед вылетом Александру Ильичу мучительно не спалось. Слушал дом, курил, сидя у темного окна. Всматривался в предметы, знакомые с детства, видел мерцавшую луной и звездами запруду. Утром жена обнаружила его сидя спящим на крыльце; в его рту торчала погасшая папироса, а у ног валялось с десяток окурков. Она подвигала бровями и спросила: - Назад-то думаешь ехать, страстотерпец? Или сдать твой билет, чтобы деньги не пропали? Не открыл глаза, но отозвался: - Вези, куда хочешь. Хоть в Израиль, хоть к черту на кулички. - В Израиль! В Израиль! - топнула она ногой. Походила в возбуждении по двору, потом подошла к дымившему папиросой мужу и погладила его по холодной, костисто-твердой лысине: - Саша, и когда ты в конце концов повзрослеешь? - Он легонько увел голову от ее руки. - Молчишь, вредина несчастный? Ну, молчи, молчи. Только знай: если останешься здесь, так я без тебя смогу ли жить. Подумай! - И она неожиданно громко всхлипнула, вздрогнув всем своим пышным телом, будто по нему сквозно прошла острая боль. |
|
|