"Александр Попов. Надо как-то жить (Повесть)" - читать интересную книгу автора

жизни. А помнишь ту поваленную сосну, громадную, с булыжниками на корнях?
Вот она оказалась нужной людям до последней веточки. А корней ее не тронули,
потому что как памятник они стали. Ей памятник, сосне! И мне хотелось бы
свою жизнь завершить достойно! - Он, взволнованный, не сразу заметил на
губах жены улыбку. Помолчал, пристально посмотрел в ее глаза: - Один просвет
остался для меня в жизни - ты, Лариса. Радуюсь, что тебе чуток полегче: ты
все же нужна школе, тебя ученики ждут.
- Если бы, Миша, педагоги не нужны были, тогда - пиши пропало. А ты не
убивайся шибко: жизнь когда-нибудь обязательно поправится.
Обязательно-обязательно!
- Гх, с чего ты взяла?
- Так дети-то рождаются! В прошлом году у нас было два первых класса, а
в нынешнем - уже три. Жизнь свое наверстает. Увидишь!
- Эх, ты, комсомолочка моя, оптимисточка, - угрюмо засмеялся супруг,
прикуривая.
Лариса Федоровна, разглаживая ладонями жесткие, в разлохматку торчащие
волосы супруга, вкрадчиво уговаривала его:
- Займи, Миша сторожевское место, пока свободное. Все какие-то
деньжишки пойдут в семью.
С неделю напоминала ему. Он рассердился, накричал на нее. Она
расплакалась.
- Овощей, ягод навалом, сенов наготовили с лихвой, коровенка имеется, -
ничего, мать, не пропадем, выкарабкаемся, - сильно прижал он ее, щупловатую
и низенькую, к своей широкой груди. - А унижаться не буду, так и знай.
- Правильно, не унижайся, - сжатая в его объятиях, но не высвобождаясь,
сквозь слезы согласилась она и поругала себя: - Как же я сразу, дура
набитая, не догадалась: унизительно тебе идти на место Растебашки!
До самой весны жил Михаил Ильич молчаливо, придавленно.


* * *


Одним мартовским утром вышел Небораков во двор, случайно глянул на
запруду и увидел на ее белой, синевато блестевшей под солнцем середке
высокую, бокастую груду мусора. А на большак, кашляюще-хрипло тарахтя и
чихая из трубы чадным дымом, выдирался со льда мятый, перелатанный
"Беларусь" с пустой кособокой телегой. Встрепенулось в Михаиле Ильиче. В
голове забродило и закружилось. Его даже качнуло.
- Ах вы ж, гадье! Раньше темнотой прикрывались, вроде как совестились,
а нынче и при свете пакостить взялись! Ну, держитесь у меня!
Резво перемахнул, как молодой, через высокое прясло своего огорода,
забыв про калитку. Разметывая валенками глубокий хрусткий снег, подбежал к
куче. Пятнисто-черной жирной тушей развалилась она на подтаявшем узорчатом
льду. Торчали из нее клоки мазутной ветоши, ржавые, промасленные железяки,
водочные бутылки и консервные банки. Понял Михаил Ильич, откуда мусор, - из
гаража, с машинно-тракторного двора. Техника бывшего совхоза почитай что вся
переломана, водители и слесаря маются который год, тишком сбывают запчасти и
горючее, пьянствуют. Однако гаража и мастерских не бросают люди - надеются,
что оживет совхоз, и все они пригодятся.