"Александр Попов. Родовая земля (Роман, отрывок)" - читать интересную книгу автора

сильный, могет нечаянно и повредить тебе чего. Лучше - убежим на прииска.
- Нечего шалындаться по приискам, по всяким там клоповникам. Надо тута
укореняться. Так-то! - Задумчиво посмотрел на просвет Ангары, в излом
таежной дали: - Добрая тута земля. Ежели кто-то крепко встал на ней на ноги,
то отчего я не могу? - Помолчал и, не ожидая ответа, сказал: - Могу. Поняла?
Сватов и Григория продержали у высоких почерневших ворот, не приглашая
в избу; потом все же впустили, и Евстафий Егорович, складывая на стол
крупные жилистые руки, сказал, прерывая рыжебородого, оживленного друга
Григория рослого Холина Гаврилу:
- Вот что, сваточки дорогие, лишнего не будем балакать. Женишка мы
знаем. Тепере увидали, не робкого он десятка. Однако, за голытьбу Любку
отдавать не будем, - вот вам наш бесповоротный сказ.
- Дайте год, Евстафий Егорович, - побелел скуловатыми щеками Григорий.
- Будет у меня изба и земля, и деньжат скоплю.
Евстафий Егорович пристально посмотрел на бледного, но не спрятавшего
свои глаза Григория, коротко и сурово - на обеспокоенную пунцовую Любовь:
- Ладом. Год, и не боле: девка уже перезреват. А ежли проведаю, что вы
где-то вместе якшаетесь, - мотри, несдобровать обоим.
Поклонился Григорий в пояс и, не взглянув на Любовь, молча вышел,
стараясь не прихрамывать.
Он давно подметил на правобережье бурятские сенокосные угодья, которые
позволяли их рачительному хозяину тысячи голов откормленного, нагулянного
скота перегонять на Ленские золотые прииски, получая крупные барыши. Эти
угодья назывались утугами: луга огораживались, чтобы избежать потрав, и
изобильно удобрялись навозом, который особым образом втирался в землю, а
также орошались. И трава урождалась богатая, до чрезвычайности густая,
преимущественно - сочный, мягкий пырей. С одной десятины хозяин мог взять
более трехсот пудов сена. Григорий одолжил денег, арендовал возле селения
булагатских бурят несколько слабо унавоженных, но огороженных утугов,
большой хотон - стайку-загон из тонких бревен, взял у бурят и русских на
откорм стадо коров и бычков, на оставшиеся деньги купил коня, телегу,
которую обустроил под жилище. Днем и ночью унавоживал утуги, выпасал скот на
пойменных лугах; в июле скосил траву, - на всю зиму хватило превосходного
сена. Скот нагулял бока, потучнел. Одна старая бурятка помогала Григорию
перегонять молоко; сыр, масло и творог он продавал в Иркутске. Спал то в
кибитке, то рядом со скотом в хотоне. Весной вывез на утуги около четырехсот
подвод навоза. Летом общество выделило Григорию землю под избу, он нанял
двоих мужиков, а сам управлялся со скотом вдалеке от Погожего. В октябре с
товарищами угнал стадо на прииск, выручил столько денег, что смог сполна
рассчитаться с кредитором, достроить дом, купить семь десятин пашни. В новых
яловых сапогах, плисовых шароварах, белой атласной косоворотке и мерлушковой
душегрейке явился со сватами к Одинцовым.
В этот раз возле ворот не держали, сразу впустили в избу.
Обвенчались, через год Любовь разрешилась сыном, потом дочерью, а через
десять лет детей уже было восьмеро. Однако двое умерли еще во младенчестве,
один утонул в Ангаре, подросток Кузьма сорвался с крутояра, чах и все же
умер. Выросли, встали на ноги четверо - старший Михаил, средний Иван,
младший Федор с погодкой сестрой Феодорой. Пока подрастали сыновья и
оправлялась после тяжелых родов некрепкая здоровьем Любовь, Григорию
приходилось тяжело. Лодку тестя опрокинуло волной на Байкале, старик страшно