"Александр Попов. Родовая земля (Роман, отрывок)" - читать интересную книгу автора

строительным материалом.
Холодным туманным утром начала октября тронулись в путь к байкальской
переправе. Василий уже не мог идти, и его приютил на своей подводе старый
кузнец, шепнувший Григорию:
- Плох твой батька. Чую, на Байкале схороним.
Но не отъехали от Усолья и тридцати пяти верст, как Василий, все
крепившийся, стал помирать: его мутные красные глаза подзакатились, а
почерневшим перекошенным ртом он пытался что-то сказать сыну. Из-за серых,
порубленных ветром туч выглянуло жданное, но уже не греющее солнце, густо и
широко осветило ангарскую пойменную долину, хмурые сопки правого берега
Ангары. Василий попросил, чтобы сын приподнял его голову. Кузнец остановил
повозку, тихо, душевно сказал:
- Благодать, братцы. Божья благодать, и только.
Василий угасающими глазами смотрел на Ангару и серебристо освещенную
лесистую равнину; потом надрывно, страшно кашлял, теряя сознание, но все же
успел сказать сыну:
- Тут и опочию... добрая земля.
И больше не очнулся, тихонько дышал.
Кузнец подбросил Охотниковых в ближайшее от Московского тракта село -
Погожее, большое, окруженное березовой рощей с запада, плотным сосновым
бором с севера, застроенное добротными бревенчатыми, нередко крашеными
пятистенками с высокими заплотами и воротами, с амбарами и овинами. Село в
полуверсте остановилось перед многосаженным каменисто-супесным обрывом,
углом переходившим в широкий галечный берег, и небольшими окнами изб строго
смотрело с холма на Ангару, неспешно катившую тугие воды к далекому Енисею.
За огородами и поскотинами тянулись холмистые пашни, перемежаемые лесками,
балками, узкими безымянными ручьями. На правом берегу простиралась гористая
тайга. На юго-восточной окраине возвышалась приземистая бревенчатая церковь;
на просторной утоптанной площади, примыкавшей к тракту, стояли лавки, навесы
базара, кабак и домок управы. Григорий сразу смекнул, что в таком селе люди
живут крепко, и его сердце стало томительно чего-то ждать.
Кузнец помог занести стонавшего Василия на сеновал, неохотно
предоставленный хозяевами.
Ночью Василий Никодимыч преставился.
Оставшийся совершенно без средств Григорий прошел с шапкой по селу;
потом маленький рыжий священник отпел отца в протопленной, наполненной
домашним запахом душицы и ладана церкви. Схоронили Василия Никодимыча на
приютившемся в сосновом бору погосте, на котором Григорию не встретилось ни
одного покосившегося креста, ни одной провалившейся, безродной могилки - все
было чинным, ухоженным и, казалось, вечным. Вечером Григорий, стараясь не
прихрамывать, подошел к самой богатой избе, постучался в высокие ворота, за
толстыми тесовыми досками которых рвались с цепи собаки. Унимая или
обманывая подступившую к сердцу тоску, шептал твердыми губами:
- Хорошая земля. Добрая.
Началась у Григория новая жизнь.
Погожее - то есть расположенное в хорошем, удобном месте - было
старожильческим притрактовым и, одновременно, прибрежным селом, основанным
еще после первой волны переселенцев в 17-ом веке. Земля, которой
пользовались погожцы, была захватной - облюбованной и занятой тем, кто, быть
может, первый ее увидел, на нее ступил, заявил миру о своих правах на нее. И