"Александр Попов. Родовая земля (Роман, отрывок)" - читать интересную книгу автора

право первоначального завладения пахотной землей соблюдалось погожцами
неукоснительно, уважалось, хотя никаких бумаг, актов, крепостей ни
первохозяин, ни его потомки не имели. Из земли переделу подлежали
единственно сенокосные дачи, отведенные государственной властью в
пользование сельской общине. Однако между крестьянами при дележе случались
стычки: крупного рогатого скота и лошадей все имели много, поэтому хотелось
получить не только большую площадь покоса, но и получше, погуще траву на
нем. Повздорившие всегда приходили - под неусыпным доглядом мира - к
полюбовному согласию, потому что и сенокосных земель было в округе тоже
много. Волостная власть, писарь или сам голова или же тем более губернские
чиновники были всегда довольны погожцами, потому что те в срок исполняли
главное - повинности, а также уплачивали все причитающиеся сборы. Кто же не
мог расплатиться - всем миром тому помогали; нерадивого, гулевого могли
высечь на базарной площади, приговаривая:
- Ивану - иваново, царю - царево!
На взгорке, невдалеке от Московского тракта, стояла деревянная церковь
Сретенья Господнего с обитыми медью маковками и кованым воронено-блестящим
крестом, видным в ясную погоду даже с ближайшего иркутского семихолмия.
Сохранилось предание, что этот тяжелый крест принес на себе из северной
российской волости первый поселенец Игнат Сухачев, искупая какой-то тяжкий
грех. Говорили, что в новой земле ему хотелось начать чистую, праведную
жизнь. Он же с другими переселенцами поставил и церковь. Погожцы слыли за
людей набожных, и церковь никогда не пустовала, а в праздники собиралось
столько народу, что не всех она могла вместить. На тех, кто подолгу не
захаживал в церковь, посматривали косо, а то при случае могли и что-нибудь
неприятное сказать ему в глаза.
Григорий Охотников не год и не два слыл в Погожем чужаком, "пришлым".
Работал у богатого хозяина по строкам, то есть был нанят на срочную работу,
сезонную, однако этот срок растянулся около двух с половиной лет. Получал по
три рубля в месяц, к тому же харчевался у хозяина, а зимой носил с его плеча
старую шубу, валенки и шапку. Пахал, сеял, собирал урожай, бил шишку,
охотился, валил лес, рыбачил. Хозяин был доволен Григорием, не хотел
отпускать его, но парень неотступно держал задумку: зажить в полюбившемся
ему Погожем отдельным и непременно крепким двором, обзавестись семьей.
Хозяин намекал ему, что готов отдать за него свою единственную дочь, но
дебелая, молчаливая девушка пришлась не по сердцу Григорию. Ему хотелось
жениться по любви, по взаимной склонности, чтобы пребывать счастливым до
скончания своих лет.
Он полюбил дочь зажиточного вдовца Евстафия Егоровича Одинцова, но
сватов не насмеливался засылать - страшился, что ему, бездворному, с
насмешкой, а то и зло откажут. Любовь Одинцова была красивой, плотно
сложенной девушкой с веснушчатым белым лицом, но узковатыми азиатскими
глазами. Она ответила взаимностью Григорию, и они тайком встречались в
березняке.
- Отец прознал, Гришенька, о наших вечерках. Погрозился вторую ногу
тебе покалечить.
Григорий не взглянул на девушку, сказал в сторону, сжимая за спиной
ладони:
- Завтре поджидай сватов. Так-то!
- Гришенька! - испугалась Любовь. - Батюшка жутко зол. Он такой