"Александр Поповский. На грани жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

которое в равной мере вооружает сильного и слабого. Филатов владел этим
средством искусно. "Метод тут ни при чем, - сказал он себе, - никто не
защищен от заразы".
Он поспешил удалить нагноившиеся швы, изолировал стебель от раны и
результатом остался доволен.
- До чего живучий, - восхищался своим творением ученый, - лента давно
бы сдала.
На двадцатые сутки после рождения новой методики хирург произвел вторую
часть операции. Он срезал у больного слизистую оболочку с губы и подшил ее к
нижней оконечности стебля. Так была заготовлена подкладка для будущего века.
Стебель - юное детище Филатова, предмет его любви и забот - с каждым
днем развивался и креп. В нем нарастали кровеносные сосуды: вены, артерии и
капиллярная сеть. Обильному притоку питания соответствовал не менее
интенсивный отток крови в сосудах. Когда скальпель надрезал стебель, кровь
пульсировала из раны, как если бы перерезали крупный сосуд. Даже
чувствительность постепенно восстанавливалась в нем.
Шли дни. Больной носил на себе материал для века, питал его собственной
кровью. Замкнув внутри себя незащищенную для инфекции сторону, стебель
созревал для грядущих задач.
- Материал, как видите, - обратился к ассистентам ученый, - несравненно
лучше обычного лоскута. Как вы полагаете, чему мы обязаны нашими успехами?
- Хорошо, что пересаживаемая ткань, а также ткани лица, - заметил один
из ассистентов, - будут однородной окраски.
- Это уже следствие, - ответил хирург, - причина кроется глубже. мы
улучшили существование лоскута, предоставив ему питаться и крепнуть. Новые
условия вызвали в нем рост кровеносных сосудов, решительно умножили их.
Отсюда устойчивость и яркая окраска его. Мы можем отныне таким путем
заготавливать ткани для любой части тела.
На пятые сутки после второй операции была сделана третья. Все в ней
было обычно, как и в последующей - последней. Хирург удалил опухшее веко,
отрезал от ключицы нижний конец стебля и уложил его на свежую рану.
Трубчатый тяж напоминал теперь змейку, растянувшуюся от уха до глаза
больного.
Три недели спустя, когда веко прижилось, хирург обратился к больному:
- У меня, Иван Васильевич, стебелек не при деле. Хотите, я пристрою его
на прежнее место, на шею уложу?
- Нет, спасибо, - последовал короткий ответ, - не надо, обойдется.
- Жаль такого красавца бросать, - с сожалением вздохнул хирург. - В
самом деле хорош... Поглядите... Розовый, пухлый, пока мы возились, волосы
на нем отросли... Не хотите? Что поделаешь, придется его заспиртовать.
Новый метод обосновался в клинике. К кожному лоскуту никто больше не
прибегал. Хирурги поспешили использовать счастливую находку Филатова. Одни
совершенствовали процесс пересадки, другие расширяли круг применения нового
изобретения. Вместо хилого и бескровного лоскута в руках хирургов была
полнокровная, устойчивая ткань, добротный материал для пересадки. Как не
экспериментировать, как не дерзать?
И еще одно новшество ввел в хирургию Филатов.
В тех случаях, когда язва или сильные ожоги разрушали обширные участки
на теле, а нужных тканей поблизости нет, хирурги обычно выкраивали ленту на
животе и постепенно подводили ее к месту пересадки. Делалось это так: один