"Александр Поповский. На грани жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

конец лоскута отрезали, переносили его в направлении места, где
предполагалась пересадка, и вшивали в кожу. Через несколько дней отсекали
другой его конец и пришивали еще ближе к месту предстоящей операции. Так,
двигаясь то одним то другим своим концом, неизменно приживаясь и питаясь на
теле, материал достигал намеченной цели.
Блуждающий лоскут был вечным источником тревог и опасений врача. Никто
не мог поручиться, что ткань пройдет через все испытания: не зачахнет на
одном из этапов пути, а, достигнув назначения, сохранит свои пластические
свойства. Стебель служил гарантией тому, что труд хирурга не будет
напрасным, время - отныне союзник его. Чем больше продлится движение
трубчатого тяжа, тем более устойчивым станет материал и вернее будет успех
операции.
Филатов задумал изменить самую технику следования стебля. "Ткань должна
передвигаться, - сказал он себе, - более коротким путем. Нет нужды, к
примеру, с живота или груди двигать стебель по телу до ключицы и выше - к
лицу. Стебель может с груди шагать на плечо или предплечье, чтобы следующим
этапом достичь намеченной цели. Достаточно для этого поднятую руку
прибинтовать к голове и свободный конец отрезанного от туловища стебля
наложить на рану лица...
В тех случаях, когда обширные поражения на теле требуют для пластики
большого количества тканей, ученый надумал заготавливать стебли впрок,
прежде чем использование их и самая пересадка станут возможными, и двигать
эти лоскуты сплошной линией или один за другим, дабы в нужный момент
доставить этот материал на место.
Некоторое время после того, как Филатов разработал методику тканевого
стебля и широко ее применил, английский хирург Гилис повторил опыты русского
ученого со стеблем. Семнадцать лет он упорно отрицал приоритет Филатова,
пока неопровержимые свидетельства не вынудили англичанина признать приоритет
русского хирурга.


Счастливое начало

Бывает, в творческих исканиях ученого встанет словно преграда, предел,
за которым следует крутой поворот. Спокойные творческие будни, в меру
трудные и радостные, сменяются безудержным волнением, взлеты фантазии -
нарастающим кипением чувств. Неведомо куда девается вдруг трепет перед
канонами, блекнет непогрешимость великих мертвецов. Над цитаделью традиций
утверждаются сомнения и дерзость.
Все как будто покорно течению времени: и буря, и гром, и устремления
мятежной души. Похоже было на то, что годы утихомирили неспокойную натуру
Филатова, труд и ученость охладили взволнованное сердце; он спокойно творил
свое дело, уверенно шел от успеха к успеху. Так действительно и обстояло,
пока не подоспел поворот.
Удача со стеблем пробудила в ученом дотоле дремавшие чувства. Снова,
как в пору ранней молодости, когда его волновала охота, рыбная ловля,
юношеская забава, он почувствовал себя во власти влечения, крепко втянутым в
большую игру. Филатов знал силу своих увлечений, свою неуемную страсть.
Возбужденный ею, накаленный, азартный, он ни перед чем не отступал. Ничто,
казалось, тогда не могло помешать ему добиться намеченной цели.