"Дадли Поуп. Лейтенант Рэймидж " - читать интересную книгу автора

Формула не приходила ему на ум, и он остановился на предположении, что если
"Баррас" не изменит курс, корабли встретятся в точке, отстоящей от него
примерно на милю. Фрегат делает чуть более трех узлов. Три мили за
шестьдесят минут... Встреча произойдет через двадцать минут: к тому времени
почти совсем стемнеет.
Снова вдоль борта "Барраса" замелькали красные всполохи, снова
раздались громовые раскаты. С тех пор, как исчезла необходимость опасаться
сопротивления, французы стреляли из орудий поочередно, скорее всего, каждую
пушку тщательно наводил офицер. Однако ни одно из ядер не попало в корпус
судна: треск раздираемых парусов свидетельствовал, что французы целят в
рангоут.

Что бы он предпринял, если бы был капитаном "Барраса"? Добился бы, что
"Сибилла" лишилась хода (почему они сейчас и бьют по рангоуту), потом за
пять минут до наступления темноты подошел бы к фрегату, взял его на абордаж
и с триумфом повел на буксире в Тулон.

Именно это капитан "Барраса" и собирается сделать, он все рассчитал, и
знает, что последние несколько сот ярдов до пересечения курсов оба корабля
будут так близко, что у него появится возможность предложить им сдаться. Он
понимает, что они не в состоянии отразить абордаж.
Рэймидж подумал, что его собственному положению не позавидуешь: он
командует судном, которое, как корабль-призрак, плывет без рулевого, а если
точнее, то и вовсе без руля. Но это не имеет значения, так как не пройдет и
полчаса, как ему предстоит капитулировать. Возможности к сопротивлению
исчерпаны, и учитывая, что на корабле полно раненых, выбора у него нет. "А
тебе, лейтенант Николас Рэймидж, - с горечью сказал он себе, - как сыну
опозоренного десятого графа Блейзи, адмирала Белого флага, не стоит ожидать
милосердия Адмиралтейства, если ты сдашь врагу королевский корабль, каковы
бы ни были причины твоего поступка".
Грехи отца, точнее сказать, приписываемые ему грехи, падут и на его
сына и всех потомков его до седьмого колена. Так гласит Библия.

Вот только глядя на палубу "Сибиллы" трудно было уверовать в Бога.
Расчлененное тело с ногами, облаченными в пропитавшиеся кровью шелковые
чулки и обутыми в туфли с элегантными серебряными пряжками, принадлежало
бывшему капитану фрегата, а рядом с ним лежало то, что осталось от первого
лейтенанта. Дни его подхалимства окончились, и какая-то ирония была в том,
что человек, с лица которого не сходила обворожительная улыбка, лишился
головы. Настоящая бойня: вот матрос, обнаженный до пояса, с волосами,
собранными в косицу, с лентой на лбу, чтобы пот не заливал глаза, лежит,
обхватив, как в любовном объятии, ствол сброшенной со станка карронады;
живот его распорот. Рядом с ним другой, который кажется совсем целым, если
не считать оторванной по плечо руки...
- Какие будут приказания, сэр?
Это боцман. Приказания... Пока он предавался раздумьям, все эти люди,
оставшиеся в живых, ждали, пребывая в уверенности, что он сотворит чудо и
спасет их, избавит от перспективы гнить заживо во французской тюрьме. Черт
побери, выругался он, чувствуя, как его пробирает дрожь. Рэймидж напряженно
пытался собраться с мыслями, и в этот момент заметил, как качнулась