"Ирина Поволоцкая. Сочельник (Скрипичный квартет)" - читать интересную книгу автора

прильнет к нему всем своим кошачьим сердцем.
Но кота не звали, и он сидел за дверью упрямым изваянием или один бродил по
темной квартире, прислушиваясь к звукам засыпающей улицы. Кот первым
узнавал, когда приезжала хозяйка: задрав хвост, он бежал встречать.
- Ты ждешь меня, - радовалась она, не подозревая о возможном коварстве, и не
сняв пальто, сопровождаемая котом, шла в кухню.
Она угощала кота рыбою, а сама, застыв перед холодильником, долго глядела в
него, улыбаясь. Наконец, прогремев кастрюлями на всю квартиру, она
вытаскивала из холодильника свои любимые холодные котлеты, наливала в стакан
соку со льдом, брала пепельницу, с удовольствием закуривала и, пододвинув к
себе телефон и не вынимая сигарету изо рта, звонила подруге, у которой
только что была.
Однажды под вечер он возвращался домой, усталый, замотанный чушью, и когда
перешел канаву, вырытую в апреле, но так и не засыпанную, и уже повернул к
своему подъезду, его окликнули. Ему закричали "кар" знакомым дребезжащим
голосом: "Кар! Кар!"
И он понял сразу же и крикнул:
- Роберт!
- Кар! - обрадовался Роберт. Он сидел на ветке дымящегося почками тополя, но
он был не один. С ним была его подруга, и она тоже сказала застенчиво:
- Кар!
- Кар! - повторил человек. - Кар! Кар! - Получилось похоже.
- Кар! - опять позвали с ветки.
- Роберт, дорогой! - крикнул он. - Кар!
И легко взлетел на ветку и опустился рядом.
...Красные лучи низкого солнца пронизывали город. Теплый воздух поднимался
туманом, и сладкое дыхание остывающей земли кружило голову. Начиналась ночь,
тополиная, нежная; ночь, в которую распускаются листья тополя.
Эту историю многие рассказывают на свой лад, но я слышу насмешливое
контральто, с женскими гортанными руладами, с побрякушечками, которые всегда
позвякивали на ее античной шее, и в ушах, и, конечно, на запястьях, потому
что, рассказывая, она всегда то опускала, то воздымала руки.

II.

Мой отец сразу узнал ее, у ней была особенная походка - не скрыться, и
когда она прошла мимо в темной вуали, чтоб не узнал никто, отец узнал по
шагам, узнал бесповоротно, испугался, понял - мой дядя, его старший брат
Шалва, не знает, что она сюда ходит. Отец еще зачем-то оглянулся посмотреть,
как она исчезает в полумраке гостиничного коридора, и вуаль таинственно,
слишком таинственно трепещет под шляпой. О, тогда умели носить тряпки! Но
шагала она быстро, резко, как сейчас ходят девчонки, был уже восемнадцатый
год нового века, и она сама была чуть старше.
- Эта дама часто бывает здесь? - спросил отец у швейцара.
Тот кивнул и сказал, к кому она ходит. Отец был знаком с ним: армянин из
Баку, богатый удивительно, такой несостоявшийся русский Рокфеллер, пальцы
короткие, но элегантен как бог. И она к нему ходила, а мой дядя Шалва ничего
не знал об этом.
Мой дядя был князь. Не такой князь, про которых говорят "князь", и люди
улыбаются, мол, у них там все князья; он был настоящий светлейший князь.