"Васко Пратолини. Постоянство разума " - читать интересную книгу авторанастоящей дамой. О господи, конечно же, ничего такого не было в моем наряде.
Просто мне было двадцать три года, понимаешь? Двадцатитрехлетняя мама гуляла со своим ребенком. Она вздыхает печально и вместе с тем удовлетворенно: за ее нынешней тоской и пустотой - прожитая жизнь, заполненная людьми, о которых она никогда мне не расскажет, как бы я ее ни просил. - Как ни странно, но я не теряла надежды, и это меня поддерживало. Забывала я и о синьоре Каппуджи, и о баре, где работала, и о белье, которое нужно гладить, едва придешь домой. Только ты все донимал меня вопросами: где да где синьора Эльвира? И я немножко ревновала тебя к ней, теперь могу в этом признаться. По воскресным дням она уходила по своим делам - бывала на кладбище, обедала у бывшей невесты сына (которая так и не вышла замуж) или навещала сестру - старуху - еще более древнюю, старую и скрюченную, чем она сама, да возилась там у нее с целым выводком внуков; уж не знаю, где она бывала после двух или трех, должно быть, объедалась пирожными в какой-нибудь кондитерской. Вернувшись, она обычно кричала из окна: "Вот я и дома! Я нужна вам?... Привет, Брунино!" - и ты сразу начинал волноваться и капризничать, приходилось звать ее к нам, иначе ты не засыпал. Так кончался наш праздничный День, и наступала новая страстная неделя. Эти давно минувшие однообразные дни со временем превратились в моем сознании в один сплошной бесконечный день. 4 Небо в окне всегда серо-голубое деревья всегда зеленые, краснеют тростник, и шумит в камышах ветер. Я рос податливым, послушным. "Если его не дергать, - говорила она, - золото, а не ребенок". Альбом и карандаши, разноцветные кубики (из которых, если сложить их, получается то лужайка, полная диковинных зверей, то замок с башенками, то изображение Минни и Тополино), кран, который может поднять три шарика, магнит да ячменный сахар - все это могло меня занимать долгие часы. Синьора Каппуджи прибиралась в доме, ставила кастрюлю на огонь, и мы шли гулять. Обычно по утрам мы ходили на площадь Далмации, там был садик с фонтаном. - ...Всего двести метров от дома, и мы совсем в другом районе. Если попросишь как полагается, дам тебе леденец. На конечной остановке собирались трамваи, вагоновожатый переводил дугу, сверкали искры; в конце улицы за шлагбаумом мелькали поезда. ("Этот наверняка идет в Болонью, а этот, длинный, конечно, в Венецию и в Милан".) - Вон товарный, синьора Эльвира! Там в вагонах быки. Она незаметно совала в рот кусочек ячменного сахару и отвечала: - Это их последний путь: теперь их выгрузят и от-. ведут на бойню. Да вон она виднеется! - Прислушиваясь к заводским гудкам, она замечала: - Так, так, так! Понятно! Нынче первым начал "Гали", должно быть, сегодня на "Манетти и Роберте" спешка, а у "Муцци" словно и забыли про гудок... Гляди, все, кто не обедает в столовке, уже на улице, Ну, пошли. Мы шли к лавкам, пробираясь сквозь толпы рабочих в комбинезонах и кепках. Не сходя с велосипедов и жестикулируя, они переговаривались друг с другом. Часто мы встречали Миллоски: |
|
|