"Васко Пратолини. Постоянство разума " - читать интересную книгу авторацелая куча дождевых червей, они свиваются в клубок, гладкие, безголовые.
- Да, это я, я, - говорит синьора Эльвира. - Вам бы гранатой глушить! Бруно, стой, не смей трогать! Она нагибается, чтобы заглянуть в корзинку, но пират замахивается на нее своей огромной ручищей, как на девочку из сказки. - О господи, сколько на свете дорог, так ее сюда принесло! - О господи, сколько на свете способов время убить, кому делать нечего, так вы рыбу ловите! Разве не знаете - это запрещено. Вода в Терцолле загрязнена, вся рыба отравлена! Давай, Бруно, живей... Идем за полицейским! Она сует мне свою искореженную руку, и, поддерживая друг друга, мы скатываемся с берега на луг. - Видал, как я его напугала? - говорит она мне теперь. - Знаешь, кто это? Он раньше на бойне работал. Глаз ему бык рогом выбил. Теперь ему с быками не справиться... Видишь, женщина кормит малыша... А ведь вытащить рыбу из воды - все равно что оторвать от груди новорожденного... Женщина сидит у самой воды под цветным зонтиком, она без чулок, у нее золотые кудри; пристроив ребенка к открытой груди, она здоровается с нами, но мы ей не отвечаем. - Она жена слепого и сама бродяжничает. Знаешь сказку про дочь лавочника? Жила-была красавица с золотыми волосами... Гляди - не наглядишься... А ради зеркала и розы... Чего ты насупился? Какой же ты мальчик, если тебе такие истории не нравятся? Моего Родольфо в твои годы хлебом не корми - только дай послушать. Думал, большего счастья нет, чем иметь такую мать. Ну, ну, пошевеливайся! Помни, упадешь - не реви и сам подымайся. Я нагибаться не могу, понял? луг. Порой останавливаюсь, чтоб подкараулить ящерицу, но на нее никак не наступишь. она исчезает, как тень. Складываю несколько прутиков - вот и преграда на пути у муравьев; а еще можно построить настоящую крепость из камней; из консервных банок получаются отличные башни, которые обрушиваются после пятого или шестого этажа. Порой наблюдаю, как сливается с небом дым фабричных труб, только никак не могу уловить, когда это происходит. Высоко-высоко, выше самой горы Морелло, летят самолеты-истребители "харрикейны", трехмоторные машины, различать их научил меня дядя Милло. Пониже ласточки летают стаями, я угадываю, в какую сторону они свернут. Потом собираю маргаритки, травы, мак, с трудом наберу букетик и несу его старухе, которая с важным видом восседает на каком-то заржавленном листе жести. - Держите, синьора Эльвира! - Молодец, что вспомнил обо мне. - А сюрприз? - спрашиваю у нее. - Какой сюрприз? - Вы же обещали... - Что? Отвести тебя к воротам виллы "Кареджи", чтоб взглянуть на мертвых львов и живых собак? Я бросаю цветы на землю, топчу их, в ярости замахиваюсь на нее. - Ну прямо как отец. Ну прямо фашист! Это слово часто можно было слышать и у крепости, и в скверах. Фразы "Ну и дерьмо! Ну и фашист!" или "Эй, фашист, эй, красавчик!" звучали как ругань или насмешка. Связывая это слово с именем моего отца, "который далеко и |
|
|