"Владимир Сергеевич Прибытков. Тверской гость " - читать интересную книгу автора

деревянные церкви, церквушки и часовни.
Базар, правда, был богатый. Здесь, в рядах, в крытых лавчонках,
жавшихся к новым крепостным стенам, можно было найти все: и невиданной
глубины пушистые ковры Турции; и причудливо-пестрые ткани Персии; и
знаменитое стекло Венеции - то прозрачное, как вода, то белое, как молоко,
то цветное - синее, красноватое, зеленое, золоченое и филигранное, покрытое
эмалевыми цветами, травами и длиннохвостыми птицами; и генуэзское оружие - с
узорами насечкой, такое левкое и красивое, что забывалось о его
смертоносности; и драгоценные каменья, показываемые в полумраке задних камор
лавок; и армянские сосуды тонкой чеканки; и ароматные вина, объехавшие
полсвета в бочонках и амфорах.
Все это пестрело, сверкало, било в глаза и стоило так дорого, что у
жадного Микешина мутнел взор.
И даже какая-нибудь рогожка, небрежно содранная с тючка генуэзца и
брошенная на заплеванную землю, здесь волновала, как случайная частица
неведомого края, манящего загадочной, непонятной жизнью.
Но еще интересней, чем амфоры, чем наборные, с золотыми украшениями
сбруи, чем агатовые и опаловые стекла с наваренными человеческими рожами и
звериными мордами, чем сверкающие клинки и лезвия кинжалов с фигурными
рукоятками, были здесь, на базаре, люди.
Тут засаленный халат татарина-лошадника равнодушно задевал, грязной
полой за пурпурный плащ венецианца, рыжий колпак новгородца нырял в кучке
персидских чалм, баранья шуба спорила до хрипоты с бархатным беретом,
крашеная восточная борода таинственно шепталась с черным монашеским
клобуком.
О чем шептались они? Поди-ка, услышь среди визга разгоряченных
барышниками коней, ора лотошников, воплей зазывал, божбы и ругани, стука,
звяка, бряка, громыхания и толчеи разноязыкого человеческого моря!
По базару волнами катились слухи. Тут знали и про вкусы младшей жены
казанского хана, и про погоду в Ширазе, и про пиратский набег генуэзцев на
Босфор, и про строительные замыслы московского князя, и про последний крик
на новгородском вече. Все это взвешивалось, учитывалось и то поднимало, то
сбивало цены, то разрушало, то устраивало новые сделки, а иной раз хоронило
старые и создавало новые благополучия.
Афанасий Никитин чувствовал себя в этой сумятице как путник, долго
пробиравшийся буреломом и, наконец, вышедший на край леса, откуда
открывается ему широкий простор.
Однако в торг он не вступал и приносил с базара только наблюдения и
открытия. Харитоньев собрался покупать коня. Они пошли вместе. Конские торги
велись в самом конце базара, недалеко от Волги, на огромном ровном лугу.
Никитин покупал бывало лошадей, но всех тонкостей этого дела не знал,
пользовался обычно чьим-нибудь советом. Харитоньев, напротив, слыл знатоком.
Афанасий с любопытством слушал его объяснения. Цепкая память его сразу
схватывала, как определить, молод ли конь, не опоен ли, не слеп ли, доброго
ли он нрава...
- Ты не гляди, что лошадь так и ходит, кренделя ногами выделывает, -
самодовольно поучал Харитоньев. - Это, брат, ее напоить чем-нибудь могли.
Не-ет! Коня покупать - пуд соли съесть надо. Во все вникай... Вот смотри,
как я делать буду.
Самодовольный голос Харитоньева немного злил, но Никитин терпел: "Пусть