"Владимир Сергеевич Прибытков. Тверской гость " - читать интересную книгу автора

[Image007]


Афанасий Никитин, удерживая равновесие, стоял во весь рост, щурил
светлые глаза, широко улыбался солнечным бликам на Волге, высокому небу,
наплывающим борам, острому запаху смолы, идущему от бортов ладьи. Хотелось
петь. Он оглянулся на ближнего мастерового, взмахнул рукой и бросил по ветру
навстречу шуму близкого переката и всплескам сияющих струй:
Вылетал сокол над Волгой-рекой,
Над Волгой-рекой, кипучей водой!
Громом громыхнуло подхваченное:
По поднебесью плыл, по синему плыл,
Над лебедушкой над молодой кружил!
Лицо Никитина покраснело от усилия, на шее напряглись тугие жилы, в
глазах заблестело озорство, он снова бросил:
Берегись, берегись, лебедушка!
И снова загремело:
Хоронись, хоронись, молодушка!
Летели брызги, подсвистывал ветер, рябили волны, и веселая песня
взлетала и ныряла, как ладья на бегу.
Никитин пел, широко открывая рот, смеясь каждым мускулом лица, каждым
движением рук, каждым покачиванием сильного тела. Он пел и смеялся, давая
выход радости от хорошего утра, от легкого хода ладьи, от удачного сговора с
богатеем Кашиным, от робких улыбок и пугливых взглядов кашинской дочери
Олены, от возникшей у него снова веры в жизнь и удачу.
Давно не видели его таким веселым. Почитай, с самой весны, как вернулся
откуда-то после двухлетней отлучки, ходил хмурым. Говорили разное, - добрые
люди на враки горазды, - но правды никто не знал. Одно ясно было: купец
обеднел. Об этом тоже немало судачили и злословили - никитинский род в
посадской Твери считался не из последних.
А правда была горька и тяжка для Никитина, тяжелее, чем думали иные его
недруги.
...Два года тому назад, едва сошел лед, Афанасий Никитин тронулся тремя
ладьями на север. Многого ждал от этой поездки тверской гость, которому уже
шел тридцать третий год. До сей поры вел он торги только с отцом, а покойный
Петр Никитин с годами стал осторожен, в дальние края уже не хаживал и под
угрозой лишения наследства и проклятия крепко держал в руках беспокойного,
жадного до новизны сына.
- Помру, все тебе оставлю, тогда делай, как хоть! - твердо говорил
старик. - А пока никуда не пущу. Стар я стал, чтоб сызнова добро наживать.
Сын молчал. Правда была на стороне отца. Знал Афанасий, каково
приходится в дальней дороге. Хоть и сулит она большой барыш и поражает
никогда не виданными красотами и чудесами, да зато грозит и разореньем, если
не гибелью. Афанасий сам три раза ходил с отцом в чужие земли: раз в
неметчину, раз в Сарай да раз за море, в славный Царьград. И все три раза
бывал в опасности, дрался с лихими людьми, спасая товар и живот.
Но никакие угрозы не могли вытравить из его сердца смутной тяги к
чему-то неизведанному. Не сиделось ему в родной Твери, где пришлось еще
мальчиком, на одну из пасх, получить крепкую затрещину от боярина, под